Леонид Габышев - Из зоны в зону
А вот и Константиново. Переговорил с парнем о ночлеге.
И хотя Родион не видел мать две недели, даже не поздоровался, сказал:
— Он переночует у нас.
Скудную пищу ели в темноте. Не было света. Женщина жевала молча, а парни болтали. Родион не знал ни одного стихотворения своего знаменитого земляка, да и неохотно о нем разговаривал.
— Вы сестер Есенина знаете? — спросил Коля женщину.
— А как же. И мать хорошо знала. Она часто у нас ночевала. Дом-то у нее никто не ремонтировал, как пойдет дождь, так полно воды. Мой муж ей крышу чинил.
Коля прочитал стихотворение Сергея, посвященное матери, и женщина вздохнула. Помолчав, прочитал «До свиданья, друг мой, до свиданья», и женщина сказала:
— Мать мне не раз говорила, что не удавился Сергей, а убили его и подвесили.
— Как!?! — Он подскочил.
— А так, не накладывал на себя руки, и только.
— Кто ж его убил?
Женщина помолчала.
— Знает тот, кто убил.
Новость его ошеломила.
— В Константиново остались люди, знавшие Есенина?
— Остались, — ответила женщина. — Вон, два брата Игнатовы.
И Коля пошел по Константиново. Родион показал только что срубленный дом старшего брата Игнатова. На лавочке сидел старик, дед Дорофей, и он взял его в оборот.
— Да плохо я помню. Уж все забыл, — мямлил беззубый и полуслепой дед, держа между колен сучковатую палку.
— Ну хоть что-нибудь, да вспомните, — не унимался Коля.
— Мало он жил в Константиново. Приезжал иногда. Раз на переправе я вместе с ним был. Он выпимши с девкой приехал (…) Друзьями-то мы не были.
— А кто из вас старше?
— Я, года на два.
— А помните, каким он в детстве был?
— Отчаянным. Как-то играли мы, а бита попала ему в лоб, и он кинулся драться. Мы оттащили его, он похорохорился и играли дальше.
— Дед Дорофей, а Есенин задавился, или вначале его убили, а потом подвесили?
— Мать Сергея говорила, что поначалу убили, а потом подвесили.
— Дед Дорофей, еще, еще что-нибудь расскажите!
— Иди в ресторан, там мой младший брат, Ермил, швейцаром работает. Много тебе расскажет.
Дед Ермил любил выпить, и сейчас, распоясавшись, кричал в ресторане, и Петрову это понравилось: деревянный, резной, сказочный ресторан и крики из открытых окон. Это ли не отголоски Руси кабацкой! Коле так захотелось выпить с дедом Ермилом водки и пива из деревянных кружек, но у него нет денег.
В тесном фойе клуба девчата и парни танцевали под радиолу, но Колю потянуло к ресторану. Подышать на вольный воздух вышел и дед Ермил. Он держал себя орлом, но согласился рассказать о Есенине в ресторане: для одного слушателя язык чесать не хотел.
В клубе кончились танцы, и молодежь пошла на берег Оки. Коля примкнул к стайке девчат и стал читать стихи.
Поздно ночью пошел на ночлег к Родиону. Двери не заперты, и лег на кровать, накинув на себя рваное одеяло.
Проснулся от пения петухов. Позавтракали. Родион пошел на работу, а Петров к дому сестер Есениных. Хотелось встретиться со старшей, младшая лежала в Рязани в больнице.
Напротив дома водоразборная колонка, и он, нагнувшись, стал пить, посматривая на окна, и холодная вода попадала за ворот рубашки. Распахнулось окно, и женщина в сиреневом платье стала протирать стекла. Приблизился к палисаднику. В этой половине дома живет старшая сестра поэта, Екатерина Александровна.
— Здравствуйте, — он поглядел на женщину лет сорока, — она протирала стекла. — Скажите, пожалуйста, могу ли я увидеть Екатерину Александровну? — Женщина медлила с ответом, и Коля продолжал. — Я режиссер театра, из Волгограда, мне бы очень хотелось поговорить.
Женщина перестала протирать стекла.
— Екатерина Александровна отдыхает. Приходите часа через два.
Радостный спустился по крутому берегу к Оке и, раздевшись, плюхнулся в воду.
Его встретила женщина в сиреневом платье и через просторную кухню и комнату провела в горенку. Обстановка небогатая. Дом рубленый и между бревен торчит мох.
На кровати под простым одеялом полулежала сестра Есенина и играла с внуками в пьяницу.
— Здравствуйте, Екатерина Александровна, — улыбнулся Коля.
— Здравствуйте, — посмотрев на него, ответила старенькая, сухощавая, седая старушка. — Так, — обратилась она к внучатам, собирая колоду карт, — хватит, идите на улицу.
Внуки упрашивали бабушку доиграть кон. Им так хотелось выяснить, кто на этот раз останется пьяницей. Но Екатерина Александровна сунула колоду под подушку.
— Все, дайте с дядей поговорить.
Внуки посмотрели на дядю и нехотя вышли из горенки.
— Садитесь, — сестра поэта кивнула на стул.
Коля рассказал, вернее наврал о себе: год работает режиссером в одном из Дворцов культуры Волгограда. Не наврать нельзя: представился режиссером — будь им.
— Что окончили?
— Куйбышевский институт культуры, — не задумываясь, выпалил он, а в куйбышевском институте культуры не было ни одного выпуска. Институт новый. В него он тоже мечтал поступать.
Во время разговора в горенку вошла женщина в сиреневом платье, — это была дочь Екатерины Александровны — Наташа, — и положила на кровать стопку книг со стихами Есенина.
— Пришла учительница и просит надписать для группы туристов.
— Надоели они мне. — И сестра поэта принялась надписывать книги.
Надписав, закурила папиросу «Прибой».
— Знаете, так хочется пожить, чтоб никто не беспокоил. Каждый день одно и тоже. Книги продаются в киоске, туристы накупят их и кого-нибудь посылают ко мне.
— Екатерина Александровна, у меня нет с собой книги. Оставьте мне автограф в записной книжке.
— Говорите, что написать.
— Нет-нет, напишите чего-нибудь сами.
— Как ваша фамилия?
— Коля Петров.
Сестра поэта дрожащей рукой вывела: «Коле Петрову, с. Константиново. 26.6.73 г. Е. Есенина. Москва, К-1, Вспольный пер., д. 16, кв. 110».
— Я написала вам московский адрес. Летом живу в Константиново, зимой в Москве.
— Екатерина Александровна, на чем повесился Сергей? Я читал, что на веревке, а есть стихотворение, я не знаю чье, а там строки:
И на шнуре от чемодана
Закончил жизненный свой путь.
— Я не знаю, о каком шнуре от чемодана идет речь. У него и чемоданов-то со шнурами не было.
— Екатерина Александровна, еще я слыхал, что Сергея убили, а потом подвесили. Это правда?
Сестра Есенина долго не отвечала, разглядывая Колю.
— Эту тайну он унес с собой в могилу, — ответила она и заговорила о родственниках.
Пора уходить, и Екатерина Александровна спросила:
