Александр Максик - Недостойный
Я засмеялся.
— Нет, этого я не говорил. При всей своей уверенности в том, что я хороший учитель, я не в том положении, чтобы высказывать свое мнение по поводу существования Бога.
— А вы верите в существование Бога? — Она устремила на меня суровый взгляд.
— Положа руку на сердце, вы ведь не ожидаете, что я отвечу на этот вопрос.
Она взмахнула рукой, будто отгоняла муху.
— Вопрос в том, что Абдул чувствует себя изолированным. Ему кажется, что он подвергается религиозным нападкам.
— Очень грустно это слышать.
— Важно, Уилл, чтобы наши ученики чувствовали себя на занятиях свободно.
Я улыбнулся.
— Данный вопрос очень меня волнует, — продолжала Летисия. — Мы здесь ради наших учеников, для того, чтобы создать атмосферу поддержки, убедиться, что они относятся к себе положительно, что уходят отсюда с ощущением собственного достоинства. Я хочу, чтобы каждый наш ученик покидал школу с ощущением, что он в своем роде особенный.
— А Абдул не чувствует себя особенным? Это заботит мистера аль-Мади?
— Омара заботит, Уилл, то, что на ваших занятиях Абдул подвергается нападкам. Так не может продолжаться. В отношении любого учащегося и, разумеется, в отношении Абдула аль-Мади. Особенно в отношении Абдула. В общем, вам надо крайне осторожно обсуждать вопросы религии в классе. И главное, вы не можете бросать вызов вере наших учеников. Ваша роль — учить литературе, а не ставить под сомнение существование Бога.
— Не согласен. Я считаю, моя роль как раз в том и заключается, чтобы бросать вызов вере моих учеников. На самом деле своей основной задачей я считаю ставить под сомнение их веру во всё. Невозможно преподавать литературу, во всяком случае, хорошо преподавать, не подвергая сомнению их веру. Эта дискуссия также кажется невозможной, и однако же мы ее ведем.
— Умоляю вас, Уилл. Я преподаю больше двадцати лет и вряд ли нуждаюсь в ваших наставлениях. Очевидно, что учитель должен бросать вызов своим ученикам. Но одно дело бросать вызов, и совсем другое — ставить под сомнение веру в Бога. Скажите честно, неужели вы считаете себя тем, кто может подвергать сомнению их веру?
— В контексте литературного произведения? Конечно, считаю. Эти вопросы уже присутствуют в моей работе. Разве вы не видели мою программу? Список литературы?
— Я просмотрела его утром. Увидела, что вы даете им «Книгу Иова». Вы должны понять: есть важное различие, Уилл, между вопросами в тексте и теми, которые вы адресуете непосредственно ученикам. Вы также изучаете с ними «Макбета». Вы предложите своим ученикам обсуждать самоубийство и убийство? Этим вопросам следует оставаться в тексте.
Я покачал головой:
— Совершенно не согласен. Литература нейтральна, если только поднимаемые в ней вопросы не имеют отношения к читателям. Вы думаете, ученик, который читает «Гамлета», не задумывается о самоубийстве? А при чтении «Книги Иова» нам не следует размышлять о существовании Бога? Или о Его логике? Его природе?
— Уилл. — Летисия напряглась. — Я не позволю, чтобы в нашей школе вы ставили под сомнение существование Бога, говорили о Его логике или Его природе. Одно дело обсуждать персонаж литературного произведения, совсем иное — обращаться с Богом как с вымышленным героем. Это опасная зона. Вы несете моральную ответственность за то, что защищаете своих учеников, разбираете с ними литературные произведения, помогаете им ясно видеть. Вот, Уилл, именно это ваша работа, не более того.
— Летисия, я не согласен.
Она вздохнула.
— Боюсь, ни у вас, ни у меня нет времени на ученые споры. Возможно, в другой раз, а сейчас вам нужно понять мою позицию, которая совпадает с позицией школы. Короче говоря, вы не можете ставить под сомнение религиозные верования учеников. И раз уж об этом зашла речь, вы не можете предлагать к обсуждению вопросы самоубийства или убийства.
Я рассмеялся.
— Мы понимаем друг друга, Уилл?
— Думаю, да, — сказал я и покинул ее кабинет.
Во время перерыва на ленч мы с Мией сидели на траве и перекусывали. Солнце золотило тополя, на поле дул ветер, и впервые той осенью было свежо.
— Черри Карвер — школьный психолог! Она официальный школьный психолог? — возмущенно воскликнула Миа.
— Судя по всему. Летисия говорит, объявление было.
— Как это в школе появляется психолог, о котором не знают учителя? Который никогда не практиковал психологию? Черри Карвер? Черри Карвер, черт бы ее побрал?!
