Тацухико Такимото - Добро пожаловать в NHK!
Солнце давно уже село, и никого вокруг не было. Если же кто-то был, у нас могли бы быть крупные неприятности. Это было бы исключительно постыдно.
В свете парковых фонарей мы встали друг напротив друга. На мне были одеты кофта и футболка, а на Ямазаки была толстовка. Мы оба были одеты так, чтобы одежда не сковывала наши движения. Мы были готовы.
Поскольку наркотики всё ещё действовали, Ямазаки болтал без умолку. Он продолжал нести всякую чушь.
— Такое часто бывает в кино. Фильмы, в которых двое молодых симпатичных актёров, споря о любви или о чём-то таком, сражаются в парке под проливным дождём. «Ты ничего не знаешь о любви!»… «Я люблю Хитоми всем сердцем!»… «Бам!» … «Хрясь!», что-то вроде этого…
Продолжая разминаться, я кивнул ему в знак согласия.
— В глубине души, мне нравятся такие фильмы, потому что в этих телешоу заключена истина. В них есть вступление, развитие, кульминация и развязка, в них кипит буря эмоций, в них есть какие-то выводы… С другой стороны, наши жизни наполнены туманной неопределённостью и смутными страхами, в них нет простых и понятных ситуаций и конфликтов, нет ничего подобного… Разве это не глупо? Мне двадцать, а тебе двадцать два, Сато. А мы никогда никого по-настоящему не любили, не ненавидели, не дрались из-за любви или ненависти, мы никогда не испытывали ничего подобного. Это ужасно!
В этот момент Ямазаки встряхнул меня за плечи, когда я разминал ахилловы сухожилия.
— Так давай драться драматично! Красиво, быстро и жёстко! Давай драться именно так! — сказал он.
— Дааа! — издал я храбрый клич и принял свою боевую стойку.
Итак, мы начали драться. Наш бой выглядел удручающе безобидно. Иногда было больно, но удары слабака под кайфом не могут быть слишком сильными.
Ямазаки отчаянно пытался сделать наш бой как можно более красивым, и он начал вопить драматичные, но совершенно бессмысленные вещи.
— Сато, ты ничего не понимаешь!
Я не хотел, чтобы его усилия пропали даром, поэтому попытался ответить подобающим образом.
— Это ты ошибаешься!
— Да?! И в чём же я ошибся?!
Я растерялся, когда мне задали такой конкретный вопрос. Я перестал размахивать кулаками и задумался.
— Например в том, что ты пошёл учиться в Институт Анимации Ёёги? — ответил я нерешительно.
Когда я это сказал, Ямазаки внезапно ударил меня.
— Не смей смеяться над Институтом Ёёги!
— Ау! Ты чего так сильно бьёшь, ты —
— Не думай, что имеешь право так надменно говорить, жалкий хикикомори!
Кровь прилила к моей голове.
— Умри, чёртов лоликонщик! Сдохни, проклятый эроге-фан!
Я замахнулся как можно сильнее и врезал Ямазаки в живот. Он взревел и набросился на меня. Вместе мы упали на землю. Ямазаки прижал к земле мою голову, я мог разглядеть луну за его спиной. Если бы я ничего не придпринял, я бы мог получить удар под дых. Ухватив ногой его за шею, я каким-то образом смог выползти из-под него. Мы оба тяжело дышали. Ямазаки посмотрел на меня, а потом, опустив взгляд, рассмеялся. Наконец, он тяжело вздохнул:
— Эх, это было круто.
Я тоже вздохнул.
— Но мы не можем закончить бой так рано. Давай драться насмерть, — сказал он. И мы продолжили драться: мощные пинки и просто удары, напряжённая битва двух слабаков. Было больно. Очень, очень больно. А ещё было весело и как-то пусто на душе. Сильный удар поразил мой живот, во рту появлися привкус желчи и слёзы из глаз потекли, но я был счастлив. Ямазаки от удара в пах смешно подпрыгивал на месте.
Господи, что же мы творим?! Я вложил эти сомнения в свои кулаки, я бил, и был битым.
И тут я вспомнил, что уже наступил июль. Осталось совсем немного. Скоро что-то должно было измениться. Я должен был прийти к какому-либо решению. И я был уверен, что в этот миг я буду улыбаться и смеяться. Ты ведь согласен со мной, Ямазаки?
А сейчас мы все были в синяках и ссадинах. Ужасная боль была во всём теле. Один из мох передних зубов начал шататься. У Ямазаки был восхитительный синяк под глазом. Я в кровь разодрал свой правый кулак.
Мы продолжали свою первую маленькую битву.
Для ровного счёта, я ещё раз ударил Ямазаки по лицу. Он захватил мою руку и начал её выворачивать.
— Ай, ай, ты мне так руку сломаешь! — я пытался постучать по земле, в знак того что сдаюсь.
