Кирилл Сафонов - День счастья – сегодня!
Может быть, потому что и сам уже был далек от нормы и блуждающий по сосудам огненный вихрь хорошенько поработал над моими чувствами. Все уносилось куда-то далеко, далеко. Я даже не сразу понял, что кивнул в ответ на вопрос отца. Но тут же поправился.
– Э-э-э… Не… бать… Совсем забыл, – промямлил я. – Завтра свободен. Ты?
– Угу, – ответил он. – К матери отвезешь?
– Конечно, – сказал я, глядя куда-то в пол (задирать голову стало как-то трудновато). – Проснемся и поедем. Договорились?
– Договорились, – бросил отец, а затем поднялся и, больше ничего не сказав, ушел.
Я слышал, как он тяжело и неуверенно шел в свою комнату. Пару раз что-то грохнуло – налетел, наверно, на что-то в темноте. Затем охнула дверь, и все – воцарилась тишина…
Я вновь остался один. И мне показалось, что и без того небольшая кухня стала еще меньше. Весь мир словно навалился на меня. Господи, только клаустрофобии еще не хватает для полного счастья! Счастье? Снова это вечное человеческое стремление и непонятный идеал. Ты снова хочешь что-то спросить у меня? Наверно, как я себя чувствую или еще что-нибудь в этом роде? Что? Нет? Ах, не это? Тогда что? А хочешь знать, был ли я счастлив? То есть раньше? В детстве? Или вообще? Вообще. Так. Вообще-вообще-вообще. Не знаю. Я знаю то, что я несчастлив сейчас. Совершенно и абсолютно. Слышишь? Э-эй? Ты куда пропал? Я же ответил! Слышишь? Я ответил!
Так, ну и что дальше? Я налил себе еще немного водки, выпил и решил позвонить Сашке.
47– Илюха, ты где? – раздался в трубке голос Сашки, как только он понял, что это я.
– У бати, Санек, – промычал я. – Ты, это… Слышь… Я сегодня здесь, так что до завтра тогда, о’кей? Только не обижайся. Просто…
Слова давались мне с очень большим трудом, к тому же не хотелось объяснять что-либо. Зачем? Мне хотелось сказать Сашке совсем другое. И я сказал. Сказал, что он мой друг, что я люблю его, что он мой единственный и лучший друг, проверенный всем, чем только можно, что все, что он сказал мне прошлой ночью, – абсолютная правда, что я полное ничтожество и что мне совершенно непонятно, как он вообще мог еще помнить обо мне все эти годы. В общем, все, что могла придумать моя пьяная сентиментальность, она придумала, а я, не особо контролируя, вылил все Сашке. Не знаю, какое впечатление на него произвела этакая моя исповедь, договорить все до конца я не успел, да и не смог бы, наверно, вообще.
– Илюх, тут Таня звонила… – виноватым голосом произнес Саня: ему, видимо, было неудобно прерывать мой монолог.
Болью пронеслись эти слова по моему телу, несмотря на алкоголь, бороздивший его просторы. В одну секунду мне стало так больно, плохо и одиноко, что я даже не сразу нашелся, что можно было ответить. Все мои мысли, секунду назад наполнявшие одурманенную голову, мгновенно провалились куда-то далеко, наверно, в преисподнюю, оставив вместо себя только боль и пустоту. Крутанув головой, как собака, только что вылезшая из воды, я попробовал переключиться на новую волну. В голове застучала кровь, и какое-то противное возбуждение охватило меня. Я чувствовал себя каким-то… М-м-м… Я даже не знаю… Эмоциональный импотент! Вот кто я! Я был ужасно возбужден, но сделать не мог ничего.
– И? – вымолвил я (сейчас меня хватило только на это).
– Мы говорили…
– Понятно, – сказал я.
– Долго говорили, – сказал Сашка.
– Странно, я думал, у нее сейчас есть дела поважнее, – сказал я. – Или он не так уж и хорош?
С каждой секундой говорить становилось все труднее, да и не хотелось мне о ней говорить. Сейчас не хотелось. Эта женщина была для меня всем, а сейчас превращалась во что-то неопределенное, я даже уже не знал, была ли она когда-нибудь со мной или все это мне приснилось. Какая-то не до конца продуманная фантазия.
– Не надо, Илюх, – протрещала трубка Сашкиным голосом.
– Что «не надо», Саша? – Я вновь начал заводиться.
Алкоголь хорошая штука, но только при полном эмоциональном равновесии. Иначе в первом случае ты несешь какую-нибудь сентиментальную чушь, причем все равно кому, а во втором случае бьешь морду, опять-таки все равно кому, но роли могут меняться. Оба случая ничего хорошего на утро не обещают. Алкоголь вообще обещает мало чего хорошего, но все-таки стоит отдать ему должное.
– Ты не знаешь всего, – продолжил Сашка.
