Иэн Макьюэн - Цементный сад
В большом холле внизу было совсем темно, я мог подобраться почти к самым дверям гостиной и остаться незамеченным. Сью я видел ясно: она сидела у стола и что-то резала большими ножницами. Джули, наполовину загороженная дверным косяком, стояла ко мне спиной. Что она делает, я разглядеть не мог — видел только, как она двигает рукой взад-вперед, и слышал при каждом движении странный и слабый шелестящий звук. Я сделал еще шаг вперед, и тут из-за Джули вышла маленькая девочка и встала у кресла Сью. Джули тоже повернулась, встала позади девочки и положила руку ей на плечо. В другой руке она держала расческу. Так они стояли молча с минуту или больше. Сью чуть повернулась, и я разглядел, что она режет голубую ткань. Девочка прижалась спиной к Джули, а та обняла ее и ласково похлопала расческой по подбородку.
Едва девочка заговорила, я, разумеется, узнал в ней Тома.
— Как долго, правда? — сказал он, и Сью кивнула.
Я сделал еще шаг вперед, потом еще. Меня никто не замечал: Том и Джули не отводили глаз от Сью. Та переделывала одну из своих школьных юбок: укоротила ее и теперь подшивала. Они переодели Тома в оранжевое платьице, которое я как будто уже где-то видел, и бог знает откуда добыли ему парик — белокурый и с кудряшками. Как легко, оказывается, стать кем-то другим.
Я скрестил руки и обхватил себя за плечи. Это просто платье и парик, думал я, просто Том, переодетый девочкой. Но передо мной стоял совсем другой человек, какая-то чужая девочка, которая просто не могла быть Томом. Это и будоражило, и отталкивало. Я сцепил руки, и это движение привлекло ко мне внимание: все трое обернулись и уставились на меня.
— Чем это вы занимаетесь? — после долгой паузы спросил я.
— Переодеваем Тома, — ответила Сью и снова принялась за шитье.
Том бросил на меня быстрый взгляд, отвернулся к столу и уставился в угол, теребя двумя пальцами кромку своего платья.
— Зачем? — спросил я.
Джули только пожала плечами и улыбнулась. На ней были вытертые джинсы, закатанные выше колен, расстегнутая блузка, а под ней — лифчик от бикини. В волосах — голубая лента. Отрезок такой же ленты она держала в руке, обмотав вокруг пальца.
Она подошла ко мне вплотную.
— Что ты такой мрачный? — сказала она. — Улыбнись, чудо!
От нежной улыбки ее пахло кремом для загара и теплом разогретого тела. Должно быть, весь день она загорала — не у нас в саду, а где-то еще. Она накинула ленту мне на шею и стала завязывать ее узлом. Я попытался оттолкнуть сестру, но неубедительно: она завязала мне галстук и, взяв за руку, повела к столу.
— Смотри-ка, — сказала она Сью, — еще один не хочет больше быть противным мальчишкой.
Я мог бы снять ленту, но не хотел выпускать руку Джули, сухую и прохладную. Теперь все мы смотрели Сью через плечо. Я и не подозревал, как умело она шьет. Рука ее летала взад-вперед с уверенностью и проворством механического рычага. Однако дело шло медленно, и я ощутил нетерпение. Хотелось одним движением сбросить на пол и шитье, и нитки, и подушечку с иголками. Пока она не закончит, мы не могли ни заговорить, ни сделать что-то еще. Но вот Сью резким движением оборвала висячий конец нитки и встала. Джули отпустила мою руку и встала позади Тома. Он поднял руки, и она сняла с него платье через голову. Под ним обнаружилась его собственная белая рубашка. Сью помогла Тому надеть синюю плиссированную юбочку, а Джули завязала у него на шее школьный галстук Сью. Я наблюдал за этим, нерешительно подергивая свой «галстук». Если я сниму его, то снова превращусь в зрителя и мне придется решать, как к этому относиться. Том натянул белые носки, а Сью достала свой берет. При этих приготовлениях девчонки смеялись и болтали. Сью рассказывала Джули историю о какой-то своей однокласснице с очень короткой стрижкой. Однажды она пришла в школу в брюках и на перемене зашла в туалет для мальчиков, но, увидев шеренгу ребят у писсуаров, засмеялась и тем себя выдала.
— Правда, он лапочка? — спросила Джули.
Мы любовались на Тома, а он стоял смирно, заложив руки за спину и опустив глаза. Если он и наслаждался переодеванием, то этого не показывал. Он отправился в холл, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Я следил за ним из гостиной: он поворачивался к зеркалу то одним боком, то другим, затем повернулся спиной и стал смотреть на себя через плечо.
Тем временем Джули взяла обе мои руки в свои и проговорила:
— Ну-с, а что будем делать с этим ворчуном? — И так и впилась глазами мне в лицо. — Нет, — заключила она наконец, — хорошенькой девочки из тебя не выйдет. Только не с такими ужасными прыщами!
Сью, вставшая рядом, дернула за прядь моих волос и добавила:
— И не с этими жуткими сальными патлами, которые он никогда не моет!
— И не с желтыми зубами! — Это была Джули.
— И не с вонючими ногами! — Снова Сью.
Джули перевернула мои руки ладонями вниз:
— И не с такими грязными ногтями!
И обе принялись разглядывать мои ногти, издавая преувеличенные возгласы отвращения. Том смотрел на нас из дверей. Мне не было обидно — напротив, я наслаждался этим осмотром.
— Ты только посмотри на этот! — сказала Сью, прикасаясь к моему указательному пальцу. — У него под ногтем что-то зеленое и красное!
И обе покатились со смеху, в полном восторге от собственного представления.
— А это что такое? — спросил я вдруг, заметив под креслом какую-то длинную картонную коробку. Крышка ее была приоткрыта, и виднелся уголок оберточной бумаги.
— А, это Джули! — воскликнула Сью.
Я подошел и вытащил коробку из-под кресла. В ней, завернутые в белую с оранжевым бумагу, лежали высокие женские ботинки — темно-коричневые, густо пахнущие кожей и духами.
Джули, повернувшись ко мне спиной, медленно и аккуратно складывала оранжевое платьице Тома. Я взял один ботинок:
— Откуда они у тебя?
— Из магазина, — не оборачиваясь, ответила Джули.
— И сколько стоят?
— Не так уж много.
— Джули! — в театральном восторге прошипела Сью. — Они же стоят тридцать восемь фунтов!
— Тридцать восемь фунтов? — повторил я.
Джули молча покачала головой, кладя оранжевое платьице на руку. Я вспомнил, что на шее у меня болтается дурацкая лента, и попытался ее стащить, но узел затянулся, и лента не поддавалась. Сью захихикала. Джули пошла прочь из комнаты.
— Ты что, сперла их, что ли? — спросил я.
Она снова покачала головой. Сжимая в руках ботинок, я побежал за ней по лестнице. Уже в спальне, догнав ее, я сказал:
— Ты нам со Сью дала по два куска, а сама ботиночки себе покупаешь за тридцать восемь фунтов!