— Это всегда ради детей. Мы делаем Божье дело. Не забывай об этом, — улыбнулся я.
— Кстати, у меня был серьезный разговор с одной из моих новых учениц. Мари де Клери. Очень милая. Знаешь, с начала учебного года она каждый день говорит перед уходом: «Спасибо, мисс Келлер. Прекрасный урок, мисс Келлер». На днях пришла к моему кабинету, чтобы сказать, как ей нравятся мои занятия. Она зашла ради этого. Поблагодарить меня и поговорить о работе. Пробыла у меня час. Моя новая любимица, — сияя призналась Миа.
— Это здорово, иметь поклонников приятно. — Мне стало нехорошо.
— Нет, я имею в виду, что она не похожа на твоих трепетных обожателей и не жаждет оценок. На самом деле она не очень хорошо все это пишет. Пылкая и увлеченная, старается понять все, о чем мы говорим, а затем, когда до нее доходит, у девочки такой вид, будто она сейчас заплачет от радости. И от этого хочется плакать мне. Мы читаем «Блоху»[29], и сегодня она сидела с выражением абсолютной растерянности на лице. Будто у нее что-то болит. А потом она вдруг выпрямилась, лицо прояснилось и расслабилось. Она подняла руку, я ее вызвала.
— Мужчины такие жалкие, — заявила она.
Все захихикали. Но я точно знала, что происходит, и улыбнулась ей. А потом ученики, еще не вникшие в смысл стихотворения, замолкли.
— Просто очередной парень, — выдала Мари, — уговаривает девушку переспать с ним.
Разумеется, Мари права, и целых десять минут она растолковывала все это классу. Не могу сказать, что получилось литературно, но суть она ухватила. Пока все эти маленькие бездельницы, умеющие отвечать только по тестам, искали метафоры и сравнения, она — раз, и выдала.
— Все ради того, чтобы подцепить эту девушку? Как примитивно. Просто скажи, чего хочешь. Будь мужчиной, — сказала она.
Остаток занятия мы провели в разговоре о том, какие жалкие существа мужчины. Великолепное утро.
Я любил слушать рассказы Мии о ее учениках. Я не знал никого другого, настолько уверенного в том, что делает. Мне нравилась ее манера преподавания, то, как она работает с детьми, но я не мог встретиться с ней взглядом.
Под конец нашей трапезы я заметил Гилада, возвращающегося по дорожке из столовой. Я помахал ему, когда он проходил мимо. Гилад улыбнулся и свернул в здание старших классов.
— Это он? Мальчик, которому ты помешал приехать в школу? Которого морально разлагаешь?
Я кивнул.
— Я его, бывает, вижу. Он в основном один, — пробормотала Миа.
— Всегда. Мне он нравится. Заставляет меня желать быть хорошим. В этом году у меня несколько таких. Но этот возглавляет список. Пришла бы как-нибудь на семинар. Это здорово.
— Скажешь, когда можно будет.
— В любое время.
— Так что еще, Уильям?
— Помимо нашего нового психолога? И моего безрассудства? Давай посмотрим. Состоялась дискуссия насчет того, что я не имею права ставить под сомнение веру моих учеников. О, и еще она, видимо, не хочет, чтобы я подталкивал их к самоубийству.
— Что ж, разумное требование.
— Думаю, да. Омар аль-Мади жалуется, что Абдул чувствует себя неуютно, подвергается нападкам и гонениям, и Омар — она называла его Омар, будто мы все собутыльники, — этим недоволен. Я возразил, что моя работа в том и заключается, чтобы испытывать веру моих учеников и так далее и тому подобное. Но она была категорически против. «Для ученых споров времени нет», — сказала она.
Вдруг я услышал пронзительный крик:
— Мистер Силвер!
В нашу сторону, махая нам, направлялись Джулия Томкинс и Лидия Уинтон.
— А вот и твой фан-клуб. Закончим позже. — Миа похлопала меня по колену. — Уилл, Уилл… — Она покачала головой, затем печально улыбнулась, встала и отряхнула траву с джинсов. — Оставляю тебя наслаждаться их обожанием.
Она помахала девочкам и пошла на кафедру. Я смотрел, как она идет по полю.
Джулия плюхнулась рядом со мной.
— Как дела, мистер Силвер? Что на ленч? — Она тщательно изучала содержимое моего пластикового пакета.
Лидия, которая была на год старше и на пять лет искушеннее, уселась и многозначительно на меня посмотрела.
— Итак, Силвер, у нас к вам предложение, — заявила она.
— Да? И какое же?
— Литературный журнал, — сказала Лидия. — Сделаете?
— Когда?
— Когда захотите. В любой день после школы.
