Зоя Воскресенская - ДЕВОЧКА В БУРНОМ МОРЕ
Антошка приближается к Гитлеру.
Шаг… еще шаг…
Вот перед, ней только стеклянные глаза, точь-в-точь как у мальчишки с заколкой. В глазах мечется испуг. Ну и противная же физиономия у него! Как только он с такой физиономией на свете живет? Антошка делает знак, чтобы Гитлер наклонился. Он наклоняется, Антошка выхватывает из косы хитро запрятанный кинжал и поражает Гитлера в самое сердце. Он падает. «Капут!» — кричит Антошка.
Антошку связывают, пытают, она молчит, как молчала Зоя Космодемьянская. Ее ведут на казнь. Нет, не ведут, а волочат. Болит, мучительно болит разбитая голова, но она находит в себе силы крикнуть под виселицей: «Да здравствует Советская Родина!»
Антошка погибла. Но прежде подох Гитлер, и разом кончается война, исчезает зло на земле. Антошку несут хоронить, и за гробом идут пионеры всех стран, а впереди Витька-горнист. Он горнит: «Вставай, вставай, дружок!» Но она мертва… Идут барабанщики: белые, черные, желтые… Антошка плывет на руках людей. Она мертва, но видит синее-синее небо и белые пушистые облака. Она слышит горн и барабаны и слышит, как люди говорят: «Антошка не зря прожила на земле. Она ошибалась, но искупила все свои ошибки». Витька-горнист ласково горнит: «Вставай, вставай, дружок!»
— Вставай, дружок, — это уже говорит мама. — Ты сегодня заспалась.
Антошка открывает глаза. Итак, ничего не было.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мама. — Голова не болит?
— «А вы на земле проживете, как черви слепые живут, ни сказок о вас не расскажут, ни песен про вас не споют». Мама, ведь это обо мне Горький так сказал?
Елизавета Карповна грустно улыбнулась.
— Это обо мне, Антошка. Но, может быть, скоро подойдет и наша очередь на самолет. Тогда…
— Что — тогда? — насторожилась Антошка.
— Тогда я буду работать в госпитале.
— А я пойду на фронт, — решительно заявила Антошка. — Мамочка, предупреждаю заранее. Не сердись, если сбегу. Не ехать же мне с младенцами и престарелыми в эвакуацию! — вспомнила она письмо Витьки.
— Там видно будет, а теперь давай завтракать, мне надо идти в клинику.
КОРОЛИ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ
На третий день Елизавета Карповна разрешила Антошке встать.
— Вынеси постели на балкон, — сказала мама.
— Но сегодня же пятница, сегодня в городе трясут ковры, — возразила Антошка.
Елизавета Карповна засмеялась.
— Ты потеряла один день. Сегодня суббота.
Антошка выглянула в окно. На всех балконах дома, как снежные сугробы, белели подушки, перины, развевались по ветру простыни.
— И правда — суббота. Я пойду в школу?
— Нет. В школу ты пойдешь в понедельник, а сегодня тебе не мешало бы навестить Карлсонов и поблагодарить Улафа. Он так самоотверженно защищал тебя.
Антошка в это время собиралась сложить вчетверо простыню, да так и застыла на месте.
— Мамочка, ты все знаешь?
— Все.
— И про драку?
— И про драку, и про велосипед. Кстати, Улаф привел его в порядок, камеры были похожи на решето, он заклеил все дырки.
— Это все сделал гитлеровец с заколкой.
— И это знаю.
Итак, мама знала все. Антошка внимательно посмотрела на мать. Елизавета Карповна повернулась и пошла на кухню.
«Ах, золотая моя мамочка! Если бы ты меня побила, ругала, я бы защищалась, я бы находила что-нибудь в свое оправдание, но ты даже сделала вид, что ничего не знаешь, ничем не попрекнула. Ты заботилась обо мне, когда я лежала в постели, заботилась так, словно я пострадала за правое дело. А я ведь кругом виновата. Я совершила пре-ступ-ле-ние!» — думала Антошка, вынося постели на балкон.
Елизавета Карповна чистила картошку.
— Мамочка, не трогай картошку, тебе надо беречь свои руки, теперь это руки хирурга. Я сама почищу, и шкурку буду срезать тоненькую-претоненькую, как скальпелем. А закончу дела на кухне и сразу пойду к Улафу.
— Сначала позвони, — посоветовала Елизавета Карповна, — шведы не любят неожиданного вторжения. Попроси разрешения зайти.
Антошка закончила хозяйственные дела и пошла звонить.
— Мама, фру Карлсон сказала, что они будут рады видеть меня в пять часов.
Елизавета Карловна вздохнула.
— Значит, они ждут гостей.
— И тебе это не нравится? Ты опять боишься, что я влезу в какую-нибудь историю? Можешь быть совершенно спокойна: я никаких глупостей не натворю, буду молчалива, как салака.
