Алла Герцева - У Вечного огня
Наташа, опираясь двумя руками о перила лестницы, переставляет непослушные ноги. Куда иду? Зачем? Домой? А что дома? Остановилась, вытерла ладонью глаза, толкнула дверь. Не заперто, странно!
— Бабуль, мама, где вы? — крикнула девочка, и, опершись рукой в стену, добрела до кухни.
Бабушка, сидит у стола.
— Бабуль? — Наташа медленно подошла, не решаясь коснуться старушки, рукой. Вдруг, умерла от горя?
— Бабуль, ты живая?
— Лучше бы мне не дожить до этих минут! — подняла голову Варвара Михайловна. — Вот не думала, что так разом потеряю все, что имела и берегла. Мишку в милицию утром забрали. Любашу в больницу увезли, и ты весь день где-то ходишь!
— Бабуль, прости! — Наташа опустилась возле бабки на колени. — Прости! Я не убежала из дома! Я, я, — она закрыла ладонями лицо. — Не могу, не знаю, как теперь мне жить! Если бы ты видела, что они с ним сделали!
— С кем? — старушка взяла внучку за плечи.
— Они, они — заикаясь, сквозь рыдания проговорила Наташа, — Они сожгли его! Узнать нельзя! Я умру без него! — Наташа закричала и упала у ног бабки.
— Господи! И эта в истерике! — Варвара Михайловна наклонилась над девочкой. — Вставай на ноги! Мне с тобой не справиться! Доченька! Наташенька! Да что ж это такое!?
Наташа приподнялась, оперлась на руку бабули, ощутив свое отяжелевшее тело, дойдя до дивана, рухнула, как подкошенная.
— Рассказывай, где была? — присела на край дивана.
— Если бы ты знала! — рыдания мешают Наташе говорить. Она сжала руки, хрустнула пальцами, приподняла голову. — Я на опознании была! — хриплый крик вырвался из ее горла. — Ой, я умру сейчас!
— На каком опознании? — сердце сжалось от ужасной догадки, когда она взглянула на искаженное болью и страхом лицо не девочки, женщины, перенесшей тяжкое горе.— Сережка! Значит, правду сказал милиционер. — Ой, Господи! — по слогам, певуче протянула женщина. Что ж это за день такой! Одна новость страшнее другой! Сережа!?
Наталья кивнула головой.
— Страшно, бабулечка! Его узнать нельзя! Они его живьем сожгли! — она замотала головой из стороны в сторону, как помешанная.
— Что ты детка! Нельзя так!
— Я убью, Мишку! Вот этими руками разорву! — Наташа вытянула вперед ладони с трясущимися пальцами.
— Не говори так! — Варвара Михайловна обняла девушку, прижалась губами к волосам. — Он брат твой! Ты еще не знаешь, что там произошло! Ему тоже нелегко! Сидит в камере, голодный, холодный!
— Так ему и надо! — отстранилась Наташа от бабки. — Когда увидела, думала, сразу умру. Тетя Надя теперь совсем одна осталась! Хотела пойти с ней, не разрешила. Не знает, кем для меня был Сережа.
— Одной, видимо, легче переживать.
— Все равно завтра пойду!
Зазвонил телефон. Женщина сняла трубку.
Щеки побледнели, она приложила ладонь к груди, села на стул. — Доктор звонил, плохо доченьке моей! — Варвара Михайловна приложила ладони к щекам, закачалась из стороны в сторону, как маятник. — Не вынесет она столько несчастья!
— Что с мамой! Поедем сейчас! Я быстро, только кофту теплую надену.
— Поедем! Только ты все эти подробности не рассказывай! Ей и так сейчас нелегко. Сына малолетнего в тюрьму упрятали, что еще может быть хуже. В убийстве обвиняют! Подумай о матери! Я уже старая! А тебе еще жить да жить!
— Я не буду, бабуль!
Наташа вытерла ладонями покрасневшие глаза. — Вот видишь! Я не буду плакать!
На улице, Наташа взяла старушку под руку, и они медленно побрели по тротуару.
Бабуля права! Я должны подумать о маме. Ей сейчас хуже всех. А тете Наде? Она вспомнила серые осунувшиеся щеки женщины, поблекшие глаза. Что она сейчас делает? Перед ее глазами возникла картина в морге. Черные обуглившиеся кости, рваные обрывки ткани, и лицо, вернее, то, что было лицом? А может быть это не Сережка? Разум не хочет соглашаться с жестокой действительностью.
Здание больницы с ярко освещенными окнами. Если мамы уже нет!? Промелькнуло в голове Наташи. Она, быстро преодолела ступеньки, ворвалась в коридор и побежала.
— Куда ты, постой! — крикнула вслед старушка. — Надо доктора спросить?
— Вы к Федоровой? — преградил девушке дорогу, высокий, средних лет, мужчина.
— Она живая! — уперлась ему в грудь ладошками, Наташа.
— К ней, милый! — подошла старушка.
