Привет, красавица - Наполитано Энн

— Все мы тоскуем по папе, — сказала Эмелин. — Нам надо держаться вместе. Мама, я принесла фотографии Иззи. Она просто красавица.

Она показала снимки, которые прятала под столом, но Роза тотчас вскочила и на прощанье бросила:

— Будете уходить, наберите овощей в огороде, не стесняйтесь.

Три сестры Падавано сидели с таким видом, будто у них разом отняли все на свете.

Уильям

Ноябрь 1982 — март 1983

Уильям неуклонно соблюдал заведенный порядок: завтрак, поход в магазин за продуктами для Джулии, прочие неотложные домашние дела. Он старался угодить жене и восстановить свои позиции, утраченные из-за собственного просчета. Вопреки ожиданиям, Джулия не оценила его уход с должности еще до окончания семестра. На кафедре с пониманием отнеслись к просьбе ассистента об отпуске, тем более что была масса аспирантов, готовых занять преподавательское место. Узнав обо всем постфактум, жена, не любившая сюрпризов, запаниковала, и Уильям понял, что совершил ошибку. Джулия нуждалась не только в любви и внимании, ей требовался добытчик средств к существованию, хотя у них оставалось еще достаточно денег, подаренных на свадьбу, и она не знала о чеке, спрятанном в ящике комода, — Уильям не собирался его обналичивать и сохранил на черный день. Как выяснилось, Джулия не особо нуждалась в обществе мужа — в периоды хандры она обращалась к поселившейся у них Сильвии. Это было вполне понятно, но еще больше обескураживало, поскольку выходило, что Уильям облажался по всем статьям.

После завтрака он вымыл посуду и спросил жену, не нужно ли ей чего. Джулия помотала головой и, проводив его к дверям, поцеловала в щеку, что стало знаком ее лишь временной разочарованности в супруге. Уильям отправился в университетскую библиотеку, где готовился к вечерним занятиям. На пути к своему любимому закутку он миновал старого профессора истории, на лекциях которого познакомился с Джулией. Старик его не узнал, но Уильям не обиделся. Похоже, профессор, у которого слезились глаза и текло из носа, заканчивал свою преподавательскую карьеру. Интересно, подумал Уильям, увлекают ли его темы собственных лекций? Появляются ли свежие мысли о пакте Молотова — Риббентропа 1939 года и падении Берлина? Или все это стало просто текстом заученной роли?

Когда наступило время обеда, Уильям прошел в спортивный корпус. Усевшись на трибуне перед баскетбольной площадкой, он раскрыл пакет с сэндвичами. Иногда в зале шли занятия, на которых тренер призывал студентов самого разного телосложения и тренированности выполнить гимнастические упражнения. Порой появлялся кто-нибудь из баскетбольной команды, желавший лишний раз потренироваться. Уильям знал всех игроков, кроме новичков, и временами, покончив с сэндвичами, поддавался уговорам сделать пару бросков с угла. Он знал, что колено его не выдержит разворота и даже короткой пробежки, поэтому, стоя на месте, раз за разом исполнял дальние броски, сопровождаемые одобрительными возгласами бывших товарищей по команде. Мяч опускался в корзину, и Уильям, пытаясь усмирить дыхание, притворялся, будто он по-прежнему в полном порядке.

С мячом в руках он забывал о смерти тестя, о свояченице, поселившейся на его кушетке, о своей оторопи, всякий раз возникавшей при виде жены. Не то чтобы беременность сильно изменила Джулию, но она уже не была той девушкой, на которой он женился. Раздавшаяся в бедрах, часто краснолицая, она, прекрасная и полная жизни, следовала от зачатия к родам неизменным курсом, который не отыщешь ни на одной карте. Уильяму хотелось спросить: «Где ты? Ты знаешь, куда идешь? Уверена, что не сбилась с пути?»

Даже себе он боялся признаться, что вовсе не помышлял о ребенке. Он влюбился в Джулию и до сих пор плыл в океане благодарности за возможность каждую ночь спать и каждое утро просыпаться рядом с ней. В этом отношении супружество было абсолютно ясным. Но сотворить и взрастить нового человека — совсем иное. Узнав о беременности Джулии, он сказал, что невероятно счастлив, ибо так полагалось, но вообще-то не представлял себя отцом. Попытки вообразить себя с младенцем на руках неизменно заканчивались размытой картинкой. Наверное, ему следовало выразить свои сомнения в разумности планов Джулии, но та, заявив о собственных намерениях, весь следующий месяц встречала его с работы голой. Глядя на нее в наряде Евы, он уже не мог, да и не хотел взвешивать все за и против отцовства.

