Дуглас Коупленд - Элеанор Ригби
— Слишком предсказуемо: подыщут старое здание с прелестными ступеньками и колоннами по бокам и начинают кричать на все голоса. Так ничего не добьешься — разве что хорошая массовка на фотографии получится.
— А мы-то, оказывается, циники, мамуль?
— Пожалуй.
Вот наконец и многоэтажка в восточной части Ванкувера, где снимали жилье Джейн с Джереми. Дом, выкрашенный в розово-голубые тона, под тропики, был выстроен в шестидесятых. Лишайники и десятилетия безответственной эксплуатации превратили его в некое подобие жалкой бейрутской халупы. Вороны стаями слетались к растущим поблизости деревьям и сипло каркали друг на друга.
Едва мы вышли из машины, сверху брякнулся какой-то небольшой предмет и рассыпался на асфальте; по тротуару и проезжей части покатились пилюли.
— Джейн чудит. — Джереми поднял голову и закричал: — Ты что, спятила?
На балконе стояла его подруга.
— Получай свои заначки, брехун чертов!
— Это лекарства, а не заначки. Мне прописали, а я не принимал.
— Ага, рассказывай!
— Да ты просто с ума сходишь.
— Конечно, ни с того ни с сего! — Теперь над головой она занесла магнитофон, готовясь выбросить и его. — Как же я рада, что от тебя избавилась.
Джереми прокричал:
— Не бросай, это же подарок.
На асфальт грохнулся образчик хайтековского модерна, тут же разлетевшийся на куски.
— Джейн, ну в чем дело?
— Я так долго терпела твои заморочки, а ты врал, все время врал.
— Я никогда не вру. Я недоговариваю.
— Меня уже тошнит от твоих глюков, я устала тебя постоянно вытягивать.
— Откуда же ты меня вытягивала?
— Оттуда, где ты стоял, полз или лежал. Я хочу пойти в кино так, чтобы не пришлось потом вытаскивать тебя вместе со швейцарами.
Джейн скрылась в квартире, и Джереми рассмеялся.
— У нее бывает.
Мы зашли в подъезд, и «разборки» перешли в вербальное русло: больше с балкона ничего не полетело.
— Джереми, я так устала. С тобой невозможно: наорешь — переклинит, радуешься — выглядишь полной дурой. Заставляешь с наркотой завязать — фашистка; пытаешься сочувствовать — упрекают в жалости. Рядом с тобой можно быть только пустой страницей, а мне это надоело. Я хочу нормальной, человеческой жизни.
Джейн зашла в комнату и закрыла дверь. Я спросила Джереми, почему он отказался от лекарств.
— Если долго принимать, в зомби превращаешься: ничего не чувствуешь и наплевать на все. У меня мозг дырявый, как швейцарский сыр, зато в голове замечательные видения. А от лекарств лучше не становится — так, маскировка.
Я выглянула с балкона. Внизу, на улице, вороны клевали пилюли, набивая зобы, и те выпирали, как кадыки.
Что-то в квартире было разлажено, и, пока Джереми доставал чемодан и вытряхивал вещи из шкафа, я пыталась понять, что же именно. На чемодане был ярлычок из аэропорта: Торонто, несколько месяцев назад.
— Ты был в Торонто?
— Да, летал провериться на наркотики — экспериментальный тест. Дохлый номер.
Я тем временем все мучилась, соображая, что же в квартире не так. Джереми просек и пояснил:
— Здесь все переделано, чтобы было легко вставать и легко садиться. Помнишь, я и Кену об этом говорил; бывает, как прихватит — так ни сесть, ни встать.
И верно. На кухонной стойке аккуратными стопочками стояли чистые стаканы и тарелки (все из пластика). Диван перед телевизором был приподнят, чтобы с него можно было легко сползти, не слишком напрягаясь. Сходным же образом оказался поднят и хлопчатобумажный матрас. Складывалось впечатление, что в квартире живет дряхлый старик, и меня это опечалило. Я заметила в углу сложенное кресло-каталку, и сердце защемило от жалости к сыну. Джереми заметил мою реакцию.
— А, «хромлымага». Малышке пора шины менять. — Возвращаясь в спальню, он постучался к Джейн. — Успокоилась или нет? Давай выходи.
Ответа не последовало.
Вся одежда Джереми легко уместилась в два стареньких чемодана. Меня вдруг осенило: все, что у него было, парню приходилось изготавливать самому или выискивать на барахолках. Я так и представила, как он копается в контейнерах гуманитарной помощи, пытаясь подобрать хоть что-нибудь, в чем можно сойти за человека.
Сын закрыл молнию на втором чемодане и встал перед дверью в комнату бывшей подруги.
— Джейн?
Опять никакой реакции.
