Татьяна Москвина - Женская тетрадь
И постепенно я поняла: Латынина пишет романы по той же самой причине, что и Н.Г. Чернышевский, автор «Что делать». Как и Чернышевский, это человек государственного масштаба, не нашедший себе места на государственной работе.
Юлия Латынина принадлежит к редкому типажу женщин, который можно назвать условно «Жанна д'Арк». Это женщины, сражающиеся на равных с мужчинами за национальные интересы, а то и превосходящие их силой духа и жаром воли. С ее острым аналитическим умом, недюжинной образованностью, темпераментом, властным характером и очевидным трудолюбием она могла бы занять видное место на поприще государственной службы. Словом, Юлия Латынина – это наша Кондолиза Райс! Только несостоявшаяся. Недосмотрели властные структуры и зазря вырастили себе критика, когда это мог бы быть выдающийся защитник национальных интересов и наш настоящий, симметричный ответ Америке.
Ведь Латынина не потому критикует власти, что ей приказала мировая закулиса или она эти власти не переносит в принципе. Латынина критикует власти, потому что знает: она могла бы принять другое, более верное решение, она могла бы послужить государству умнее, сильнее, хитрее, ответственнее. И наверное, это так и есть. Я даже думаю, наша Юлия была бы покруче их Кондолизы. Она куда более красноречива, да и собой получше. Но не рискнул никто принять правильное решение, и проводит Латынина свои дни в сочинении романов о несуществующей империи. Или ругает в радиоэфире безответственные власти.
И вот опять завыла извечная русская шарманка, опять «горе от ума», опять новый Чацкий затевает обличения и произносит грозные монологи, а все танцуют на балу и слушать его не хотят.
Жаль, очень жаль! Тратит человек великие силы непонятно на что, а мог бы целым департаментом управлять.
2007
Земля – женская планета
Женщины, женщины, женщины… Всех возрастов, всех типов и все как одна живая, энергичная, неутомимая плоть. Они, как всегда, работают. Они ловко и проворно сметают пыль с могильных плит, сажают цветы, болтают, смеются – женщины возятся на кладбище. У кого тут мама, у кого муж, а кто заранее купил местечко и усердно заботится теперь о собственной могилке. Женщинам на кладбище хорошо и весело. Или, во всяком случае, привычно…
Так начинается фильм Педро Альмадовара «Возвращение». Картина, получившая в Каннах приз за лучший актерский ансамбль и лучший сценарий, вышла в российский прокат и была встречена одобрительно. Мы любим шутника Альмадовара, любим Испанию, любим эмоциональную открытость, чувственную щедрость, простодушную музыкальность ее жителей. А когда в одном эпизоде фильма роскошная, сильно напоминающая молодую Софи Лорен черноволосая обольстительница Раймунда (Пенелопа Крус) начинает петь под гитару, то душу заливает чувство, прекрасно описанное когда-то Козьмой Прутковым в стихотворении «Желание быть испанцем»:
Дайте мне Севилью!
Дайте мне Гренаду!
Дайте Инезилью,
Чашку шоколаду!
Однако следовало бы внести кое-какие коррективы в это желание: в мире Альмадовара надо желать быть испанкой, а не испанцем. Мужчины здесь не живут вообще, совсем, абсолютно. Они в этот мир или с опаской заглядывают, как бородатый сосед Раймунды, чтобы попросить присмотреть за ресторанчиком на время отъезда, или пытаются этим миром овладеть, на свое горе, как муж Раймунды. Сосед, видно, человек неплохой, а муж – совсем скверный, так, какое-то ничтожество с пивом у телевизора. Но все одно им в женском мире не жить.
Вместо присмотра Раймунда разворачивает в чужом ресторане собственный бизнес, а в морозилке тем временем покоится тело мужа, зарезанного ее дочкой при попытке изнасилования. Вот так вот, терпение лопнуло, час пробил, смирение испарилось, все, достали, наконец. Сорок веков доставали – и с рук сходило, а теперь не сойдет. Пошли вон.
И хорошо. И вот они одни теперь. И ничего – жить можно.
Прямо в холодильнике, как замороженную телятину, закапывают мужа на берегу реки, невдалеке от его родной деревни. На коре дерева вырезает Раймунда инициалы и дату. Да, мужчинам здесь ничего не светит, а вот женщины этот мир покидать не спешат. Даже с того света возвращаются, как неугомонная мамочка Раймунды в блестящем, как всегда, исполнении любимой актрисы Альмадовара – Кармен Мауры.
