Си Джей Уотсон - Прежде чем я засну (ЛП)
Я схватилась за край кресла, пытаясь успокоиться, и вдруг ещё одно слово всплыло из глубин сознания и взорвалось.
Адам.
Мой мир перевернулся. У меня был ребёнок. Мы назвали его Адамом.
Я встала, и пакет с книгой соскользнул на пол. Мои мысли скакали, как сумасшедшие, энергия, переполнявшая меня, нуждалась в выходе. Его не было в альбоме в гостиной. Я знала это. Я бы запомнила, если бы видела фотографию своего ребёнка, когда листала его сегодня утром. Я бы спросила Бена, кто он такой. Я бы написала об этом в дневник. Я засунула вырезки обратно в конверт с книгой и побежала вниз.
Я стояла в ванной перед зеркалом. Я, даже не взглянув на своё отражение, смотрела на фотографии вокруг зеркала, фотографии из прошлого, фотографии, с помощью которых я могла понять, кто я. Я и Бен. Я одна, Бен один. Мы вдвоём с другой парой старше нас, думаю, что это его родители. Я, намного моложе, завернутая в шарф, глажу собаку и улыбаюсь счастливой улыбкой. Но нигде нет Адама. Нигде нет ребёнка. Нигде нет фотографий его первого дня в школе, соревнований и праздников. Нет его фотографии, где он строит замки из песка. Ничего. Бессмыслица. Несомненно, такие фотографии хранит каждый родитель. Они должны быть здесь. Я приподняла фотографии, чтобы посмотреть, нет ли под ними ещё одного слоя истории. Там ничего не было. Ничего, кроме бледно-голубой плитки на стене и гладкого стекла зеркала. Пусто.
Адам. Его имя крутилось у меня в голове. Я закрыла глаза, и ко мне пришло ещё несколько воспоминаний. Они резко обрушивались на меня, мгновения сверкая всеми красками, а затем исчезали, вызывая следующие.
Я увидела Адама, его светлые волосы, которые, я знала, однажды превратятся в коричневые, футболка с человеком-пауком, которую он носил до тех пор, пока её не выбросили, когда она стала слишком мала ему. Я видела его, спящего в коляске, и вспомнила, что тогда подумала, что он самый идеальный ребёнок на свете, самое идеальное, что я когда-либо видела в своей жизни. Я видела его, катающего на голубом трёхколёсном велосипеде, и я откуда-то знала, что мы подарили его Адаму на день рождение, и что он будет ездить на нём везде. Я видела его в парке. Он наклонил голову над рулём и улыбался, скатываясь по склону, а мгновением позже, шлёпнулся на землю, потому что велосипед наткнулся на что-то и вывернулся из рук. Я видела, как я держала его плачущего на руках, стирая кровь с его лица, как нашла его зуб на земле рядом с всё ещё крутящимся колесом. Я видела, как он показывал мне картину, которую нарисовал, голубое небо, зелёная трава и между ними бесформенные фигуры и крошечный домик... ещё я увидела игрушечного кролика, которого он везде носил с собой.
Я вернулась в настоящее, в ванну, в которой стояла, но снова закрыла глаза. Я хотела вспомнить его в школе или когда он был подростком, или увидеть его со мной или его с отцом. Но как только я попыталась систематизировать воспоминания, они затрепетали и исчезли, как пёрышко, которое подхватил ветер, меняет направление каждый раз, когда вы пытаетесь схватить его. Вместо этого я увидела, как он держит подтаявшее мороженое, потом его измазанное лакрицей лицо, потом, как он спит на заднем сидении машины. Всё, что я могла сделать, это наблюдать за теми воспоминаниями, которые сами приходили ко мне и так же быстро уходили.
Я собрала всю свою силу, чтобы не сорвать фотографии передо мной. Мне хотелось содрать их со стены в поисках доказательств существования моего сына. Вместо этого, словно опасаясь, что мои конечности откажутся мне повиноваться, я стояла совершенно неподвижно перед зеркалом, и каждый мускул в моём теле был напряжён.
Нет фотографий на каминной полке. Нет спальни подростка с постерами поп-звёзд на стене. Нет футболок в прачечной и среди белья для глажки. Нет рваных кроссовок в шкафу под лестницей. Даже если он уехал из дома, всё равно должно были остаться какие-нибудь признаки его существования. Какой-то след. Но в доме нет никаких признаков его существования. И вдруг по моей коже пробежал холодок, потому что я поняла, что всё указывает на то, что он вообще не существовал.
Не знаю, сколько я так стояла в ванной, глядя на стену. Десять минут? Двадцать? Час?
В какой-то момент я услышала, как поворачиваются ключи во входной двери, потом, как Бен вытирает ноги о коврик. Я не двигалась. Он зашёл на кухню, потом в столовую, и потом громко спросил, всё ли в порядке. Его голос был обеспокоенным, в нём появились нервные нотки, которых не было сегодня утром, но как только я ответила, что всё в порядке, услышала, как он вошёл в гостиную и включил телевизор.