Ровно в пять часов Антошка нажала кнопку на дощечке у подъезда против фамилии Карлсон. Щелкнул репродуктор. Голос Евы спросил:
— Кто это?
— Это я, русская Антошка.
— Заходи.
Антошка толкнула дверь, поднялась на лифте на третий этаж.
Ева ждала ее у раскрытой двери.
В маленькой квартире Карлсонов было очень чисто и, как во всех шведских квартирах, лучшая мебель стояла против окон, чтобы из соседнего дома видели, что у Карлсонов есть сервант и за стеклом достаточно чайной посуды, чтобы принять много гостей.
Комнаты не загромождены мебелью и от этого казались просторными и светлыми. Книжные полки, гардероб помещались в стенных шкафах, диваны и кресла превращались на ночь в кровати.
Ева, ее старшая сестра Клара и мать фру Эдит были одеты в нарядные платья; даже на Улафе праздничный костюм, который был ему явно велик и ворот белой рубашки слишком широк. Лацкан пиджака у него был защеплен обыкновенной канцелярской скрепкой, рядом с ней поблескивал металлический значок с цифрой «7» посередине, а из нагрудного кармана вместо платка высовывалась расческа.
На диване сидел пожилой, незнакомый Антошке человек. Его пиджак, как и у Улафа, украшен скрепкой, цифрой «7», и из кармана также высовывалась расческа.
«Наверно, мода такая», — подумала Антошка.
Она поздоровалась со всеми и хотела произнести благодарственную речь, но Ева перебила ее:
— У нас сегодня семейное торжество, и еще мы провожаем Улафа: он записался добровольцем в норвежские вооруженные силы и на днях улетает в Англию. Будет воевать.
«Счастливый!» — подумала с завистью Антошка.
Фру Эдит, раскрасневшись от плиты, бегала из кухни в комнату и обратно, Клара помогала ей накрывать на стол.
Пожилой человек сидел у радиоприемника и вместе с Улафом ловил лондонское радио, которое тоже заглушалось немецкими трещотками.
— Это дядя Кристиан, товарищ отца, пришел из Норвегии, — шепнула Ева Антошке, — он коммунист, и немцы объявили большое вознаграждение тем, кто его доставит живым или мертвым в гестапо. Он со своими товарищами взорвал большой пароход с фашистами и военный склад.
Антошка с уважением посмотрела на дядю Кристиана.
Из Лондона передавали известия на норвежском языке. Кристиан попыхивал коротенькой трубочкой и крепко прищуривал глаза, словно старался не только расслышать, но и что-то разглядеть сквозь вой трещоток.
Ева принесла мешочек и вытряхнула из него на диван множество маленьких варежек и чулочек.
— Нравится? — спросила она Антошку.
— Очень! Похожи на цветы! — Антошка перебирала шерстяные яркие варежки — полосатые, клетчатые, с узорами елочек, оленей, снежинок. — Кому это столько? — спросила она.
— Ленинградским детям. Мы с мамой распустили все старые кофты и завтра отнесем все это в фонд помощи русским.
Антошка по-новому взглянула на Еву, вспомнила, как в прошлом году Ева с Эльзой играли в куклы и вязали для своих «дочек» крохотные чулки.
— Эльза тоже вяжет? — спросила Антошка.
— Тоже. Но она вяжет носки для немецких солдат. Мы теперь с ней не дружим.
В передней раздался звонок, и Клара побежала открывать. Она долго шепталась с кем-то в передней и, сияющая, ввела в комнату — Антошка глазам своим не поверила! — молодого грузчика с почтамта.
«Неужели опять что-нибудь случилось?» — подумала Антошка и вся съежилась. Но грузчик рассеянно со всеми поздоровался, уселся рядом с Кларой и стал ей что-то шептать.
— Свен, познакомься с нашей русской гостьей, — спохватилась Клара.
Молодой человек взглянул на Антошку и широко улыбнулся:
— А мы с ней знакомы.
Антошка опустила глаза и сжала руки. «Сейчас все расскажет», — подумала она с ужасом.
— Когда же вы познакомились? — спросила Клара.
— Давно. Я частый гость этого двора и, кажется, перезнакомился со всеми его обитателями.
Антошка с благодарностью посмотрела на Свена, но он не оценил ее взгляда. Он осторожно поправил кружевной воротничок на платье Клары, провел пальцами по ее пирожку на голове.
— Ты сегодня красавица, — шепнул он, и Антошка поняла, что Свен влюбился в Клару с первого взгляда.
Клара действительно была хороша: большие светло-голубые глаза, льняные волосы. Кремовое шелковое платье подчеркивало нежный цвет ее лица. Клара работает продавщицей в большом цветочном магазине на Стуреплан, а туда берут только красивых девушек.