Зритель попадает в юмористическую ловушку. Поскольку в самом начале картины известно, что мамаша умерла, сгорела вместе с папашей, мы принимаем ее за призрака. Вот, значит, как поменялось мировоззрение у Альмадовара, видимо, годы не шутка – думаешь с печалью. Вот он уже всерьез полагает, что можно вернуться с того света вместе со всем бренным телом, с запашком, со старыми платьями, со всеми морщинками и седыми волосами… Наверное, очень мамочку свою любил…
Все это бесконечно трогательно, но доверие к рассказу как-то исчезает, и напрасно. Поскольку, как бы ни шли годы и как бы Педро Альмадовар ни любил мамочку, никакой мистики в нем как не было, так и нет. И бодрая мамаша, скрывающаяся у своей второй дочери, парикмахерши Соледад (Раймунду она боится), никакой не призрак, а самая настоящая испанская мамаша. Которая от ревности и гнева подпалила сторожку, где ее муж, (который тоже когда-то изнасиловал свою дочь – испанская традиция?) валялся с любовницей.
Любовницу эту и похоронили вместо нее. А мамаше на старости лет приходится прятаться под кроватью и выдавать себя за глухонемую русскую помощницу парикмахера.
Вы, наверное, уже догадались, что Альмадовар снял комедию. Не классическую, а такую… альмадоварскую. С нечаянными трупами, с непременным издевательством над телевидением (ну ненавидит!), с грустными рассказами о прошлом, с чувством глубокого родства с общей жизнью простоволосой земли, с насквозь ироническими интонациями якобы невозмутимого рассказа – дескать, вот, значит, как было дело… С отличными актерскими работами, по точности и легкости действительно напоминающими фильмы итальянского неореализма. Только пафоса социального нет, да и вообще никакого пафоса нет, потому что все битвы, в сущности, отгремели. И в начале картины, собственно, и сосредоточена его главная мысль.
Что ж, может быть, и вся наша планета представляет собой одно большое кладбище, кладбище вер, идей, историй, преступлений, любви, на котором энергично суетятся единственные оставшиеся в живых ее настоящие жители, верные долгу Бытия, – женщины? Не святые, скорее грешные, «погибшие, но милые созданья», не шибко умные, зато работящие – и лазанью вам испекут, и стрижку сделают, и приберут в доме.
И на том спасибо. Ничего лучшего – как можно понять из творчества печального остроумца Педро Альмадовара – на земле нет.
2007
Бедная принцесса
На экраны вышел фильм «Любовь-морковь» режиссера Александра Стриженова, с Кристиной Орбакайте и Гошей Куценко в главных ролях. Честно скажу: шла как на каторгу, и только из-за Орбакайте, потому что давно убеждена в ее исключительном актерском таланте. Картина подтвердила талант главной принцессы страны и вновь заставила задуматься о грустной судьбе Кристины в искусстве.
«Любовь-морковь» – комедия с фантастическим элементом: молодые, потерявшие взаимопонимание супруги, искусствовед Марина и адвокат Андрей, из-за колдовства нехорошо ухмыляющегося доктора Когана, то есть Михаила Козакова, меняются телами. Возможно, зритель уже подзабыл американскую ленту «Кара небесная», где проделывался подобный фокус, но совсем недавно тот же трюк использовался в «Дневном дозоре» и исполнялся актрисой Тюниной. В общем, художественная новизна «Любови-моркови», понятно, даже не второй, а третьей свежести. И ладно: мы, зрители, люди привычные, не будет хлеба – станем и жмых есть. Несмотря на банальность всех сюжетных ходов и полную безвкусицу в исполнении ролей второго плана (тут отличился ужасно несмешной и отчего-то играющий комические роли Евгений Стычкин), смотреть можно.
Правда, от перепада давления актерского мастерства в этом фильме начинается своеобразная «кессонная болезнь».
Гоша Куценко, который должен играть вселившуюся в него Кристину Орбакайте, со своей задачей не справляется и справиться не может в принципе. Он играет дурное представление мужского обывателя о том, как выглядит и ведет себя какая-то усредненная «дамочка вообще»: сюсюкает, жеманится, хлопает глазками, поводит плечиками и получается не женское «я» в мужском теле, а, извините, то, что на русской зоне зовут «дунька».
Кристина Орбакайте же, будучи великолепной актрисой, поступает как мастер и профессионал. Она, видимо, изучила мимику и пластику именно Гоши Куценко и играет именно его «я», вселившееся в женское тело. Играет точно, остроумно, весело, не перебарщивая, и в некоторых сценах даже оторопь берет – кажется, и впрямь Куценко проглядывает сквозь артистическую плоть Орбакайте.