Время становилось. В голове была пустота. За исключением одной мысли: «Мне необходимо узнать, что случилось с моим сыном». И эта необходимость смешивалась со страхом того, что я могу узнать.
Я спрятала роман в гардеробной и спустилась вниз. Я стояла перед дверью гостиной. Я попыталась успокоить дыхание, но не смогла. Вместо этого я начала задыхаться. Я не знала, что сказать Бену. Как мне сказать, откуда я знаю про Адама. Если он спросит меня об этом, и что мне тогда ответить? Хотя это не имеет значения. Ничего не имеет значения. Ничего, кроме моего сына. Я закрыла глаза, и, когда почувствовала, что успокоилась, аккуратно толкнула дверь. Я почувствовала, как она заскользила по жёсткому ковру.
Бен не слышал меня. Он сидел на диване и смотрел телевизор, держа на коленях тарелку с половинкой бисквита.
Я почувствовала, что волна злости поднимается во мне. Он выглядел таким расслабленным и счастливым, улыбка играла на его губах, а потом он начал смеяться. Мне хотелось подбежать, схватить его и кричать до тех пор, пока он не расскажет мне всё, не расскажет, почему скрыл от меня мой роман, почему он спрятал доказательства существования моего сына. Я хотела потребовать вернуть мне всё, что я потеряла.
Но я знала, что из этого не выйдет ничего хорошего. Вместо этого, я закашляла тихим деликатным кашлем. Кашлем, которым я как будто говорила, что не хочу отвлекать его, но...
Он увидел меня и улыбнулся.
- Дорогая! - сказал он. - Вот и ты!
Я вошла в комнату.
- Бен? - сказала я. Мой голос был напряжённым, как будто чужой. - Бен, мне нужно с тобой поговорить.
Его лиц стало беспокойным. Он поднялся и подошёл ко мне, тарелка соскользнула на пол.
- Что такое, любимая? Всё нормально?
- Нет, - ответила я. Он остановился в метре или около того от меня, и протянул руки, чтобы заключить меня в объятия, но я не сдвинулась с места.
- Что-то не так?
Я посмотрела своему мужу в лицо. Казалось, что он всё контролирует, как будто он уже привык к таким вспышкам истерии. Я не могла не произнести имя сына.
- Где Адам? - спросила я. У меня сдавило горло, и слова перешли в шепот. - Где он?
Выражение лица Бена изменилось. Удивлённое? Шокированное? Он сглотнул.
- Говори! - сказала я.
Он взял мои руки. Я хотела оттолкнуть его, но не сделала этого.
- Кристина, - сказал он. - Пожалуйста. Успокойся. Я могу всё объяснить. Хорошо?
Я хотела сказать ему, что нет, совсем не хорошо, но ничего не сказала. Я спрятала лицо в складках его рубашки. Меня начало трясти.
- Скажи мне, - сказала я. - Пожалуйста, сейчас же.
Мы сели на диван, он в одном конце, я в другом, на таком расстоянии друг от друга, на котором мне сейчас хотелось с ним находиться. Мы говорили. Несколько минут. Часов. Не знаю. Я не хотела, чтобы он говорил, чтобы он снова повторял это, но он повторил.
- Адам мёртв.
Я вся сжалась, как моллюск в раковине. Его слова были острыми, как колючая проволока. Я подумала о мухе, которая сидела на ветровом стекле по дороге домой от бабушки. Он заговорил снова.
- Кристина, любимая. Мне очень жаль.
Я разозлилась. На него.
"Ублюдок, - подумала я. - Хотя и знала, что это не его вина."
Я через силу заговорила:
- Как?
Он вздохнул:
- Адам был в армии.
Я оцепенела. Всё отступило, осталась только боль и ничего кроме. Боль, которая сводилась к одной мысли. У меня был сын, о существовании которого я даже не знала. Мысли закрутились в голове. Абсурд. Что об этом подумает моя мама?
Бен заговорил снова, коротко и отрывисто.
- Он был морским пехотинцем. Его отряд был размещён в Афганистане. Он был убит. В прошлом году.
Я сглотнула. Горло стало сухим.
- Почему? - спросила я, а затем, - как?
- Кристина...
- Я хочу знать, - сказала я. - Мне нужно знать.
Он протянул руку, чтобы взять мою, и я разрешила ему, хотя и освободилась, когда он пододвинулся ближе.
- Ты хочешь знать всё?
Я разозлилась ещё сильнее. Я не могла с этим справиться. Злость и паника.
- Он мой сын!
Он отвёл взгляд к окну.
- Он ехал на бронированном автомобиле, - сказал он. Он говорил медленно, почти шепотом. - Они сопровождали взвод. На обочине дороги была бомба. Один солдат выжил. Адам и остальные - нет.
