Екатерина Великина - Пособие по укладке парашюта
Но, как и большинство предприятий, бизнес нес сезонный характер. С пятницы по вторник Серега имел вполне уверенный доход. А вот со вторника по пятницу пер сплошной венчур: у большинства страждущих кончались бабки, и садоводы требовали топлива в долг. Для компенсации долговых обязательств выставлялись бытовые кухонные приборы, агрохозяйственная техника и документы интимного свойства. Серега кривился, но, дабы не распугать потенциальных потребителей, водку давал.
Так вот. Дело было в августе. Было мне 15, подружке 16, а подружкиной сестре, кажется, 13. Сидели мы у меня на втором этаже и беспардонно квасили. Винная карта состояла из пол-литра «ее самой» и двух бутылок пива. Бабушка видела десятый сон, и именно поэтому было принято незамедлительное решение пополнить винные погреба. Денег, естественно, не было.
Кроме того, задачу осложняла тринадцатилетняя Женька, ужравшаяся вусмерть и периодически предлагающая отправиться «в Москву».
Мы инспектировали комнату на предмет случайных ценностей. Прописанное собакой кресло, два десятка журналов «Смена» и керосиновая лампа таковыми не являлись. И тут я решилась.
– Девочки, а давайте крест в залог оставим? У меня золотой, между прочим.
– Ты что, офигела?
– А куда он его денет? Завтра мать приедет – и заберем.
Снобов среди нас не было, поэтому аргумент был веским. Так мы отправились в путь.
Какой там Фродо с его ювелиркой!
Я не буду рассказывать, как мы перли эту малолетнюю прошмандовку по лестнице (напоминаю, грехопадение происходило на втором этаже). И я даже не посвящу вас в подробности переноса безжизненного тела через полутораметровый забор.
– Серега! – крикнула я. – Выходи!
Тут, кстати, следует заметить, что Сереге было лет примерно 60. Самокрутка, лозунг ЦК КПСС на груди, 87 внучков и коза Машка с одуванчиком в заднице.
Мы достаточно долго орали.
Через 15 минут объект появился на крыльце. Коммерсант долго тер глаза и всячески приглядывался.
– Вам чего, девочки? Сигарет?
– Нам бы водки, дядь Сереж, – сказала я.
– А денег у нас нет, – добавила моя подружка.
– Но зато у нас есть нательный крест, а если он вам не понравится, то я вам дам, – завершила диалог Женька… И задрала юбку.
Под юбкой были трусы в желтое яблочко.
* * *Ну, исход, вероятнее всего, вам ясен. Если вы когда-нибудь читали в книжке «его перекосило», то вы меня поймете.
На следующий день мы встретились на платформе. Главное, что нас объединяло, – три билета в Москву.
Дачный сезон был окончен.
Ошеломительные выводы
Люблю ошеломительные выводы. Вообще по части ошеломительных выводов я не видела человека сильнее, чем моя бабушка. Как-то раз на даче, капитально нажрамшись, я решила, что мое появление через окно вызовет куда меньше кривотолков, чем торжественное восшествие через парадную дверь с последующим хлестаньем морды тканью для протирки пола (половой тряпкой то есть). Пробравшись по бабкиным грядкам, я таки нашла открытое окошко и уже было занесла копыто, чтобы попасть внутрь. Однако нарисовавшаяся в окне заспанная мамина физиономия в один миг изменила мои планы.
– Ты только посмотри, бабка, чего вытворяет твоя внученька! – причитала мамахен. – Мало того, что пьяная в стельку, так она еще через окно лезет.
Желания говорить о том, что причинно-следственная связь установлена с точностью до миллиметра, у меня не возникло. Да и вообще надо сказать, что в тот момент я действительно выглядела несколько неприглядно: сил на бегство уже не было, и приходилось отступать по-пластунски, сбивая задницей помидорные кустики.
– Я тебе, заразе, покажу! – продолжала вопить мамаша. – Ты у меня из дома вообще больше не выйдешь!
Слова лились потоком, и конца им так бы и не было, если б к разговору не подключилась бабушка. Нацепив на себя халат, та подошла к окну и, прищурившись, точно чеченский снайпер, сообщила:
– Она беременная.
В воздухе повисла нехорошая пауза. Запахло валокордином и летальным исходом попеременно. Спустя две минуты к мамочке вернулся дар речи:
– С чего ты взяла?
Вероятно, в тот момент маме чрезвычайно живо представился районный абортарий, потому что голос и правда был каким-то истеричным.
– Была бы не беременная, пошла бы через дверь, – завершила свою убийственную речь бабушка.
Меня простили. Потому что за свою жизнь мама выучила признаки беременности, и «вход в дом через оконное отверстие» в них наверняка не входил.
