Бернард Вербер - Отец наших отцов
Оппоненты могли возразить, что белки, окаменевшие при вхождении в атмосферу, были мертвы. Однако недавно был открыт прион, белок, который выдерживает очень высокие температуры. Прион сильнее вируса и способен гораздо быстрее передавать болезнь.
– Адам появился благодаря приону? – удивилась Лукреция.
Профессор Сандерсон был убежден в этом. Человечество каким-то образом берет начало от вируса внеземного происхождения, поразившего обезьян, которые в результате мутировали.
– Любая болезнь заставляет нас эволюционировать, – заметил астроном.
Он погладил метеорит, словно кошку. Высказанное им соображение было результатом долгих размышлений, которые шли вразрез с общепринятой точкой зрения.
Сандерсон стал доказывать свою теорию, согласно которой любой грипп, краснуха или гепатит немного изменяют свою жертву.
– С начала времен болезни способствовали эволюции человечества. Чума научила нас гигиене, холера заставила фильтровать воду, туберкулез помог открыть антибиотики. Кто знает, сколько пользы принесут нам новые болезни, которые сейчас так пугают людей?
Исидор Катценберг бродил по комнате, трогая то гладкий камешек, то осколок странной формы, рассматривал приборы и предметы, но не пропускал ни слова из того, что говорил Сандерсон.
– Каждая болезнь приносит с собой знание. Рак – болезнь, снижающая возможности к общению – здоровые клетки не могут передать больным информацию о том, что они должны прекратить размножаться. СПИД – болезнь любви, клетки не могут отличить то, что им полезно, от того, что вредно. Неспособность верно оценивать и контактировать, не это ли характерные признаки нынешнего состояния человечества? Чтобы победить эти болезни, человечество должно измениться. Затем придут новые болезни, которые будут способствовать новому витку развития.
– Эти соображения, наверное, вызывают немало споров в клубе «Откуда мы?» – сказал Исидор Катценберг.
Ученый признал, что иногда заседания проходят в напряженной атмосфере. Особенно сильны разногласия между верующими и атеистами, между дарвинистами и ламаркистами.
– Но если в астрономии нет доказательств и можно одновременно утверждать диаметрально противоположные вещи, в палеонтологии дело обстоит совершенно иначе. Здесь ученый может заставить заговорить любой осколок кости.
– Как профессор Аджемьян? – спросил Исидор.
Астроном вздрогнул, но не ответил. Журналист подошел к ученому вплотную и резко бросил:
– Вы ненавидели профессора Аджемьяна. Сандерсон удивленно попятился.
– Почему вы так думаете?
– Ваше лицо передернулось, когда вы услышали его имя. Лицо человека – это приборная доска с индикаторами.
Сандерсон пытался взять себя в руки, но не смог унять дрожь.
– Аджемьян… Профессор Аджемьян был странным человеком. Но я никогда на него не обижался. Даже после произошедшего со мной несчастного случая.
– Какого случая?
Сандерсон дотронулся до своего слухового аппарата.
– Моя глухота – последствие одной из злых шуток Аджемьяна. Однажды он подошел ко мне и шепнул: «Ну что, хочешь услышать Большой взрыв?» И, прежде чем я успел ответить, он взорвал большую петарду прямо у меня над ухом. Вот такой у него был юмор. Он считал, что человек, страстно увлеченный Большим взрывом, должен его пережить. И неважно, что у этого человека чувствительные барабанные перепонки. После этого случая я стал слышать на восемьдесят процентов хуже, а ведь слух помогает нам ориентироваться в пространстве гораздо больше, чем зрение.
– Это вы его убили?
– Нет.
– А кто, по-вашему, мог это сделать?
Грохот разлетевшегося вдребезги окна показался астроному еле слышным звяканьем. Лукреция едва успела повалить ученого на пол, как над стулом Сандерсона просвистел огромный камень, и посыпались осколки.
Осторожно поднявшись, профессор и его гости увидели сквозь разбитое окно того, кто бросил булыжник. Это была обезьяна. Она сидела на ветке и наблюдала за последствиями своей выходки. А затем, размахивая руками, скрылась, прыгая с дерева на дерево.
– Обезьяна! – воскликнула Лукреция.
– Она хотела убить меня! – испуганно сказал Сандерсон, ощупывая лоб, на котором, благодаря Лукреции, осталась лишь царапина.
– Почему обезьяна хотела убить человека? – спросил Исидор.
Профессор Сандерсон быстро оправился от потрясения.
– Это Конрад, – прошептал он.
– Конрад?
– Профессор Конрад и профессор Аджемьян были светилами французской палеонтологии. И ненавидели друг друга. Конрад считал, что странные теории Аджемьяна дискредитируют науку. Однажды они даже подрались. Я не хотел об этом рассказывать, но дело принимает такой оборот, что я больше не могу молчать. Профессор Конрад не только палеонтолог, он также и приматолог. Он заведует отделом «Обезьяны» в зоопарке при парижском Музее естествознания. Он отлично умеет руководить этими животными.
Лукреция записала имя подозреваемого и адрес, по которому его можно отыскать.
Исидор Катценберг смотрел на ветки, по которым прыгала обезьяна. Он думал, что «С» на зеркале в ванной комнате могло означать всего лишь:
«Обезьяна»[5].
27. ЗМЕЯ
«С-с-с, с-с-с», – шипит змея.
Едва ОН пришел в себя после пожара и встречи с чудовищем, как оказался один на один с большой змеей. ОН ненавидит змей.
Особенный ужас внушают ему именно питоны.
Змея обвивается вокруг его ноги и поднимается вверх по телу, чтобы задушить. ОН вздрагивает от липкого холодного прикосновения. Змея уже дважды обвила его шею. ОН чувствует, как она сжимает кольца, и пытается схватить ее за голову. Обычно у змей, которые душат жертву, зубы не ядовитые. Одно из двух: либо яд, либо смертельное объятие.
ОН пытается разомкнуть ей челюсти. Сородичи смотрят на него, не вмешиваясь. У каждого свои проблемы. Змея сдавливает ему трахею. ОН кашляет, чтобы протолкнуть воздух из дыхательного прохода, изо всех сил разжимает челюсти змеи. В ответ змея сжимает кольца еще сильнее. Его дыхание останавливается.
ОН думает, что сейчас умрет. Перед глазами проносится вся его жизнь. Бег, совокупления, войны, поединки, пиршества. И поскольку он не может записать свои мысли, никто никогда не узнает того, что с ним произошло. Вдруг издалека, из глубин сознания, возникает предложение.
Утонут все эти мгновения
Слезами в дожде забвения.
Откуда явилась эта череда слов? Из будущего? Из прошлого? С облаков? Из другого, параллельного мира?
Слезами в дожде…
Фраза кажется ему очень красивой. Его биологический вид способен на такие мысли. ОН гордится тем, что принадлежит к передовым животным. Змея, наверное, так думать не может. Ощущение ценности жизни возвращается к нему.
