Вадим Живов - Двойник
В здании Внешторгбанка на Кузнецком мосту шла мирная утренняя жизнь. Средних лет сотрудница отдела внешнеторговых операций, подтянутая, в строгом деловом костюме, типичная преуспевающая «бизнес-вумен», как стали называть таких дам позже, с удивлением посмотрела на взмыленных посетителей и еще больше удивилась, услышав от Германа, что он хочет срочно вернуть деньги на счет своей фирмы в Торонто:
— В чем срочность? Вы не предоставили никаких контрактных оснований для перевода валюты.
— Ситуация изменилась, — попытался объяснить Герман. — Вы радио слушаете? ГКЧП!
— Мало ли что по радио болтают. У них семь пятниц на неделе. Сегодня ГКЧП, завтра что-то другое. Дайте основания, перечислю.
Герман не успел ответить. Из-за окна донесся визг тормозов, отрывистые звуки команд. Гулко захлопали двери, по коридору загрохотали сапоги. Сотрудница выглянула и обомлела:
— Солдаты! Что происходит?
Герман объяснил:
— Государственный переворот. Основание?
— Господи! Только этого нам не хватало! Быстро давайте документы! Быстро, быстро!.. Государственный переворот, — бормотала она, оформляя перевод. — Все играются, играются, никак не наиграются. Хоть бы немного дали спокойно пожить!..
Деньги ушли. Герман перевел дух. Иван с медвежьей грацией облапил бизнес-вумен и влепил ей в щеку благодарственный поцелуй:
— Мадам, вы наша спасительница!
— Да ну вас, — отмахнулась она. — Лучше идите-ка, мальчики, отсюда. А то как бы чего не вышло.
В концах коридора и на лестничных клетках стояли офицеры и солдаты с «калашниковыми». Германа и Кузнецова они проводили волчьими взглядами, но не остановили.
— На Краснопресненскую, к Белому дому, — бросил Герман водителю такси, зажатому между двух тентованных армейских «Камазов».
— Не, мужики, не катит, — наотрез отказался таксист. — Танки там. По радио сейчас сказали. Я тачку недавно в аренду взял. А если что — с чего жить?
— Поехали ко мне, я переоденусь, а ты позвонишь, — предложил Иван. — Катерина там, наверное, не знает что думать.
Герман возразил:
— Связь наверняка отключили.
Но автоматическая международная связь, как ни странно, работала. Катя взяла трубку после первого же гудка:
— Ты?! Наконец-то! Тебя не арестовали?
— Нет, почему меня должны арестовать?
— По телевизору передают, что в Москве путч. Я вся извелась. Ты не звонишь. Я позвонила маме. Она сказала, что тебя скорее всего арестовали. Говорит, сейчас арестовывают всех богатых людей. По спискам.
— Дура твоя мама! — не выдержал Герман.
— Не кричи, — попросила Катя. — Пожалуйста, не кричи. Гера, я боюсь. Если с тобой что-нибудь случится… Гера, я тебя люблю, помни о нас.
Злости на тещу сразу как не бывало.
— Со мной ничего не случится, — сказал он. — Я тебя люблю. Не волнуйся, все будет хорошо. Пока мы любим друг друга, все будет хорошо.
Из спальни появился Кузнецов — в ладно пригнанном камуфляже, в спецназовских ботинках с высокой шнуровкой. На груди красовались афганские награды — медаль «За отвагу» и орден Красной звезды.
— Поговорил?
— Поговорил.
— Что-то не так? — обеспокоился Иван, глядя на необычную, как бы растерянную улыбку на лице друга.
— Все в порядке. Все так. Лучше редко когда бывает.
— Тогда поехали разбираться с этими говнюками, — заявил Кузнецов. — ГКЧП. Мы им, блядям, покажем ГКЧП! Они, суки, не знают, с кем связались!
— Поехали, — решительно кивнул Герман. Иван сразу включился в организацию обороны Белого дома, мелькал в окружении вице-президента Руцкого, а Герман вместе со всеми катал деревянные бобины из-под кабеля, таскал арматуру на баррикаду, и все время его не оставляло ощущение какой-то глубинной неправильности происходящего. Телефонная связь с заграницей не прервана. Внешторгбанк захвачен, но как-то странно, наполовину. Ельцин не арестован. Подтянутая к Белому дому бронетехника как встала, так и стоит.
Стемнело, пошел мелкий дождь. С наступлением ночи тревога усилилась. Но ничего не происходило. На рассвете возле костра, у которого грелся Герман вместе с другими защитниками Белого дома, появился Иван Кузнецов, возбужденный, с автоматом Калашникова на плече, объявил:
— Все, мужики! Пиздец котенку, не будет больше срать! А что я говорил? Они не знают, с кем связались!
— Они не читали работу Ленина «Государство и революция», — высказал Герман предположение, которое зрело в нем всю эту ночь.