Хор
Вот чего я не умею делать, так это петь. Обидно это до невозможности, но когда Бог наделял меня всяческими талантами, с вокалом вышла неувязка: вместо пяти рюкзаков отменного баритона мне достался визгливый фальцет в бумажном фунтике.
Надо сказать, что лет до двенадцати, я со своей музыкальной неграмотностью была несогласная. Посему все свое сознательное детство только и делала, что штурмовала различные музыкальные кружки и прочие хоровые заведения. Чаще всего меня вышвыривали сразу же после первого прослушивания, едва я только успевала спеть «Во поле березка…».
С дальнейшей судьбой несчастной березы не желал знакомиться ни один препод. Все они сплошь были люди вежливые и одухотворенные, а потому пространно мычали, закатывали глаза под потолок и произносили различные расхожие фразы, как то: «…пойдите потренируйтесь, и вот, может быть, на следующий год…»
Тренировалась я так отчаянно, что к нам в квартиру даже пару раз спускались соседи поинтересоваться, не умер ли кто… Однако результатов не было.
Впрочем, один раз меня действительно приняли в хор. Помню, на прослушивании я не только пела про березку, но и совершала всяческие пассы корпусом, дабы зрители могли сполна прочувствовать все одиночество стоящего «во поле» дерева. Как раз когда я окончательно вошла в роль и принялась энергично крутить кистями рук на уровне ушей, демонстрируя «кудрявость» лиственного, у препода, должно быть, закружилась башка. Во всяком случае, он сказал:
– Достаточно. У нас, кажется, высоких не хватает.
И мне объяснили, что через несколько дней в местном ДК состоится концерт хора русской народной песни, на котором я буду стоять на скамеечке в последнем ряду и тихонько подпевать.
– Но зато дадут костюм, – добавил преподаватель, глядя на мое расстроенное лицо. – И потом, для солистки вы слишком уж молоды.
Я еще немножко пообижалась, но костюм взяла, справедливо рассудив, что и Доминго не с «Гранд-опера» начинал.
– А на репетиции приходить? – кисло поинтересовалась я.
– Ну зачем же, вы ведь и так все прекрасно умеете, – расплылся в улыбке препод и, сунув мне в руку бумажку с текстами и костюм, закрыл за мной дверь.
Дальше все развивалось по накатанной.
По пути домой ноги сами понесли меня в вышеупомянутый ДК, где мною были приобретены пять билетов на «собственный концерт», с тем чтобы близкие могли в полной мере насладиться прелестью момента и даже пригласить кое-каких друзей из высокого начальства. Наверное, не стоит и говорить, что всю следующую неделю я драла глотку перед зеркалом, нацепив на себя костюм с кокошником.
– А что же ты на репетиции не ходишь? – робко спрашивала мама.
– А мне, мам, сказали, что я и так прекрасно пою, и поэтому учиться нечему, – скромно отвечала я и просила еще раз отгладить концертное платье.
Наконец день икс настал. ДК был переполнен. На первых рядах восседала поселковая администрация, после дышала туманами ГЭС, а ближе к концу зала околачивались родители и сочувствующие.
Ну а дальше, собственно говоря, и рассказывать нечего. Миг славы действительно оказался мигом в прямом смысле этого слова.
Как рассказывала мама, не успел баянист развернуть меха, как из хора высунулась чья-то белобрысая башка, истошно проорала «Ой цветет калина», трагически махнула ручкой и на удивление стремительно исчезла.
То, что вышеупомянутая башка была моей, мама начала догадываться только к середине концерта.
Если вы думаете, что, вернувшись домой, родственники застали меня в слезах и соплях, то спешу вас разочаровать.
– Мамочка, ты ВИДЕЛА, КАК Я ИСПОЛНЯЛА? – радостно поинтересовалась я, открывая им двери.
– Да что-то, малыш, как-то не очень, прямо тебе скажу, – ответил папа.
– Ну это ничего, больше не буду, – пообещала им я. – Я, когда уходила, в театральную студию записалась, и теперь я больше не певица, а вовсе даже актриса.
Родители вздохнули и стали раздеваться.
Впрочем, с актерским мастерством тоже не сложилось. Роли Золушки, Спящей Красавицы или, на худой конец, Красной Шапки мне не предлагали. Зато предложили побыть Петухом из сказки «Про мышей и Петуха», а в качестве реквизита всучили огромный красный гребень, видавший виды проволочный хвост, косу и сорокастраничный текст произведения. Я поначалу ошалела от счастья, прикинув, что с сорокастраничным текстом я могу часа два на сцене кривляться, и «подписалась», но дома, примерив костюмчик, как-то поостыла.
![Кирилл Усанин - Разбуди меня рано [Рассказы, повесть]](/uploads/posts/books/134809/134809.jpg)
