Сильвия-Маджи Бонфанти - Сперанца
Сперанца нашла подходящее сравнение, и, повидимому, еще кое-кому пришла в голову та же мысль, потому что как раз в эту минуту какой-то парень крикнул из-под навеса:
— Сыч!..
Цван порывисто обернулся, и Сперанца затрепетала. Но лишь на мгновенье.
Цван всего только протянул вперед руку и, шевеля пальцами, будто кроша что-то, крикнул в ответ:
— Дрянь… дрянь… дрянь…
Все расхохотались и наконец оставили его в покое.
Но Цван ушел. Он вдруг сказал Сперанце, что идет к Джузеппе.
В сущности, это хороший выход из положения, говорила себе Сперанца.
Ведь если бы Цван остался, он бастовать не стал бы. Он говорил ей, что неспособен сделать управляющему такую «пакость».
С другой стороны, он, понятно, не мог с легким сердцем пойти против товарищей по работе, своих старых друзей, можно сказать, братьев по крови.
Он хорошо сделал, что ушел. Там, в самом сердце болота, не могло быть ни забастовщиков, ни штрейкбрехеров. Это было идеальное место для лягушек и для таких людей, как Цван.
До поздней ночи Сперанца выполняла то, что решила сделать. Земля позади дома была залита молоком, а загоны открыты, чтобы скотина могла выйти на волю и пастись.
Теперь Сперанца стояла на дамбе, и из-за пляшущих повсюду огоньков ей казалось, что долина колышется. То были фонари, освещавшие дорогу группам людей, сходившимся со всех сторон, чтобы занять дамбы.
Перед рассветом обычно свежо, и в долине сырость пробирала до костей. Люди были одеты в короткие черные плащи, делавшие их похожими на нетопырей.
Даже Минга была на ногах. Казалось, она «почуяла», что происходит.
Она сидела в темноте на пороге дома и время от времени повторяла:
— Штрейкбрехеры идут с болота
Женщина, которая с час назад пришла к Цвану, чтобы попытаться убедить его примкнуть к забастовке, застала только старуху и Сперанцу.
— Дедушки нет дома, — сказала девочка. — Он ушел на болото.
И тут Минга снова повторила:
— Штрейкбрехеры идут с болота.
— Что это значит? — спросила женщина
— Не пойму. Она это со вчерашнего вечера твердит. Вы ведь знаете, какая она… Скажет что-нибудь и повторяет без конца…,
— Но почему она это говорит?
— Кто ее знает? Может, услышала, что люди говорят, поняла, что мы бастуем; вот и вспоминает, что было в старину…
— Но, насколько я знаю, никогда такого не было, чтобы штрейкбрехеры нагрянули оттуда. Там им не пройти! Болото — что западня: попадешь, так не выберешься. С этой стороны мы как за каменной стеной. Они всегда с реки приходили, и вот увидишь, теперь тоже так будет. Ходят слухи, что их уж собрали и приведут сюда с военной охраной… Но, уж черта с два, они все равно не пройдут!
Сперанца проводила женщину до дамбы, потом опять задумалась над тем, что твердила Минга, и вернулась к ней.
— Бабушка, вы их видели, штрейкбрехеров?
— Они идут с болота, — монотонным голосом повторяла старуха.
Сперанца поняла, что толку от нее не добьешься, и оставила ее в покое. Но едва она отошла на несколько шагов, Минга вдруг заговорила:
— Они сидят у костров на болоте… У них лодки и с ними служилые люди, от правительства.
Сперанца знала, кто были для Минги служилыми людьми правительства. Она называла так солдат, карабинеров, стражников при сборщике налогов. Всех тех, кто носит мундир и оружие.
Что если Минга и в самом деле что-нибудь видела? Старуха иной раз забредала в такие места, куда обычно никто не забирался…
Сперанца побежала на дамбу и стала с возбуждением рассказывать всем, кто проходил, что твердит бабушка.
Вокруг нее сгрудились люди, но она не могла бы сказать, с кем говорит: в темноте нельзя было различить лица.
— Понимаете? — торопилась она объяснить. — Бабушка все время бродит вокруг, может, она и вправду что видела…
На некоторых рассказ Сперанцы произвел впечатление, но большинство недоверчиво покачивало головой.
— Подумаешь, Минга сказала… Бедная женщина, она уж даже не знает, на каком она свете…
Кто-то даже побранил Сперанцу.
— Брось-ка, девочка, рассказывать сказки! Нечего смущать людей… — раздался громкий и суровый голос. — Пусть каждый идет, куда ему надо, и не теряет зря времени.
Сперанца осталась одна.
Но женщина, которая приходила к Цвану и сама слышала слова Минги, со своей стороны, подняла тревогу и вернулась в сопровождении двух мужчин и парнишки.