Теперь Уильям обитал с беременной женой и свояченицей, виноватой мышкой пробиравшейся в его квартиру. Он больше не расслаблялся на кушетке, ставшей кроватью Сильвии. За едой Уильям штудировал учебники и конспекты, стараясь запомнить движущие силы того или иного периода американской истории. Иногда, проснувшись ночью и не обнаружив рядом жены, он отправлялся на поиски и находил ее спящей в обнимку с Сильвией. Глядя на сестер, Уильям чувствовал странную одинокость. Они смотрелись по-настоящему близкими людьми, и Уильям, возвращаясь в пустую кровать, думал о том, что, наверное, здесь посторонний он, а не его свояченица.

После ланча в спортзале Уильям вернулся в библиотеку и стал читать о панике 1893 года [18]. В самом начале занятий в аспирантуре его научный руководитель, профессор с испытующим взглядом, с неизменным галстуком-бабочкой, ни секунды не сидевший на месте из-за переполнявших его эмоций, спросил, что Уильяму воистину по сердцу в избранном им историческом отрезке. Услышав вопрос, Уильям почувствовал, как все его внутренности словно окаменели. Он помертвел, ибо ему не приходило в голову, что от него ожидают любви к предмету изучения. Наконец он что-то промямлил о великих переменах между 1890-м и 1969-м — «позолоченный век», две мировые войны, движение за гражданские права, — но было поздно. В глазах профессора промелькнуло смятение, он явно был ошеломлен тем, что молодой человек напрочь лишен страсти к истории.

Часто Уильям, уже покончив с обедом, задерживался в спортзале. Его ждали главы, которые надо было прочесть к вечерним занятиям, но он оттягивал возвращение в библиотеку. Однажды на площадке появился массажист Араш и, заметив Уильяма, подсел к нему.

— Как твое колено? — спросил он.

— Прекрасно. — Уильям всегда так отвечал на вопрос о его самочувствии и считал, что не лукавит, ибо колено все же сгибалось, позволяя передвигаться. Болело оно постоянно, сильнее всего ночью, но мужчине не пристало признаваться в своих болячках. Да и кому какое дело? Здоровая нога ему теперь без нужды. Преподавать можно и сидя. Физическая форма уже почти не имеет значения.

Араш внимательно посмотрел на него:

— Говорят, ты поступил в аспирантуру? Молодец, поздравляю.

— Откуда вы знаете? — опешил Уильям.

Массажист усмехнулся:

— Мы приглядываем за своими ребятами. А ты в моем списке травмированных. Мы, знаешь ли, не бессердечны и отслеживаем перемены в жизни всех наших игроков. Иначе как послать им открытку по случаю знаменательного события?

Уильям задумался. Столь неожиданное внимание напомнило ему о Чарли. Похороны тестя стали первыми в его жизни. На панихиде все говорили о душевной щедрости Чарли к соседям и сослуживцам. Подвыпившая троица рассказала, как он помог умилостивить злого домохозяина. Уильяма подмывало встать и рассказать, что Чарли был отличным водителем, только скрывал свою умелость, хотя, может, его жену и дочерей это просто не интересовало. Хотелось спросить: сколько еще всего прочего он предпочитал держать в тайне от нас? Ничего этого Уильям не сказал, лишь смотрел, как час за часом все больше каменеет Роза, а на лице его красавицы-жены все отчетливей проступают испуг и горе.

После того как покойного предали земле, Джулия решила навестить Цецилию с малышкой, которую тотчас всучили Уильяму. Он еще никогда не держал на руках младенца, но сестры беззаботно болтали, словно были в нем абсолютно уверены. Девочка на него посмотрела и сморщилась, явно готовясь заплакать. Невероятная малышка была завернута в одеяло, скрывавшее ее ручки-ножки. Она показалась очень горячей. Может, у нее температура? Или ей жарко в одеяле? Уильям сел на стул, чтоб малышке было не так высоко падать, если вдруг он ее уронит, а потом вообще сполз на пол. Сестры засмеялись, но смотрели ласково и сами уселись рядом с Уильямом, словно в одобрение его правильных действий.