Екатерина Великина - Книга для ПРОчтения
Но самое мое любимое — про «не переть на рожон». Вообще я могу сказать, при каких условиях я могу на него не напирать. Правильно, нечего мне этого самого рожна показывать! Я, как друг степей калмык, чрезвычайно не люблю препятствий взору и прочих столбушков: или «написаю под», или снесу — уж извиняйте. И ребенок у меня такой же. Давеча тут, опять же с Тимкой, сцену наблюдала. Вам смешно не будет, потому что это прочувствовать надо, а вот я смеялась до слез отчего-то.
Дача. Кухня. Мама варит суп из щавеля в огромной кастрюле на крохотулечной плитке. В уголке за столом сидит Ф., размазывает кусок картошки по клеенке и вообще откровенно скучает.
— Суп готов, — говорит мама и снимает крышку с кастрюли. — Ты вот только эту крышку трогать не смей! Она очень горячая! — обращается она к Ф.
А я в стороне сижу, и как-то так получается, что невольно за ними наблюдаю, причем с хорошим углом обзора, то есть в отличие от мамы, которая видит часть Ф. «над столом», я прекрасно вижу его часть «под столом».
И вот, значит, говорит она про то, что крышка горячая, и на дитенка не смотрит совершенно. А меж тем зрелище открывается прелюбопытное. Еще минуту назад скучающая и лишенная тяги к жизни моська вдруг так как-то вся оживает, сосредоточивается и зажигается нехорошим румянцем. Из растекшегося по столу малыша он превращается в нечто пружинистое, стремительное, вот-вот готовое выстрелить.
Из любопытства бросаю взгляд под стол — и едва не умираю от смеха. Правая Фасолькина ручонка сжата в кулачок, и из этого самого кулачка периодически выбивается указательный палец. Палец дергается туда-сюда, как будто кого-то манит. Бык-бык-бык-бык — палец высунулся, бык-бык-бык-бык — палец убрался. О да, маленький паршивец решает, ткнуть пальцем в горячее или не ткнуть, — причем едва мама смотрит в сторону, как палец высовывается, а когда она вновь поворачивается к столу — убирается. И при этом выражение лица сменяется от решительного до задумчивого, и наоборот. Наконец мама делает несколько шагов в коридор, бросая ребенку последнее: «Не вздумай ее трогать! Не смей! Отшлепаю!» В ту же секунду Ф. взвивается над столом, тыкает этим самым пальцем в крышку и взвывает. Зареванного, его уносят жалеть и ругать.
Безусловно, я знала, что сильного ожога не будет, — в противном случае я бы его, конечно, поймала. Но Боже ж мой, как это было знакомо и как это было по-нашему, по-катечкински! Нам нельзя говорить «нельзя» более одного раза. Или из вредности, или из любопытства, или просто от скуки — но мы ведь сделаем.
Впрочем, совесть с мудростью давно не за диваном, а вовсе даже выкинутые. И впереди такая тьма горячих крышек…
Про сокровенное
Миленькие маленькие детские открытия вдруг да и выдерут тебя из обычной жизни, выдернут, выволокут и понесут, чтобы поставить на самом краю практически Дантовой бездны, одинокого, сомневающегося и совершенно не понимающего, «и на что мне все это теперь, и за что». Если записать в одно предложение, то получится высокопарно — «секс, дети и смерть», будто бы белые буквы красного транспаранта невесть откуда взявшейся демонстрации. А если по отдельности — то ничего, местами даже смешно.
Про секс получилось классически — то есть от нехорошей девочки из нехорошей семьи, с подробностями, самая приличная из которых обозначалась словом «гандон». Дальше было уже не совсем прилично, потому что «гандон одевался на хер», причем не просто так себе когда хочешь натягивался, а только в тот момент, когда «хер надувался как кабачок». Быть может, если бы Галя (именно так звали нехорошую девочку) выбрала какой-нибудь другой овощ для сравнения, огуречик там… или еще какую кукурузку, то ничего страшного бы и не произошло. Но она выбрала именно кабачок. Внучка своей бабушки, я имела весьма конкретные представления о садовых культурах. В частности, «растение кустовое, компактное, плетей мало, плод цилиндрический, гладкий, темно-зеленый, массой 1–1,5 кг, урожайность 7 кг/м. Мякоть беловато-желтая, нежная, очень вкусная. Сорт «Аэронавт»». Ни прибавить, ни убавить.
Что характерно, мои представления о мужских половых органах не отличались подобной углубленностью: единственный виденный мною экземпляр принадлежал соседскому Мише, трех с половиной лет от роду и никак не напоминал беловато-желтые кабачки «Аэронавт». Если уж искать примеры из ботаники — то виденное более всего походило на стручок гороха. Мышиного.
Почувствовав такое наглое агрономическое несоответствие, я немедленно усомнилась.
— Ничё, — успокоила меня Галя. — Оно же не всегда надувается. Но если уж надуется, то получится никак не меньше кабачка!
При этих Галиных словах внутренности мои затрепетали от ужаса, и я задала самый главный детский вопрос:
— И что же… вот прям вот этим… вот туда?
— Ну да, прямо вот в жопу, — расплылась в улыбке Галя.
— А если порвется? — похолодела я.
— Если порвется, то «скорую» можно вызвать, — успокоила меня она. — Говорят, они в последнее время очень хорошо шьют.
Первую ночь после открытия я не спала вообще. На вторую мне удалось перехватить часок-другой, да и то только после того, как я убедила себя, что выпишу номер «скорой помощи» и повешу его везде, где только возможно, включая ванную, туалет и зеркало в прихожей. А на третью ночь решение пришло ко мне само собой, и я практически даже выспалась, невзирая на кошмар, в котором трехгодовалый Миша водил хороводы вокруг моей задницы, вооружившись длинным зеленым цуккини.
— Галя, — сказала я Гале наутро. — Я, пожалуй, просто вообще никогда не выйду замуж и не буду делать ЭТОГО. Никогда-никогда.
— Ха, — сказала мне Галя. — Думаешь, ты одна такая хитрая? Так бы, может, и никто бы не женился. Только вот детей не будет.
— То есть? — замерла я.
— Ну то и есть, — ответила мне Галя. — От ЭТОГО как раз дети и бывают. А если ТАК не делать, то никаких детей и не будет.
— Вообще не будет?
— Вообще.
Галя присела на бревнышко, устроилась поудобнее и довольно доходчиво рассказала мне о процессе зачатия. Из Галиных слов выходило, что если ты хочешь ребенка, то придется стерпеться с кабачком.
— Он ведь поэтому так и раздувается, потому что там ребеночек, а когда ЭТО происходит, ребеночек выползает из него и вползает в тебя, — важно рассказывала мне Галя и показывала пальцами, как именно «ребеночек ползет».
Ребеночек полз, как навозный жук или как какая-то оголтелая блошка.
Я не верила.
— Ну честное слово, хоть вот у мамы своей спроси, — убеждала меня Галя.
— А вот и спрошу! — пугала ее я. — И вообще, что же получается: вышел замуж, сделал ЭТО, а потом, что ли, в туалет не ходить?
