Владимир Некляев - Лабух
— А меня?
— Любит… — за меня ответила Зоя. — Сказал ведь, что обожает проституток.
— Я не проститутка…
— Тогда не любит, — сказала Зоя.
Ли — Ли совершенно выпала из того, что происходило.
— Почему?..
— А за что тебя тогда любить? Ты ведь не жена…
— И ты не жена…
— Я и не говорю, что я жена. Я говорю, что я проститутка, а ты говоришь, что ты нет… А, может, вы женитесь на мне, Роман? Для меня это все же было бы проще.
— Об этом как раз я обещал одному человеку подумать. Он предложил — я и пообещал.
— Правда?
— Правда.
— Хороший у меня муж, — угадала и головой покачала Зоя. — Заботливый.
— Да, рачительный… Ему хочется, чтобы Ли — Ли было как можно лучше.
Зоя сделала вид, будто разочарована, и протянула:
— А-а… Ли — Ли…
Ли — Ли смотрела беспомощно.
— О чем вы тут без меня?.. Я не понимаю, о чем?..
И я увидел вдруг, что она совсем еще девочка… До этого не замечал, а тут глянул — и увидел. Как только взрослые выключили ее из игры, в которой, как ей хотелось думать, она верховодила, Ли — Ли сразу растерялась и готова была собирать разбросанные игрушки…
— О том, что спать пора, — сказал я, жалея ее и свертывая разговор, закончить который можно было только в постели. — Поздно уже, да и день нынче выдался… Ростик в больнице, Ли — Ли. Никто не знает, выживет ли…
Ростик любил Ли — Ли, и Ли — Ли любила Ростика. Она даже руки прижала к груди — жест для нее трагический.
— Что с ним?
— Крабич голову проломил. Затылок.
— Крабич? Какой Крабич?..
— Алесь… Да ты его не знаешь.
— Поэт?..
— Знаешь?..
— Ну, знаю, что есть такой поэт…
— Поэты у нас, как бандиты, черепа стали проламывать?.. — не захотела поверить в услышанное Зоя Павловна. — Прежде они о черепах писали… — И добавила с мужской жесткостью и словно бы с угрозой кому–то: — Насыщенно живем.
Ишь ты… Здесь еще и такое, оказывается, в характере. Недаром импотентка.
— Насыщенно, — согласился я, вставая. — Пошли спать.
Поднялись из–за стола, не дискутируя, вместе дружненько встали — словно не впервые, а каждый вечер втроем ложились. Я и Зоя заметили это, а Ли — Ли — нет. И Зоя ничего не стала делать, чтобы Ли — Ли заметила.
— Если Ростик, не дай Бог… — механически стелилась Ли — Ли, — я этого Крабича убью. Клянусь, убью.
Я представил, как она будет убивать Крабича на пару с Шигуцким, но не представлял, как мы будем вместе ложиться… Или не вместе — по одному, по очереди?..
Ли — Ли постелила, возникла проблема разоблачения… Но снова только для меня с Зоей, не для Ли — Ли, которая уже стягивала джинсы:
— Раздевайся, Зоя, чего ты стоишь?..
Я понимал, почему стоит Зоя, я также стоял.
— Пойду… умоюсь, — прокашлялась Зоя. — Можно?..
— Иди, — бросила ей полотенце Ли — Ли. — Или тебе розовое?..
Она ей синее, из шкафа достав, бросила. Зоя сразу же улизнула в ванну…
Синее, розовое… — я замер и вспотел. Ознобно, мелко–меленько вспотел: в бане полотенца были синие с розовыми, и я вспомнил, чего мне в ту баню приспичило, «профессоршу» в страхе вспотевшем вспомнил, в пустынных глубинах которой могла оказаться не одна пустота…
«Поверьте, вы зря боялись, — усмехнулся Атос. — Это невозможно…»
«Я не знал, что это невозможно», — смутился д'Артаньян.
— Что с тобой? — закидывая трусики с лифчиком на рожок люстры, спросила Ли — Ли. — Так и будешь стоять?..
Я подкошено сел на кровать… Не раздеваться же, зная, что это невозможно. За мной всякое водилось, но такое — нет. Мой риск — это мой риск, больше ничей. Я не страдал, как Зоя, комплексом пристойности, однако, если не быть, так хоть в чем–то выглядеть пристойным перед самим собой хотелось. Я исключал, сам рискуя, по моей вине риск для других — и всё.
И в доме не было презервативов. Их у меня никогда не было — на них я здорово сэкономил. Не просить же у Зои… А потом еще объяснять Ли — Ли, почему я утром голым был, а к вечеру оделся.
Что–то нужно было неотложно придумать, да что придумаешь, если невозможно?..
— Ты мокрый, потный весь, — ложась, по спине меня погладила Ли — Ли. — Фу, запах какой, пойди сполоснись…
Еще и пахну «профессоршей», кем еще…
Пойти после Зои в ванну, закрыться и мыться всю ночь?.. И пусть они лежат здесь, лижут пальцы, лесбиянки…
— Зоя, ты скоро?.. — нетерпеливо позвала Ли — Ли, приподнимаясь и дергая меня за ремень, но из ванной в ответ ничего, лишь вода шумела, и Ли — Ли опрокинула меня на кровать. — Снимайся ты, она надолго, вместе потом помоемся…
Все, никто мне поможет… Я чуть не взвыл, как Максим… Да толку–то выть собакой?.. Если у собак таких проблем не бывает.
— Погоди, пахну ведь… Мокрый весь, слабость… — пытался я найти выход, надумать какую–то причину. Стаскивая через голову потную рубашку, никаких слов не находя, я пусть и не взвыл, но все же тявкнул в безысходности почти по–собачьи, и мне вспомнилось что–то недопонятое мной про Максима, и, чтобы просто время проволынить, я без всякого умысла спросил:
— А что, ты говорила, она с Максимом?..
— Ты не понял? — расстегивала на мне ремень Ли — Ли. — Спит, как мы с тобой.
Я головой крутанул — топор тупой! — и так и остался, застыв, с тупой головой в потной рубашке.
— С псом? С догом?
— Ну, он дог, так она с догом и спит… С кем ей еще спать? Был бы доберман, спала бы с доберманом.
Твою мать!.. А я о пристойности, о желании, о чем–то большем — психологию развел!..
Философию, Дао…
Все одно в одном…
Мне примерещился Жорка Дыдик с козой — и коза безучастно смотрела на Жорку…
— Ли — Ли… — вытащился я наконец из рубашки. — Твоя мать — скотоложница, а ты говоришь о ней и собаке, как о нас с тобой? И приводишь ее ко мне?..
— Так никакой опасности, — сказала Ли — Ли.
— Ли — Ли!..
— Что Ли — Ли?.. Развели импотенцию, так что Ли — Ли?.. А то впервые ты слышишь, что многие женщины из–за этого и заводят собак!
— Но эти женщины не спят со мной!
— Откуда ты знаешь?
И правда: откуда?..
— Может, и ты?.. Твой отец говорил, что он по тебе воет… Я слышал, как он выл…
— Под музыку?
— Под музыку!
— Если под музыку, тогда по мне…
— Что значит, если под музыку, тогда по тебе?
— Ты не поймешь…
— Почему? Скажи, я попытаюсь…
— Он меня любит, если ты способен это понять, — совершенно серьезно посмотрела на меня Ли — Ли. — А с Зоей просто трахается… А я не хочу, чтобы Зоя просто трахалась, я большего хочу для Зои!
— С кем? С доберманом?
— С тобой!
Я не выдержал, схватил ее за плечи, сжал — больно, должно быть — и резко встряхнул:
— Ты про себя мне не ответила!..
Впервые я обошелся с ней грубо, и она перепугалась, съежилась — совсем маленькая.
— Нет! Как–то застала Зою, любопытно стало, попробовала сама — он меня угрыз!
«Он только однажды человека угрыз» — сказал Максим Аркадьевич.
Господи, что это я вытворяю?.. Чем занимаюсь? У отца выяснял, спит ли он со своей дочерью, теперь у дочери — спит ли она со своим псом?..
С ума сойти…
— Где?.. Покажи!
— Да на заднице, не видел ты!..
— Ты говорила, что с горки слетела!
— Так и не долезла на ту горку!.. Говорю тебе, что нет…
— Я готова, что у вас тут?.. — спросила Зоя. Она вышла из ванной и стояла голая. Сплошная, вся, сколько есть ее в мире, воплощенная в одной женщине, ослепительная эротика. Я догадывался, что это может быть ослепительно, но чтобы так… И она с догом?.. Ну и семья… Клиника.
— И я готов, — сказал я, отпуская Ли — Ли…
В ванную, в ванную, под душ, под душ…
Поодаль обходя Зою, я не удержался, чтобы не взглянуть на это чудо со спины — и едва не набросился на нее сзади, как Максим, как дог, как пес… В паху моем все набухло, будто фея туда дунула, и я уже не мерекал, какой силой заставил себя затолкнуться в ванную.
Здесь меня поджидало еще одно чудо… Столь ослепительное, что куда там всем предыдущим!.. Стянув штаны, я обнаружил, что у меня и в самом деле все распухло, но вовсе не оттого, что фея дунула. Рана от вилки в четыре крапинки вроде бы и не болела, побаливала, но в корне романчика набрякла такая опухоль, что романчик из нее только бедной головкой маячил… И все это страшно, зловеще синело…
«Кранты нам, романчик…» — единственное, что смог я подумать, сложив в одно вилку с «профессоршей», гангрену с заразой, и крикнул, спасаясь:
— Ли — Ли!!!
Я так возопил, что они обе влетели, Ли — Ли и Зоя — обе голые ведьмы…
— Что? — первой влетела Ли — Ли и сразу увидела, что?.. — и от того, что увидела, остолбенела. — Что это?..
«Что? Что? Что?!.» — застучало мне в виски, а Зоя мелко–меленько, как недавно мелко–меленько я вспотел, начала вздрагивать плечами, грудью и животом, всем телом поколачиваться, придушиваясь мелким, с истеринками, смехом:
