Эмилия Прыткина - Свадебный переполох
Обзор книги Эмилия Прыткина - Свадебный переполох
Эмилия Прыткина
Свадебный переполох
Моя безграничная благодарность Татьяне Михайлушкиной и Наталье Тучинской за помощь в работе над книгой
Посвящается моим родителям. Вы – самое дорогое, что у меня есть
Глава 1
Предыстория
Морозным февральским утром не важно какого года в одном из родильных домов небольшого провинциального городка Ахтырка в кабинете заведующего отделением состоялся консилиум врачей. В роддоме произошло ЧП. Накануне дочь директора птицефермы красавица Анна произвела на свет весьма странного младенца женского пола. Главврач, опрометчиво пообещавший родственникам роженицы, что все пройдет по высшему разряду, нервно курил в углу, теребил жидкую бороденку и с грустью думал о курочках и пяти десятках яиц, которыми его одарил отец Анны. Яичница, съеденная утром, застряла где-то между горлом и желудком и просилась наружу. Принимавшая роды акушерка, находившаяся здесь же, ковыряла носком тапка кафельную плитку. Две медсестры сидели на стульях с каменными лицами и смотрели на главврача.
– Кто пойдет? – собравшись с силами, спросил главврач.
– Дык, это, вы и идите, Федор Михайлович, идите, мы-то что, наше дело маленькое, – жалобно сказала акушерка.
– Убьет ведь, лихой мужик, как пить дать убьет. – Федор Михайлович икнул и с тоской посмотрел в окно.
– А шо убивать, шо убивать, наше дело такое, мы этого младенца не зачинали, почем нам знать, что там да как, – развела руками акушерка.
Главврач тяжело вздохнул, перекрестился и вышел в коридор.
В коридоре на стареньком обшарпанном стуле сидел директор птицефермы Петр Семенович, тучный лысый мужчина в очках с роговой оправой, и внимательно изучал белую стену напротив.
– Ну шо, Михалыч, как оно? – неуклюже вскочил навстречу другу новоявленный дед.
– Э-э-э, Семеныч, родила, да, два часа назад, – замялся главврач. – Родила, это, ребеночка… такой ребеночек… э-э-э… хороший ребеночек, смешной такой ребеночек, такой…
– Ты мне не юли, Михалыч, что-то мне тон твой не нравится! Ты мне скажи: хлопец у нас или как? – грозно сказал Семеныч, протирая глаза.
– Да кабы хлопец… – махнул рукой главврач.
– Девка, значит, э-эх, ну ладно, чай, не последний, ребенок-то. – Петр Семенович со всего размаху хлопнул Михалыча по плечу. – Веди показывать. Пошли-пошли, а то я заждался уже.
– Так это, не положено, Семеныч, не положено посторонним, – замахал руками главврач.
– Это кто здесь посторонний? – Петр Семенович покосился на главврача, после чего подтолкнул его вперед.
Федор Михайлович шел по больничному коридору, как на эшафот, и пытался вспомнить свои самые страшные грехи, за которые его так покарал Господь. Грехов было немного. Ну, воровал медицинский спирт и загонял его по спекулятивной цене местным пропойцам – так кто ж его не ворует, спирта-то много, чего ж не своровать? Ну, брал взятки, но разве ж то взятки? Так, мелочовка, курочки да колбаса с местного завода. Правда, водился за ним еще один грешок – падок был Федор Михайлович на женщин, но к медицине и клятве Гиппократа этот грех не имел никакого отношения, а посему не мог быть причислен к страшным грехам.
– Э-э-э-м-м, дык, как бы это сказать, Семеныч, – замялся Федор Михайлович, не поспевая за директором птицефабрики. – Природа иногда шутки шутит. Вот живут люди, нормальные вроде люди, наши, русские, а потом – рождается у них татарчонок, черный такой. Откуда, спрашивается, а? А никто, чай, и не помнит, сколько лет мы под татарами, м-м-мда, вот она, кровушка, и проявляется. Гены ведь – это дело такое, Семеныч: свое берут, рано или поздно.
– Ты мне мозги-то не пудри! Что случилось, говори прямо! – зарычал Петр Семенович, прибавив ходу.
– А бывает и так, что дети лысые рождаются, лысые, гладенькие, как яичко. А бывает и наоборот: как родится с волосами до пят, так диву даешься, откуда они, эти волосы, взялись.
Возле палаты, где лежали новорожденные, Федор Михайлович остановился, набрал в легкие побольше воздуха и на всякий случай прочел «Отче наш».
– Ну, где наша? Показывай, – взволнованно прошептал Петр Семенович.
– Вот, – вздохнул Федор Михайлович, показывая на младенца, который мирно дремал в кроватке.
– Ну-у, гарна девка, какая красавица, – с умилением прошептал Петр Семенович и наклонился над младенцем.
– Э-э-э, да, хорошая девка вышла, ага, хорошая. – У главврача отлегло от сердца, и он облегченно вздохнул.