Они посовещались, стоя на гумне, и Сперанца передала им последние подробности.
Тогда было решено, что для верности Сперанца и парнишка побегут на болото к Джузеппе, чтобы узнать, правда ли то, что говорит старуха, и тут же вернутся сообщить, как обстоит дело.
— Дуйте! До рассвета еще часа три, бегом успеете.
Они помчались, оба ловкие и проворные.
В долине повсюду мелькали тени. Ребята обгоняли длинные вереницы людей, стекавшихся к дамбе по многочисленным тропинкам.
Камыши шуршали, как на ветру, огни фонарей плясали во мгле, и от этого казалось, будто почва вздымается и опускается.
— Говорят, на нас бросят кавалерию…
У Сперанцы сердце готово было выпрыгнуть, но она не замедляла бега. Она не знала паренька, которого ей дали в товарищи; перед ней лишь мелькали его ноги, и мелькали они с невероятной быстротой.
— В четырнадцатом году тоже так было, но кони людей не топтали…
— Посмотри-ка на этих двух… Чьи вы? Куда вас черти несут? Опоздать, что ли, боитесь?
— Совсем рехнулись…
— Ребятишки, что с них взять… Знай себе играют…
Последний этап. Этот сумасшедший бег, слава богу, подходил к концу. Неподалеку начиналось болото, и там их ждала лодка.
— Куда вы бежите? Думаете, тут гладкая дорога, ни бугорка, ни колдобины?
— Сейчас-то эти вояки бегут сломя голову, а небось, если что, и удирать будут во все лопатки…
Сперанца нашла плоскодонку, они прыгнули в нее и отчалили.
Было еще темно, и плыть приходилось сравнительно медленно.
Паренек отталкивался шестом, Сперанца, наклонившись над водой и вытянув вперед руки, раздвигала кустарник и камыши, попадавшиеся им на пути.
Потом начало светать, проступили очертания предметов, и они поплыли быстрее.
Минутами Сперанца начинала опасаться, что сбилась с дороги.
Наконец, как в прошлый раз, показался дымок, и она смогла ориентироваться по нему. Спасибо дяде Джузеппе, что развел огонь.
Они причалили, и Сперанца спрыгнула на землю.
Дверь хибарки была приоткрыта. Она вошла без стука. Джузеппе и Цван сидели возле очага. Видно было, что они не ложились.
— Где Таго?
Цван вскочил на ноги.
— Что случилось?
— Где Таго? — повторила Сперанца.
— Эта барышня всегда ищет Таго… — засмеялся Джузеппе.
— Ладно, скажите мне, где Таго.
Оба старика подошли к ней.
— Таго, должно быть, на дамбе… А что такое?
— Бабушка говорит, что штрейкбрехеры идут как раз отсюда. Говорит, видела их на болоте у костров, и у них, мол, есть лодки и с ними военные… Известно, ей не очень-то можно верить, но не мешает все- таки посмотреть.
— Так вот оно что! — воскликнул Джузеппе. — Вот оно что! Значит, это мне не померещилось вчера вечером… Смотрю, там вдалеке дым валит столбом, и говорю себе: «Это еще что такое? Жилья здесь нет… Охотники в эту пору сюда не заходят…» А потом подумал, что это ребятишки забрались на болото и жгут сухой камыш…
— Значит, это верно?
— Я ничего не видел, дочка… Только дым видел…
Сперанца уже выскочила из хибарки. На берегу она обернулась и крикнула:
— Дядя, я беру ваш дощаник.
Паренек ждал ее в лодке.
— Это правда, — сказала Сперанца. — Я вернусь на этой лодке сказать нашим, а ты бери дощаник и плыви туда. Я толком не знаю, где там дамбы, но ищи их по левую руку. Там должны быть люди… Там, наверно, и мой двоюродный брат, Таго… Скажи им.
Она оттолкнулась и отчалила.
— Прощай! Как тебя звать?
— Роберто… А тебя?
— Сперанца…
— Прощай, Сперанца…
Плоскодонки разошлись и бесшумно заскользили в противоположные стороны.
Два старика стояли на берегу и молча следили за ними.
Глава двадцать пятая
Солнце еще не взошло, но рассвет уже посеребрил болото и камыши.
Старики молча сидели перед хибаркой.
— Да… — обронил Джузеппе.
— То-то и оно, — ответил Цван.
Но на самом деле они ни о чем не разговаривали, просто каждый вслух резюмировал тайную мысль. Потом Цван встал, потянулся и подошел к зароди. Ни души! Вокруг царила мертвая тишина.
Он вернулся к Джузеппе, который, застыв на своем обычном месте, казалось, к чему-то прислушивался.
— Я думаю… — начал Цван, но Джузеппе сделал ему знак молчать и вытянул шею, продолжая прислушиваться.
— Что такое? — шепотом спросил Цван.