— Я сломаю её, сломаю, сломаю, чёрт возьми!
Я изо всех сил ударил Ямазаки по ноге.
— Эй, это против правил! — закричал он.
— Заткнись, мне всё равно! Смерть Институту Ёёги!
— Я говорил уже, что когда слышу подобное — я начинаю по-настоящему злиться!
Кажется, наша драка зашла слишком далеко.
Вдруг мы услышали чей-то крик.
— Офицер!
Эээ?
— Сюда, офицер! — кричала какая-то девушка.
Ямазаки быстро вскочил и со всех ног помчался домой.
Он сбежал, оставив меня одного.
* * *Несколько минут спустя, я пришёл в сознание от того, что Мисаки била меня. Хотя это были просто «девчачьи удары», драка с Ямазаки меня уже как следует потрепала, поэтому её удары были довольно болезненными. Вопя во всю мощь своих лёгких, с голосом, уже даже не напоминающим человеческий, Мисаки продолжала колотить меня.
Я пытался прикрыть голову.
Мисаки влепила мне ещё с десяток затрещин, прежде чем успокоилась.
В общем, это Мисаки кричала: «Офицер!», притворяясь, что вызывала полицию. После ужина Мисаки, как обычно, пришла в парк и увидел двух громко ругающихся и дерущихся мужчин. Когда она поняла, что я был одним из них, она очень расстроилась.
Собравшись с духом, она попыталась помочь мне. Вокруг не было никого, у неё не было сотового телефона, и она не знала, что делать. Наконец, она решила притвориться, что зовёт полицейского, чтобы спасти меня.
— Я не могу в это поверить! Я так переживала! Я думала, что тебя убьют!
Мне не хотелось расстраивать Мисаки, она даже начала плакать. Я решил развеселить её занятной историей.
— Ну, в тех кустах я увидел девушку, на которую напал маньяк. Я подошёл, чтобы попытаться спасти девушку, но вдруг насильник выскочил из кустов. Он вытащил из кармана нож и набросился на меня! Это было очень опасно! Если бы не я, ту девушку могли убить.
— Это очередная ложь, не так ли?
— Ну да.
— Чем ты на самом деле занимался?
Я рассказал ей всё.
Мисаки ещё больше расстроилась и устроила мне ещё одну взбучку,
— Это очень плохо. Нельзя драться со своими друзьями, даже в шутку. Насилие — это ужасно. — пробормотала она, сидя на скамейке.
— Да брось. Не будь такой серьёзной. Это было довольно весело, я никогда не бил никого, и меня самого не били. Я на удивление хорошо себя чувствую —
— Я же сказала, это плохо!
— Почему? Карате идёт только на пользу, — я показал ей пару ударов, словно дрался с невидимым противником. Когда я показал правый хук, Мисаки задрожала и прикрыла голову руками.
— Эээ? — сказал я.
Она взглянула на меня сквозь руки.
— В чём дело? — спросил я.
Она не ответила, но опустила руки. Я ещё раз притворился, что делаю правый хук. И снова Мисаки прикрыла голову обеими руками. Её реакция показалась мне забавной, и я ещё несколько раз повторил этот ненастоящий удар. В конце-концов, Мисаки сжалась и замерла, спрятав голову.
Рукав её свитера сполз до локтя, и я воспользовался возможностью полюбоваться её кожей.
В синеватом свете фонарей я увидел, что её рука была усеяна чем-то похожим на следы от ожогов. Это были круглые шрамы, примерно пять миллиметров в диаметре. Они очень напоминали мне отметины, которые деревенские хулиганы выжигали друг-другу сигаретами, чтобы доказать свою крутизну.
Заметив мой взгляд, Мисаки одёрнула рукав.
— Ты видел? — спросила она дрожащим голосом.
— Видел что? — я притворился, что не понял, о чём она говорит.
Тогда я вспомнил, что Мисаки всегда носила одежду с длинными рукавами. Даже в недавнюю жару она продолжала так одеваться — но что с того?
— О чём будет сегодняшняя лекция? — весело спросил я, чтобы сменить тему.
Мисаки не ответила. Согнувшись, она сидела на скамейке и дрожала от страха. У неё даже зубы стучали.
Прошло довольно много времени.
Наконец, Мисаки объявила:
— Я ухожу, — и, пошатываясь, она побрела к выходу из парка.
Я смотрел на то, как она уходит, и спорил с собой, должен ли я остановить её. Мисаки остановилась возле качелей и обернулась.
— Теперь ты меня ненавидишь, да? — спросила она.
— О чём ты?
— Ты, наверно, больше не придёшь. — Она всё время делала подобные странные выводы.
Мисаки смотрела мне в глаза, а потом отвела взгляд. Затем она снова взглянула на меня.
— Ты придёшь завтра?
— Если я нарушу контракт, мне придётся заплатить миллион йен, так ведь?
