Иэн Макьюэн - Цементный сад
Я просыпался около полудня, занимался онанизмом и снова засыпал. Мне снились сны — не то чтобы кошмары, но дурные сны, от которых я старался проснуться.
Два фунта я потратил на рыбу с чипсами, и когда попросил у Джули еще денег, она молча дала мне пятерку. Днем я слушал радио. Думал о том, чтобы вернуться в школу в конце лета или, может быть, устроиться на работу, но ни то ни другое меня не привлекало. Иногда засыпал в кресле после обеда, хотя встал всего пару часов назад. Глядя в зеркало, замечал, что прыщи с лица распространились и на шею. А вдруг я весь покроюсь прыщами? Но это меня не слишком беспокоило.
Наконец Джули кашлянула и спросила:
— Ну, что скажешь?
Мой взгляд упал на кухонную дверь.
— Давай приберемся на кухне, — вдруг сказал я.
Это оказался очень верный ход. Джули вскочила, сунула сигарету в угол рта и произнесла голосом заправского киношного гангстера:
— Вот это другой разговор, братишка! — И, протянув руку, подняла меня из кресла.
— Я схожу за Сью, — сказал я, но Джули покачала головой.
С воображаемым автоматом у бедра она впрыгнула в кухню и начала стрелять очередями — по поросшим плесенью тарелкам, по черным и зеленым мухам, по огромной куче мусора, вольготно раскинувшейся на полу. Джули выпускала очередь за очередью, с теми же возгласами, с какими Том играл в свои военные игры. Я стоял в дверях, не зная, как присоединиться к игре. Джули развернулась и выпустила последний заряд мне в живот. Я рухнул у ее ног, чуть не уткнувшись носом в обертку от масла. Джули схватила меня за волосы и оттянула голову назад. Автомат в ее руках превратился в нож, она приставила этот нож к моему горлу и произнесла:
— Пикнешь — воткну его сюда! — Затем присела и ткнула меня кулаком в пах. — Или сюда! — добавила она драматическим шепотом, и мы оба засмеялись.
Затем игра вдруг окончилась. Мы принялись собирать мусор, укладывать его в коробки и выносить к мусорным бакам. Сью услышала нас и спустилась помочь. Мы вычистили сток, вымыли стены, отскребли пол. Пока мы со Сью мыли посуду, Джули пошла в магазин за едой. Как раз когда мы закончили, она вернулась и сразу начала резать овощи для жаркого. Поставив жаркое на медленный огонь, Джули и Сью пошли убираться в гостиной, а я вышел наружу, чтобы помыть окна. Сквозь мутное мокрое стекло я видел, как сестры сдвигают всю мебель в середину комнаты, и впервые за несколько недель был счастлив. Я был в безопасности — я принадлежал к могущественной тайной армии. Мы работали больше четырех часов, одно дело сменялось другим, и я почти перестал осознавать собственное существование.
Я вынес в сад несколько матов и небольшой ковер и стал выбивать их палкой. Полностью погрузившись в это занятие, я вдруг почувствовал какое-то движение позади себя и обернулся. За спиной у меня стоял Том вместе со своим приятелем из многоэтажек. На Томе была школьная юбка Сью, коленки в крови — видно, он недавно упал. Теперь Том довольно часто играл на улице в юбке Сью. Мне казалось, другие ребята должны его дразнить, но никто как будто ничего не замечал. Этого я понять не мог. Я бы скорее умер, чем вышел из дому в сестриной юбке — даже когда был маленьким, как Том. На друге Тома был шарф, который я уже будто где-то видел. Они стояли, держась за руки, и о чем-то разговаривали, но слов я не разбирал, потому что колотил палкой по ковру. Затем Том спросил громко:
— Что это ты делаешь?
Я объяснил, а потом спросил:
— А ты зачем надел юбку?
Том не ответил. Я еще несколько раз стукнул по ковру, а затем обратился к другу Тома:
— Зачем Том надел юбку?
— Мы играем, — объяснил он. — Том — Джули.
— А ты кто? — спросил я.
Мальчик не ответил. Я снова поднял палку, опустил на ковер, и в тот же миг Том проговорил:
— А он — ты.
— Как ты сказал? Он — я?
Оба кивнули. Я бросил палку и начат вытаскивать маты из чехлов.
— И что вы делаете в этой игре? — спросил я.
— Да ничего особенного, — пожал плечами друг Тома.
— Деретесь?
Я хотел услышать, что ответит Том, но он смотрел в сторону. Его друг помотал головой. Я начал складывать маты и ковер друг на друга.
— Вы в игре дружите? Держитесь за руки?
Они расцепили руки и засмеялись.
Том пошел за мной в дом, а его друг остался снаружи.
— Я пошел домой? — вопросительно крикнул он со двора. Том, не оборачиваясь, кивнул.
…На столе в гостиной стояли четыре тарелки, возле каждой — нож и вилка. В центре стола — бутылка томатного соуса и подставка для яйца, наполненная солью. Напротив тарелок к столу придвинуты четыре стула. Надо же, подумал я, все как будто по-настоящему. Том пошел наверх искать Джули и Сью, а я принялся обходить гостиную и кухню, как командор Хант обходил свой корабль. Дважды нагибался и подбирал с ковра пушинки. На крюке на двери в подвал висела авоська из яркой цветной сетки, в ней болтались два яблока и два апельсина. Я подцепил авоську пальцем, оттянул и отпустил, чтобы она закачалась, как маятник. В одну сторону она качалась куда легче, чем в другую: не сразу я понял, что дело в форме ручек. Машинально я открыл дверь в подвал, включил свет и двинулся вниз по ступенькам.
Посреди огромного круглого пятна засохшего цемента лежала лопата. Мне она напомнила часовую стрелку сломанных часов. Я попробовал вспомнить, кто из нас ее бросил, но обнаружил, что смутно помню порядок событий. Лопату я поднял и прислонил к стене. Крышка сундука была открыта — так мы его оставили, это я помнил. Я провел рукой по бетону в сундуке. Он был светло-светло серым и теплым на ощупь, и на ладони у меня осталась серая пыль. Я заметил, что по поверхности бетона наискосок идет трещина толщиной с волос, раздвоенная с одного конца. Опустившись на колени, я приблизил нос к трещине, принюхался и почувствовал отчетливый сладкий запах, но, встав, тут же понял, что пахнет жаркое наверху. Я сел на табуретку у сундука и начал думать о матери. Пытался представить ее лицо — мысленно рисовал овал и заполнял его чертами, но черты прыгали, менялись, сливались, а сам овал превращался в электрическую лампочку. Закрыв глаза, я эту лампочку ясно увидел. Лишь на один краткий миг в овале появилось лицо матери — с натянутой улыбкой, как на всех фотографиях. Я придумывал фразы и старался представить, как бы она их произнесла. Но даже самые простые предложения — «Передай мне книгу» или «Спокойной ночи» — не удавалось вложить ей в уста. Какой у нее был голос — высокий или низкий? Шутила ли она когда-нибудь? Она умерла меньше месяца назад и лежит в сундуке передо мной. Но даже в этом я был не уверен. Мне хотелось достать ее оттуда и убедиться.