— Как?! — поразился Иван. — А ты читал?
— Читал.
— На …?!
— Чтобы знать, что делать, если решу устроить государственный переворот.
— А они, выходит, не читали?
— Выходит, не читали.
Кузнецов захохотал, от восторга даже бил себя по ляжкам:
— Во, блин! А туда же! А я все думаю: чего они ни хера не делают? А они Ленина не читали!
Всю следующую ночь они раскатывали по Москве на такси, поили водкой солдат и офицеров, пили сами, пьяные не от водки, а от переполнявшего их чувства победы, молодости и свободы.
Попытка государственного переворота, предпринятая ГКЧП, хоть и закончившаяся ничем, укрепила Германа в правильности его решения переехать в Канаду. Эти Ленина не читали. Найдутся те, кто читал. И хотя после развала СССР стало ясно, что обратного хода уже не будет, Россия погрузилась в такую неразбериху, что только идиот мог планировать возвращение в Москву.
Потом Илюшка пошел в школу. Потом родился Ленчик. По настоянию Кати забрали к себе тестя и тещу. Герман согласился с условием, что он снимет для них квартиру, и они будут жить отдельно. Семья укоренялась в Торонто, как саженец в благодатной почве. И не успел Герман оглянуться, как обнаружил, что прошло уже двенадцать лет после его первого прилета в Москву.
Но воспоминание о тех днях так и осталось в самых глубинах его сознания, как озноб после долгого пребывания на морозе. Прилетая в Шереметьево, он первым делом машинально смотрел на шоссе: не выползают ли из тумана танки. И даже как бы принюхивался: туман это или чад солярки от дизелей бронетехники.
Так и теперь, перед тем как сесть в присланный за ним черный шестисотый «мерседес» с пожилым молчаливым водителем Николаем Ивановичем, Герман окинул взглядом многолюдные тротуары и забитые машинами подъезды к зданию аэропорта, чтобы убедиться, что дома все в порядке.
Шныряли таксисты и частники, вылавливая клиентов, милиция проверяла документы у лиц кавказской национальности, омоновцы и оперативники в штатском напряженными взглядами сканировали толпу, сверяя мелькающие перед ними лица с сидевшими в памяти ориентировками на преступников и потенциальных террористов. Выбравшись из толчеи, машины скатывались по крутым съездам и устремлялись к Москве мимо придорожных щитов с рекламой бразильского кофе, итальянской мебели и автомобильных свечей фирмы «Бош».
И никаких танков.
Дома было все в порядке.
Герман давно уже получил канадское гражданство, но по-прежнему не считал себя эмигрантом. Он остался гражданином России и ощущал себя гражданином России. Часть времени он проводил в Торонто, где на тридцатом этаже на King street в Даунтауне располагался центральный офис холдинга «Терра-интернейшн», часть в Москве, в поездках по России и по странам, где были закупочные офисы и представительства «Терры». Возвращаясь в Торонто, он чувствовал себя океанской рыбой в аквариуме. Чисто, безопасно, удобно, но не разгонишься — сразу ткнешься в стекло. Таким аквариумом представлялась ему Канада. Россия же была его родной стихией, открытой всем ветрам, сотрясаемой всеми штормами. Она была — океан. Да, грязный. Да, в мазутных пятнах. Да, с акулами, ядовитыми муренами и прочими гадами, нападающими исподтишка.
Но — океан.
Встреча с очень опасным гадом и предстояла Герману завтра утром.
VIII
С цветного предвыборного плаката размером с театральную афишу на прохожих смотрел кандидат в депутаты Государственной думы России — выдающийся спортсмен и общественный деятель, председатель Фонда социальной справедливости Сергей Анатольевич Круглов.
Крупный, с короткой шеей, с широкими покатыми плечами. Большое круглое лицо, толстые губы, нос картошкой. Крутой лоб с блестящими залысинами. Широкая улыбка, раздвигающая толстые щеки и делающая лицо несколько грушеобразным. Улыбка простодушная, открытая, но как бы с грустинкой в глазах — улыбка человека, очень хорошо знающего, что жизнь сложна. Но оптимистичного. Несмотря ни на что.
Простой русский человек. Такой же, как все. Один из вас. Разве что более волевой, более решительный, умеющий побеждать, о чем свидетельствовала олимпийская медаль на широкой груди, умело превращенная ретушером из серебряной в золотую.
«ОН УМЕЛ ПОСТОЯТЬ ЗА СЕБЯ.ОН СУМЕЕТ ПОСТОЯТЬ ЗА ВАС!»Далее следовало жизнеописание кандидата, обычного парня из обычной рабочей семьи, сумевшего многого добиться в жизни только благодаря самому себе. Текст был такого рода, что легко, простым изменением настоящего времени на прошедшее, превращался в некролог.
