Иэн Макьюэн - Цементный сад
— Ты что, сперла их, что ли? — спросил я.
Она снова покачала головой. Сжимая в руках ботинок, я побежал за ней по лестнице. Уже в спальне, догнав ее, я сказал:
— Ты нам со Сью дала по два куска, а сама ботиночки себе покупаешь за тридцать восемь фунтов!
Джули села перед зеркалом и провела по волосам расческой.
— Не угадал, — произнесла она звонким дразнящим голосом, словно мы играли в угадайку.
Я швырнул ботинок на кровать и двумя руками дернул ненавистную ленту. Узел стянулся еще сильнее, сделался маленьким и твердым, как камень. Джули потянулась и зевнула.
— Если ты их не купила, значит, сперла, — сказал я.
— Не-а, — ответила она и сжала губы в насмешливой улыбке.
— А что тогда?
Я стоял у нее за спиной. Она смотрела не на меня, а в зеркало.
— Неужели ничего больше придумать не можешь?
Я покачал головой.
— Что же еще? Ну разве что сама сшила.
Джули расхохоталась.
— Неужели тебе никогда не дарили подарков?
— И кто их тебе подарил?
— Друг.
— Какой друг?
— Ага, так я и сказала.
— Парень?
Джули встала и повернулась ко мне. Губы ее сжались как вишенка.
— Разумеется, это парень, — сказала она наконец.
У меня было смутное ощущение, что я, как брат, имею право расспросить Джули о парне, с которым она встречается, но сама Джули ничем не поддерживала подобную уверенность, к тому же я чувствовал скорее уныние, чем любопытство.
Взяв с тумбочки ножницы для ногтей, она разрезала ленту возле узла и бросила на пол.
— Вот и все, — сказала она и легко поцеловала меня в губы.
7
Через три недели после маминой смерти я решил перечитать роман, который подарила мне на день рождения Сью. Читая, я поражался тому, сколько всего в первый раз пропустил. Оказывается, командор Хант тщательно следил за чистотой и порядком на корабле, особенно во время долгих космических путешествий. Каждый день (старый, земной день) он спускался по лестнице из нержавеющей стали в мусорный отсек, где летали в беспорядке окурки, пластиковые вилки, старые журналы и стаканы из-под кофе. «Здесь, где нет тяготения, которое держит все вещи на своих местах, — объяснял командор двум компьютерщикам, новичкам на корабле, — нам приходится особенно тщательно поддерживать порядок». А в долгие вечера, когда не случалось никаких неотложных дел, командор Хант «читал и перечитывал классику мировой литературы или записывал свои мысли в массивный, окованный сталью дневник, пока Космо, верный пес, дремал у его ног». Звездолет командора мчался в пространстве со скоростью всего в сто раз меньше скорости света, чтобы найти источник энергии, превратившей споры в монстра. Интересно, думал я, стал бы он заботиться о чистоте или интересоваться мировой литературой, если бы его корабль никуда не летел — просто висел бы в космосе, неподвижно, день за днем?
Дочитав книгу, я отправился вниз, чтобы предложить ее Джули или Сью. Почему-то мне очень хотелось, чтобы ее прочел кто-то еще. Джули сидела одна в большом кресле в гостиной, подобрав под себя ноги. Она курила сигарету — когда я вошел, она как раз запрокинула голову и выдула к потолку голубоватый дым.
— Я не знал, что ты куришь.
Джули затянулась еще раз и сухо кивнула. Я подошел ближе.
— Почитай вот это, — сказал я и протянул ей книгу.
Некоторое время Джули смотрела на обложку, а я, зайдя сзади, смотрел ей через плечо. На обложке монстр, очень напоминающий осьминога, сжимал в своих щупальцах космический корабль, а с другой стороны летел на помощь звездолет командора Ханта. Прежде я не рассматривал обложку внимательно и только теперь понял, что выглядит она глупо. Мне стало так стыдно, словно я сам ее нарисовал. Наконец Джули протянула мне книгу через плечо, держа ее за угол.
— Обложка дурацкая, верно, — сказал я, — зато внутри…
Джули покачала головой и снова выпустила дым, на этот раз через комнату.
— Такая литература не в моем вкусе, — отрезала она.
Я положил книгу на стол обложкой вниз и, обойдя кресло, встал перед ним.
— Что значит «не в моем вкусе»? — спросил я. — Ты ее даже не открыла — откуда ты знаешь, в твоем это вкусе или нет?
Джули пожата плечами:
— Мне сейчас вообще не очень хочется читать.
— Да ты начни, тебе понравится!
Я снова взял книгу и протянул ей. Сам не зная почему, я очень хотел с кем-то ее разделить. Вдруг Джули наклонилась и взяла у меня книгу.
— Хорошо, — сказала она ласково, словно утешая ребенка, готового расплакаться, — если тебе так хочется, прочту.
Меня это разозлило.
— Если только потому, что мне хочется, то не надо, — сказал я и попытался отобрать у нее книгу. Но она отвела руку.
— Ну что ты, — сдерживая улыбку, проговорила она, — конечно нет.
Я схватил ее за запястье и выкрутил руку. Но Джули перехватила книгу другой рукой из-за спины.
— Отпусти, мне больно!
— Отдай! — потребовал я. — Такая литература не в твоем вкусе.
Я обхватил ее за пояс, отобрал книгу — Джули больше не сопротивлялась — и ушел с ней в дальний угол комнаты. Джули, потирая запястье, молча смотрела на меня.
— Что с тобой такое? — спросила она наконец тихо, почти шепотом. — Взбесился, что ли?
Я молча отошел в другой конец комнаты и сел.
Довольно долго мы сидели молча. Джули закурила новую сигарету, я листал свою книгу, скользил глазами по строчкам, но ничего не понимал. Мне хотелось загладить нашу стычку, прежде чем уйти, но я понимал, что все, что скажу, будет звучать глупо. И потом, говорил я себе, она сама напросилась. Накануне я довел Тома до слез, щелкнув его по голове. Он шумел у дверей моей комнаты и разбудил меня. Схватившись за голову, он заорал так громко, что из своей комнаты выскочила Сью.
— Он сам виноват, — сказал я. — Расшумелся тут с утра.
Сью погладила Тома по голове.
— С утра! — проговорила она громко, перекрикивая его вопли. — Да ведь уже почти час!
— А для меня — утро! — рявкнул я и вернулся в постель.
Я не видел особого смысла вставать по утрам. Мне — единственному в доме — нечем было заняться. Том весь день играл на улице, Сью сидела у себя, читала книги и писала дневник, а Джули гуляла с тем парнем, что подарил ей ботинки. А если не гуляла, то прихорашивалась перед выходом. Подолгу принимала ванну, от которой по дому плыл сладкий запах, перебивавший даже кухонную вонь. Подолгу умывалась, причесывалась, красила глаза. Надевала вещи, которых я раньше не видел, — шелковую блузку и коричневую бархатную юбку.
Я просыпался около полудня, занимался онанизмом и снова засыпал. Мне снились сны — не то чтобы кошмары, но дурные сны, от которых я старался проснуться.
