Эмилия Прыткина - Свадебный переполох
Офелия с Арусяк бодрой походкой направились в сторону вернисажа. Во втором ряду под раскидистой ивой стоял худощавый лысеющий брюнет небольшого роста и аккуратно раскладывал на низеньком столе дудуки. Делал он это с нескрываемой нежностью, то и дело отходя на несколько шагов, чтобы полюбоваться своими творениями. Это был Ованес. Рядом с дудками стояли картины Офелии, которые Ованес, живший неподалеку, хранил в своей огромной трехкомнатной квартире, доставшейся ему по наследству от родителей.
Бари луйс, Ованес!
В мастера дудуков Ованес, до этого десять лет проработавший в мастерской по изготовлению джезв, подался пять лет назад. День за днем, вытачивая на своем станке деревянные ручки для джезв, Ованес мечтал о чем-то гораздо более возвышенном, полезном и прекрасном. Прекрасное явилось ему в один из майских дней, когда Ованес понес продавать двадцать украденных кофеварок на вернисаж. Долго стоял Ованес, переминаясь с ноги на ногу, но так и не решился достать из авоськи ни одной. Через час он проголодался и, посчитав мелочь в кармане, пошел покупать пирожки.
В то же время к киоску, где продавались пирожки, со всех ног мчалась голодная как волк художница Офелия Мурадян. Непризнанный гений своего времени в тот день забыл дома свой лаваш с сыром. Возле киоска они столкнулись. Ованес помог девушке встать и даже предложил купить ей пару пирожков в качестве моральной компенсации. Но гордая художница тряхнула копной черных волос, сама купила себе пирожок и скрылась в неизвестном направлении.
Ованес, застывший на месте, провожал прекрасное видение взглядом, пока оно не растворилось в толпе. После этого он купил себе еще один пирожок, умял его и обнаружил, что забыл возле ивы сумку с джезвами. Со всех ног побежал он через вернисаж к тому месту, где оставил ее. Синяя авоська, из которой торчали ручки джезв, по-прежнему валялась около ивы. Погоревав минут пять и дожевав пирожок, Ованес пошел бесцельно бродить между торговыми рядами. Он долго рассматривал картины, на которых по большей части был изображен Арарат, пользующийся неизменной популярностью у туристов, вглядывался в подарочные хачкары – небольшие копии армянских средневековых памятников из туфа, перебирал бусы из разноцветных камушков, пока взгляд его не упал на огромную картину, на которой была изображена прелестная девушка в окружении белых овечек. Картина показалась Ованесу по-детски трогательной, особенно умилили его золотые копытца овечек и нашейные колокольчики на голубых атласных ленточках.
– Картина под названием «А смерть рядом!». Называется она так потому, что вот здесь, – девушка-продавец показала на черный расплывчатый силуэт на заднем фоне, – стоит волк и ждет, когда пастушка оставит овец. Стоит пятьдесят долларов, в придачу даю «Арарат»…
Подняв глаза, Ованес оторопел: перед ним стояла девушка с копной черных волос и дожевывала пирожок.
Ованес порылся в карманах, извлек оттуда мелочь и поморщился: денег хватало еще на три с половиной пирожка, но никак не на картину.
– А вы еще долго будете здесь стоять? – спросил он, волнуясь и чувствуя, как душа его наполняется самыми светлыми и прекрасными чувствами.
– Долго, пока не продам хотя бы одну, – решительно ответила девушка.
Ованес перевел дыхание и со всех ног помчался обратно к иве. Через пять минут он уже стоял с четырьмя кофеварками в руках и зазывал народ армянскими песнями, предлагая купить «джезвы, изготовленные по уникальной старинной армянской технологии». На его счастье, мимо проходила делегация из России. Туристы, вдохновленные пением Ованеса, не только купили все джезвы, но и сфотографировались с армянским мастером на память. Окрыленный, Ованес побежал к киоску с пирожками, купил десяток и помчался к тому месту, где стояла Офелия.
– Беру «Смерть»! – задыхаясь, прокричал он.
– Бери, – флегматично ответила девушка.
Ованес отсчитал нужную сумму и стал обладателем живописного полотна под названием «А смерть рядом!».
– А хотите пирожок? – с замирающим сердцем спросил он.
– Ну давай, – ответила Офелия.
Через час они уже сидели на скамейке в парке за вернисажем, дружески болтали и ели пирожки.
Девушка оказалась начинающей художницей Офелией Мурадян. Ованес, которому было стыдно признаться в том, чем он занимался, представился мастером по изготовлению дудуков, который пришел на вернисаж, чтобы подыскать себе место.
– Можешь со мной рядом стоять, – предложила Офелия.
– Хорошо, – обрадовался Ованес и стал лихорадочно соображать, где ему взять дудуки.
Порывшись в памяти, он вспомнил, что изготовлением дудуков занимается его школьный товарищ. На следующий день Ованес стоял возле товарища и наблюдал за процессом, а еще через три недели пришел на вернисаж со столиком за плечами и все той же авоськой, полной дудуков. Так он и жил теперь: по вечерам точил ручки для джезв, а по утрам – стоял рядом с прекрасной Офелией на вернисаже. Правда, надежды на то, что она обратит на него внимание и напишет его портрет, не оправдались: тетка Арусяк почти не интересовалась мужчинами и воспринимала Ованеса как товарища по несчастью и доброго друга, но не более. Так они и стояли пять лет: один – с дудуками и тайной надеждой покорить сердце красавицы, другая – с картинами и не менее тайной надеждой стать заслуженным художником Армении.
– Продал три маленьких «Арарата» и один дудук! – радостно воскликнул Ованес, увидев Офелию.
– Моя племянница, Арусяк. – Тетка махнула рукой в сторону родственницы.
Ованес поклонился и снова перевел взор на свою возлюбленную. Через минуту они присели на раскладные стульчики и стали о чем-то шушукаться. Арусяк, впервые увидевшая картины тетки в таком количестве, стала внимательно рассматривать их. Фантазия у тетушки была бурной. На одной картине был изображен клыкастый, как вампир, младенец в немецкой каске; на другой парочка влюбленных вытаскивала из моря невод, в котором бился огромный змей; на третьей Арусяк узнала свою бабку, которая почему-то была фиолетового цвета, с огромными крыльями за спиной и антеннами на голове; на четвертой были изображены клоуны, скачущие по арене цирка; на пятой… впрочем, на пятой было изображено непонятно что: казалось, что кто-то просто вылил краски на полотно и смешал их.
– Моя любимая, «Хаос» называется, – восторженно сказал Ованес, заметив, что картина привлекла внимание Арусяк.
Арусяк закусила губу и представила, какой хаос творится в голове бедной тетки, раз она рисует такое. Рядом с большими картинами стояли маленькие изображения Арарата. Они были абсолютно одинаковыми, за исключением фона, на одних – серого, на других – розового, а на третьих – почему-то зеленого. В какой-то период жизни Офелия, почувствовав, что ее прекрасные творения не пользуются спросом, стала рисовать маленькие «Арараты», которые тоннами скупали туристы. Душу Офелии согревала надежда, что когда-нибудь кто-то обратит внимание и на более серьезные ее работы. Или хотя бы приедет щедрый узбек и закажет еще пяток ослов.
Арусяк села на свободный стульчик и стала глазеть по сторонам, думая о завтрашнем дне и встрече с противным Вачаганом и проклиная в душе Сашу Величко, из-за которого Петр Мурадян обозлился на всех русских мужчин. С грустью вспоминала Арусяк свою любимую комнату, вазочки с эклерами, учебу в университете и теперь уже несбыточную мечту стать профессиональным переводчиком. Грусть перешла в скорбь, когда Арусяк вспомнила, что сегодня утром не обнаружила паспорта в своей сумке. Накануне Петр, уловив настроение дочери, спрятал ее паспорт, чтобы Арусяк не улизнула в Харьков. Подумав об этом, она чуть не заплакала, а когда взгляд ее упал на картину с пляшущими клоунами, не выдержала и стала всхлипывать: в детстве она больше всего ненавидела походы в цирк, поскольку никак не могла понять, что смешного в кривляниях раскрашенного дядьки в огромных штанах и почему все люди аплодируют тетке с практически голой попой, которая мучает бедных морских котиков?
Картина Офелии повергла Арусяк в уныние.
Окончательно настроение испортил Ованес, который, заметив издалека какую-то группу белобрысых иностранцев, вскочил с места и стал дудеть в свой дудук. Офелия тоже засуетилась и принялась выставлять на передний план «Арараты». Иностранцы медленно, вразвалочку шли по ряду и рассматривали всякие поделки и картины, в то время как продавцы наперебой расхваливали свой товар и норовили сунуть его в руки.
– Арарат! Арарат! Джезва! Хачкар! – выкрикивали люди.
– Дудук! – крикнул Ованес и стал усиленно дудеть, раздувая щеки.
Но в этот день боги явно были на стороне Офелии, а может, ее астральное тело успело за ночь слетать к иностранным астральным телам и уговорить их завтра купить картины. Пройдя весь ряд и ничего не купив, делегация остановилась возле картин Офелии.