– Я знаю достаточно, – сказал я, теряя спокойствие и безмятежность. – К тому же, Сань, просветить меня никто не удосужился.
И вообще, Санек, я сейчас на подобные беседы не настроен. Я пьяный, и мне все равно. Пусть трахается с кем хочет! А дочь я у нее отсужу! Или выкраду! Мне все равно!
– Илья!
– Все, Саша.
Я отключился.
Через несколько секунд телефон снова потребовал разговора тет-а-тет, но я больше к нему не прикоснулся.
Боже, ну что же такое? Все словно сговорились. Саня! Ты-то зачем во все это полез? Мы видимся с тобой раз в сто лет, зачем тебе это нужно? Зачем тебе нужны мои проблемы? Я их сам решить не в состоянии! С чего ты решил, что тебе они по плечу? А вообще кому-нибудь по плечу все, что уже произошло?
Я решил найти понимание в телевизоре. Будьте добры, покажите какой-нибудь дурацкий фильм, чтобы хоть как-то отвлечься от всего этого!
Но и на телевидении все были против меня. Поиграв минут пять пультом, я бросил эту затею, и только-только пришедший в себя «пожиратель времени» снова замолк, предоставив мне право смотреть на свое собственное отражение на его зеленовато-сером стеклянном «лице».
После разговора с Сашкой пьяная дымка несколько рассеялась и обманутый мозг недовольно гудел. Ничего, приятель, ты и сам позволяешь себе очень многое – это все ничто по сравнению с твоими фокусами, уж поверь мне. Ты же понимаешь, тебе только дай волю… Так что отдохни, хорош уже.
48Я открыл глаза. Часы на моей руке показывали десять утра. Чувствовал я себя на удивление хорошо. Голова была светлой, а тело легким. Никаких признаков похмелья не было, несмотря на то что лег достаточно поздно. Видимо, спал мало, но крепко, что за последние несколько лет мне совершенно несвойственно. Даже снов никаких не помню. Я еще раз пробежался по закоулкам своей памяти – нет, ни единого сна.
С кухни доносилось бормотание телевизора и еще какие-то звуки, которые трудно вот так с ходу, да еще после сна, идентифицировать, но они явно говорили о том, что там уже вовсю хозяйничает жизнь.
«Так, батя уже встал, – подумал я. – Что ж, значит, мне тоже пора».
Зевая и шаркая ногами по полу, я вышел на кухню. Отец жарил яичницу и слушал новости на одном из телевизионных каналов.
– О, сам проснулся, – констатировал отец. – А я уж было собирался тебя будить. Давай садись завтракать.
– Ага. Сейчас только умоюсь, – сказал я и побрел в ванную.
– И штаны надень! – донеслось с кухни.
– Не вопрос! – крикнул я и улыбнулся.
49Ванная. Порой приходят удивительно дурацкие мысли относительно любой мелочи или просто относительно какого-либо события. Ванная. Утром и вечером. Изо дня в день, если ты, конечно, уважающий себя человек. Все это уже сродни какому-то ритуалу, без которого не начинается и не заканчивается день. И сколько таких ритуалов? Сколько всего за день ты делаешь по десятки, сотне, тысяче раз выверенной программе, не отступая ни на шаг от всех этих пунктов. И со временем так привыкаешь ко всему этому, и если что-то пошло не так, то ты сразу и достаточно остро чувствуешь свою неполноценность.
Я имею в виду такие ритуалы, без которых в принципе можно обойтись; но стоит обойтись, и ты сразу понимаешь, что… Не обойтись. Человек суеверен. Ужасно. Нет, я не говорю сейчас о разного рода приметах, нет. Хотя миллионы людей чувствуют себя намного лучше, если им удалось пропустить вперед идущего сзади человека, потому как несколько секунд назад им пересекла дорогу черная кошка. И чувствуют себя очень несчастными, если наступили в толпе на ногу какому-нибудь незнакомцу, потребовать с которого ответной процедуры не представляется возможным.
И вот плюс к этому ко всему, ко всем потребностям, которые человек имеет от природы и которые придумал социум, он добавляет еще и свои собственные, придуманные только им и только для него. И четко следует им, дабы чувствовать себя в этом мире уверенно и спокойно. И примеров здесь может быть масса. Чашка кофе утром, количество минут на часах, когда вы коснулись ногами пола… Удивительно, как необходимы человеку какие-либо рамки. Он жаждет свободы, но тем не менее сам постоянно ее самому себе и ограничивает, создавая различные искусственные преграды на свободном в общем-то пути.
Позавтракав глазуньей и бутербродами с ветчиной, я почувствовал себя великолепно. Большая чашка горячего крепкого кофе и пара сигарет добавили очков сегодняшнему утру, которое и без этого стремительно шло к вершине хит-парада. Порой так мало нужно для… Ну не для счастья, конечно, но для хорошего настроения точно. А порой невообразимо много, я бы даже сказал, катастрофически много.