— Джейн, ты слышала новость? Клинические исследования показали, что хлопчатобумажные матрасы увеличивают нагрузку на поясницу на тридцать процентов.
Молчание.
— А еще в хлопковых волокнах может содержаться почти на двести процентов больше клещиков, чем в шестидюймовом пенопропиленовом полотне. Лучшим средством от бессонницы будет новый удобный матрас прямо от производителя с пенным теплоизоляционным слоем по сходной цене.
Молчание.
— А также новый пружинный матрас с дюпоновской пропиткой, которая не только поможет легко справиться с поверхностными загрязнениями, но также сократит популяции чесоточных клещиков и урон, который они еженощно наносят нашему драгоценному эпителию.
Молчание.
— А для тех, кто купит пружинный матрас прямо сейчас — в подарок бесплатный цветной телевизор «Самсунг» с двадцатидюймовым экраном или электрическая жаровня от «Джорджа Формена» для дома и дачи.
Джейн открыла дверь.
— Ну и чем ты теперь накачался?
— Совершенно ничем. Я просто нашел работу.
— Что-что?
Подруга вопрошающе взглянула на меня.
— Это правда.
— Отлично. Тогда, я полагаю, ты отдашь мне двести баксов, которые занял прошлой осенью, чтобы купить римские свечи из индейской резервации.
Я сказала:
— Джейн, давайте перекурим, пока Джереми упаковывается.
— Идет.
Мы поднялись на крышу, с которой открывался прекрасный панорамный вид на город: горы и чайки, офисные высотки, суда на стоянках — совсем как в детской книжке с заданием на наблюдательность, где читателя просят найти как можно больше знакомых предметов.
— Я, конечно, кажусь вам последней гадиной. Так вот, вы не правы.
— А я разве что-нибудь подобное говорила?
К моему удивлению, Джейн от сигареты не отказалась, и мы закурили.
— Хотя ни за что бы не подумала, что вы из тех, кто швыряет проигрыватели с балкона.
— Ух, какой балдеж.
На перила нагло уселась чайка. Смекнув, что пищи у нас нет, птица улетела.
— При вас у него уже были видения?
— Да.
— У меня от них мурашки.
— А мне интересно. На поэзию похоже.
— Три дня назад он сообщил, что небо погаснет. Не как при затмении, а — хлоп! Будто лампочка. Жуть.
— Думаю, в этом надо искать зашифрованное послание. С первого взгляда, может, все и кажется полной чушью, а если копнешь поглубже…
— Нет. По мне так это ужас чистой воды. Неделю назад он рассказывал про двух любовников, которые встречались на улице, проходя мимо. Они страшно разругались, и в наказание при встрече, раз за разом, чуть-чуть ржавели, как роботы. В конце концов обоих заклинило: они так и застыли друг перед другом. По-вашему, как такое называется?
— Красиво. В некотором смысле.
— Или вот еще. Офисные здания обрушатся, и среди обломков будут находить людей, которые от силовой волны сжались в алмазы.
— Как мило.
Она вздохнула.
— А поучаствовать в своих бредовых идейках он вас еще не подбивал?
— В каком смысле?
— Да в любом, этот друг на все способен: лазать по деревьям в поисках монет или вырыть яму и наполнить ее воздушными шарами.
— Мы с ним ползли на четвереньках по шоссе среди бела дня.
— Ну вот, об этом я и говорю…
Я спросила Джейн, почему ее так напрягают видения Джереми.
— Потому что это не сны, от них так просто не отмахнешься. Он действительно что-то видит.
— И что же тут плохого?
Очевидно, это было очень важно для Джейн, и она старалась подобрать верные слова.
— Проблема в том, что я атеистка. И мне не понятно, откуда берутся видения. Глядя на Джереми, я начинаю сомневаться в своем неверии. — Собеседница затушила сигарету. — Ему с детства забивали голову религиозной болтовней, совсем заморочили этим бредом. Я-то надеялась, со мной он поправится — не вышло.
Я смолчала. Пусть у меня никого и не было, но даже я знаю: пытаться кого-то переделать — труд неблагодарный. Поэтому мы переключились на обсуждение болезни Джереми. Все это напоминало передачу домашнего питомца от одного хозяина к другому:
— От жары он может вырубиться, так что горячие ванны отпадают. Я нашла в сети охлаждающий жилет — вроде как помогает. Если нет кондиционера, обязательно купите. И еще, никакой пшеницы — кишечник не воспринимает.
Джереми обещал стать прихотливым подопечным.
— А кто-нибудь из прежних семей не может помочь?
— О, не советую к ним обращаться. Эти так называемые родственнички давно мозгами тронулись. Первым делом они вас на «бабки» раскрутят, затем что-нибудь сопрут — и поминай как звали.