— Она очень слаба! Никаких разговоров! Иначе, я не отвечаю за лечение. Мы несколько часов провозились с ней, и я не хочу, чтобы труды всей реанимационной бригады пропали даром. Если вы себя будете достойно вести, ей эта встреча пойдет на пользу. Пойдемте, я провожу! Только, не более пяти минут! — он быстро пошел по коридору. Наташа торопится за ним. Только бы мама поправилась! Шепчут ее губы.
Варвара Михайловна, припадая на левую ногу, идет следом. Старая травма теперь при каждой нервотрепке, дает о себе знать. Вздохнула старушка. Она увидела, как впереди, врач открыл дверь палаты, Наташка юркнула под его руку.
Люба, услышав скрип двери, повернула голову, Наташа бросилась к ней, обняла, спрятала лицо на груди матери. Глаза наполнились жгучей влагой.
— Где бабушка? — оттолкнула дочку, Любаша.
— Там она идет, в коридоре! — прошептала Наташа.
Врач, держа старушку под руку, подвел к кровати.
— Твоя больная нога! — Люба протянула руки матери. Та кивнула, сжала пальцы дочери. По щекам побежали слезы. Слава, Богу! Любаша жива! Только бы Бог дал, чтобы оправилась! Сохрани ее Господи!
— Как ты доченька! — она присела на край кровати.
— О вас беспокоюсь! — Люба погладила руку матери. — Мишу не отпустили?
У Варвары Михайловны перехватило дыхание.
— Так, он там, утром увезли! — она отвернула лицо.
— Что следователь сказал?
— Сказал, отпустят. Выяснят и отпустят.
— Я так и знала! — Люба отвернулась к стене, закрыла глаза.
— Мамочка! — Наташа переплела пальцы рук. — Мамочка, не волнуйся! Все будет хорошо! Отпустят Мишку! Я была сегодня у следователя. Мишку отпустят, вот увидишь. Посидит немного. Попугают его, чтобы больше не хулиганил, и отпустят. Павел Андреевич сказал. — Наташа оглянулась на врача, он прикрыл глаза в знак одобрения. Щеки девушки покраснели. Впервые, так отчаянно соврала матери.
— Правда! — Люба всмотрелась в заплаканные глаза дочери. — У тебя все нормально?
— Да, мамочка! — Наташа закусила губу, чтобы не разрыдаться.
Мужчина в белом халате положил руку на плечо девушке.
— Завтра утром придете. Ей надо отдыхать!
Наташа наклонилась, поцеловала мать в щеки, лоб, глаза. Люба провела ладонью по щеке дочери. Она что-то от меня скрывает, врач не велел говорить. Поняла она. Выйду отсюда, сама все узнаю.
— Идите, я устала! — Люба отвернула лицо к стене. Надо собирать силы. Без меня они пропадут! Мишку надо спасать! Засудят парня! Она слышала как, скрипнула, закрывшись, дверь. Сколько я здесь проваляюсь? Неделю? А Мишка? Врач запретил им говорить правду. Разве можно меня обмануть. Наташка не умеет врать. В ее глазах стоит ужас!
Глава 15.
Вадим Евгеньевич, идет по коридору милицейского участка. Анатолий Алексеевич догнал, взял за локоть, зашептал в ухо.
— Завтра я найду концы! Они у меня попляшут!
Вадим отстранился, окинул адвоката презрительным взглядом с головы до ног.
— Плохо знаете свою работу!
Водитель широко распахнул перед ним дверцу машины. Вадим сел, покрутил нервно головой, ожидая, пока усядется Анатолий. Машина сорвалась с места. Мужчина молчит, сверля взглядом серое дорожное полотно, мелькающее перед глазами. Не заметил, как подъехали к дому адвоката, как тот вышел из машины, произнеся: «До завтра, Вадим Евгеньевич!».
— Домой? — спросил шофер, нажимая на газ. Вадим отрицательно покачал головой.
— Понял! — Василий резко развернул машину, и помчался, увозя хозяина по быстро темнеющим осенним улицам.
Вадим снова и снова нажимает на кнопку звонка, заглядывает в дверной глазок. Неужели нет дома! Или с любовником? Вот досада! Как назло, отпустил шофера. Вернусь домой на такси, жена забросает расспросами. У него сейчас, нет желания встречаться с Тамарой. Слушать ее рыдания и вопли по поводу случившегося с Владимиром.
Наконец, щелкнул замок, дверь распахнулась. Вероника в голубом пеньюаре, открыла от удивления рот.
— Разве мы договаривались о встрече?
— Кто у тебя? — Вадим, отстранил девушку, прошел в прихожую.
— Никого! Снотворное выпила, решила отдохнуть. Ты разрешил не приходить сегодня на работу. Забыл? — она зевнула, широко открыв рот, запахнула пеньюар, пошла в комнату.
— Ужасно не хочется ехать домой. Извини, Ника, за беспокойство! — Вадим снял туфли, прошел в гостиную, скинул пиджак, бросил на диван, потянул узел галстука, расстегнул пуговицы на рубашке, сел, далеко протянул ноги. — Отдохну у тебя! Невмоготу!