– А это что? – ужаснулся Петр Семенович, показывая на уши младенца, покрытые густым черным мехом. Мех заканчивался кисточками, как у рыси.
– Э-э-э… дык… это… это уши, м-да, – пролепетал Федор Михайлович.
– А чего они такие волосатые? – Петр Семенович обиженно засопел.
– Так это, я ж говорю, природа шутки шутит. Ох, у нее еще вся спина волосатая, как у собаки, а на голове волосы до пят, – скороговоркой выпалил врач.
– М-да… – Петр Семенович с грустью посмотрел на смуглого волосатого младенца.
– Я ж говорю, Семеныч: гены, шутки природы. А может, в роду вашем татары были или турки, вот она такая и уродилась. Против генов разве попрешь?
– Какие турки? Что ты мелешь? – разозлился Петр Семенович. – У нее папа армянин, она вся в него. И нос, и бровушки, вот только у него на ушах кисточек нет. Может, бреет?
– Армянин? – обрадовался Федор Михайлович и хлопнул себя по лбу. – Точно, теперь вспомнил! Говорили же мне, что Анька в Харькове замуж вышла за нерусского. Это все объясняет, конечно!
Главврач чуть не подпрыгнул от радости, осознав, что все можно списать на армянские корни ребенка.
– Оттого и кисточки на ушах! Может, это наследственное, и спина волосатая оттуда. Отту-уда! Вот шельма! – растянулся в широкой улыбке главврач.
– Ладно, какая есть, – вздохнул Петр Семенович. – Аньке показывали?
– Нет еще, решили вам первому.
– Сам покажу, давай дитё.
Федор Михайлович осторожно вытащил младенца из кроватки и, стараясь не дышать, вручил его Петру Семеновичу.
– Ну, с Богом, – вздохнул Семеныч и пошел в палату к дочери.
– Все по высшему разряду сделали, все, как и обещали. Как королевна лежит, одна в палате. Старались! – крикнул ему вслед Федор Михайлович. – Мы свое дело знаем!
Красавица Анна, стоявшая возле окна, увидела отца с ребенком и бросилась к ним. Увидев кисточки на ушах, она залилась горючими слезами и плакала до прихода матери, проклиная нерусского мужа и всех на свете. Посмотреть волосатую спину она так и не решилась.
Окончательно настроение испортил муж, который поспорил с друзьями, что первенец будет сыном, и всю дорогу из роддома посматривал на младенца, приговаривая: «Нет, это не девочка, по глазам вижу, что парень. Да и брови у него густые. Разве у маленьких девочек бывают такие густые черные брови? А на уши посмотрите – не рождаются девочки с такими волосатыми ушами, врете вы все!»
Дома отец первым делом вступил в сговор с Петром Семеновичем. И пока дед развлекал дочь, рассказывая ей о каких-то генах, а жена его тыкала пальцем в книжень, в которой было написано, что такие дети рождаются раз в сто лет и, согласно индейским поверьям, назначаются вождями, ибо несут на себе печать божественного происхождения, папа на цыпочках прокрался в спальню, развернул пеленки… А потом тяжко вздохнул и пустил скупую мужскую слезу. Неизвестно, что его огорчило больше: тот факт, что у него родилась волосатая девочка с густыми черными бровями, или осознание того, что от похода в ресторан с шумной толпой друзей ему не отвертеться никак, разве что подменить младенца.
Несмотря на мольбы жены, угрозы развестись и покончить жизнь самоубийством, отец назвал дочь Арусяк – в честь своей матери. Арусяк Петровна Мурадян. К превеликой радости Аннушки, кисточки на ушах и волосы на спине выпали спустя месяц. Но проблема оволосения ребенка не перестала заботить родителей, то и дело внимательно рассматривавших дочь на предмет появления растительности на ушах и спине.
От папы Арусяк унаследовала три вещи: густые брови, черные как смоль волосы и гордость славного кавказского рода – длинный армянский нос. В свое время Петр Мурадян, как и многие армяне, отправился в Россию на заработки. Город Харьков, куда он прибыл с оранжевым кожаным чемоданом, находился на Украине и не имел к России никакого отношения, но это никого не волновало: все, что находилось за пределами Армении, армяне традиционно называли Русастаном. Приехав в Харьков с тремя закадычными друзьями, Петр Мурадян сошел с поезда и отправился искать работу. В поезде Петр Мурадян, слыхавший, что русские женщины более общительны, познакомился с красавицей Аннушкой, которая ехала в Харьков из Ахтырки с полной корзиной огромных спелых яблок, чтобы поступать в пищевой техникум. Петр Мурадян как настоящий джентльмен предложил донести корзину до дома. Аннушка не отказалась: во-первых, корзина была действительно тяжелой, а во-вторых, уж очень любезен и красив был молодой черноволосый кавказец с русским именем Петя.