Роберт Ирвин - Ложа чернокнижников
И пока Фелтон стоял в жреческой позе и продолжал взывать к Неохватному, я сидел за его столом, гадая, почему я вообще тут и выслушиваю весь этот бред. Когда-то я думал, что если есть хотя бы малейшая возможность, что магическое видение мира верно, то меня ожидает множество наград. Но теперь я почувствовал и то, что тот, кто решит оставить Оккультный Путь или провалится на нем, понесет страшное наказание. (Пред моим мысленным взором промелькнули перила, утыканные бритвенными лезвиями, и слизень, обреченный на вечную жизнь.) И все же любопытство не хотело уступать страху. Мне дьявольски хотелось узнать, что будет дальше. Помимо прочего я с трудом представлял себе, как завяжу отношения с девственной любительницей классической музыки, а затем еще и увлеку ее на путь магии. Мне рисовался соблазнитель из романа восемнадцатого века, шепчущий в ее невинное ушко. Было бы неплохо, если бы предмет моего слепого выбора оказалась сайентологом, но сомневаюсь, чтобы мне так повезло.
Гренвилль надписал на конверте адрес и сказал, что отправит его прямо сейчас. Потом добавил, что в пятницу днем пошлет одного из своих людей на фургоне, чтобы перевезли мои пожитки из Ноттинг-хилла в Хораполло-хаус. Итак, у меня новое имя, а очень скоро появится еще и новый адрес, и новая подружка. Такими темпами старый Питер, Питер, который начал этот дневник, исчезнет за несколько недель.
Кстати, Рона не было на созидании. Впрочем, по нему я не скучаю.
31 мая, среда
Солнечно, но для мая довольно прохладно. Я провел сеанс наблюдения на стене у детской площадки, но мне так и не удалось по-настоящему сосредоточиться. В голову все время лезли мысли о вчерашнем вечере. Я запоздало подумал, что последнее созидание могло каким-то образом быть связано с Каирским Созиданием, которое Магистр и Фелтон проводили в Египте много лет назад.
Большую часть дня я провел дома, выбрасывая кое-какое барахло, а остальное распихивая по картонным коробкам, которые выклянчил у бакалейщика на углу. Заодно я позвонил отцу и сказал, что переезжаю. Пришлось соврать и сказать, что переезд намечен на конец недели. Он ничего не сказал, только заметил, что мой новый адрес звучит довольно напыщенно, однако голос у него был разочарованный. Будет ждать меня через неделю.
Мы встретились с Салли у статуи Эроса. Я хотел поговорить с ней до того, как мы пойдем в кино на «Эльвиру Мадиган», но струсил. Поэтому следующие полтора часа я провел, глядя на мелькавшие на экране яркие картинки: старинную военную форму, платья с кружевами, красивые лица, деревья в цвету, зонтики от солнца, но не вникая в то, что все это связывает, потому что без конца репетировал сцену объяснения. Салли вела себя необычно: прижалась на мне и положила голову мне на плечо.
Мы практически не ходим в пабы. Салли не нравится шум и полумрак, я не в восторге от вкуса пива. Но сегодня я настоял. В пабе она попыталась завести разговор о фильме, но ее сбивало с толку, что я не могу хоть мало-мальски связно высказаться о том, что там происходило. Но она все пыталась меня разговорить. В этой ее решимости говорить о шведских фильмах и правда было что-то безумное.
— Салли, я должен тебе что-то сказать.
— Да?
Она не посмотрела на меня. Неужели она догадалась, что последует дальше? Да.
— Я съезжаю от Мелчетта. У меня просто нет выбора… Ну, и Ложа решила меня приютить, по крайней мере ненадолго.
— Вот как. Ладно, хорошо… если это то, чего ты хочешь. — Она нахмурилась, это ей не шло. — Лично я ни на одну ночь бы там не осталась. У меня от этого места мороз по коже.
Салли пожала плечами. Я продолжил:
— И мне будет теперь не так просто видеться с тобой. В Ложе строгие правила, а у меня свои обязанности.
Она снова пожала плечами. Салли решительно не хотела облегчить мне задачу.
— Ладно, когда сможешь, — сказала она. — Я всегда в твоем распоряжении. Когда мы снова куда-нибудь сходим? Только не в кино. Давай снова закатимся в «Пуп Земли».
— Можно. Это и правда было бы здорово, но сначала я должен привести свою жизнь в порядок. Ты знаешь, как…
Но в конце концов она не выдержала. Ее лицо сморщилось, и она разревелась.
— Ты — зло! — крикнула она сквозь слезы.
— Почему зло? Никак не пойму, о каком «зле» ты говоришь.
— Питер, ты правда не понимаешь, что я хочу сказать. Я слышала, что люди говорят о зле, но я думала, что зло — это нечто абстрактное и, значит, в каком-то смысле оно не существует. Как я ошибалась…
Последние слова она прошептала еле слышно.
— Если ты считаешь, что я — зло, — ответил я возмущенно, — значит, ты меня никогда не любила.
Салли зарыдала, и все в пабе пялились на нас, хотя некоторые делали это украдкой.
— Мне так жаль тебя, Питер. Так жаль.
— Мне тоже жаль.
И я опрометью выбежал из паба.
Мне хотелось, чтобы, прежде чем мы расстанемся, Салли освободила меня от моей клятвы — трахнуть ее, когда она умрет, но в тот вечер касаться этой темы было явно неуместно.
1 июня, четверг
Отличный день! Встал пораньше и был в магазине пластинок на Оксфорд-стрит почти сразу после открытия. Отстоял в очереди минут двадцать и обзавелся собственным экземпляром «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band». Я приторчал от картинки на конверте, потому что слева, среди фантастических существ, окружавших Битлз, стоял угрюмый Алистер Кроули. Может, мистер Козмик в конце концов и прав насчет битлов. Так или иначе в этой пластинке есть нечто роковое. Пока не знаю, каким образом, но эта пластинка — часть моей судьбы.
Вернувшись к себе, я стал гонять пластинку снова и снова. У меня такая потребность. Я должен слушать музыку снова и снова, чтобы она стала частью меня. «Sgt. Pepper» — запись этого лета, но я знаю, что уже к осени все мелодии оттуда будут для меня мертвыми и безжизненными. Возможно, лишь вернувшись к этой пластинке годы спустя, я смогу уловить что-то из того летнего энтузиазма. А сейчас, июньским утром, эта пластинка завораживает: эта плотная стена звука, и композиции плавно перетекают одна в другую, и калейдоскоп лирических образов и звуковых эффектов. Музыка была резкая — под стать яркому, броскому конверту. Когда я начал слушать, я испытал приступ неистового ликования, но мало-помалу до меня дошло, что темы, в общем-то, довольно грустные — о том, как человек старится, погибает в автокатастрофах и всякое такое. Это музыка лета 1967 года, и, ставя пластинку на проигрыватель, я всегда смогу вернуть это, такое важное для меня, лето. Но кто знает, кем я буду, когда стану слушать эту пластинку лет через двадцать?
Пока я паковал вещи, я нашел маленькую заначку опиума, о которой совершенно позабыл. Я немного поколебался, потому что опиум вызывает у меня сильнейшие запоры. С другой стороны, это деликатный наркотик, и я под кайфом буду вполне вменяемым. И вот я забил косяк, чтобы кайфануть напоследок под «Mr. Kite» получился полный атас. Люди, кто не употребляет наркотики, просто не слышат нашу музыку, потому что она написана специально, чтобы слушать ее под кайфом. Тамбурины и ситары придают некую зловещую ускоренность отдельным песням «Сержанта Пеппера» — эта музыка, как и моя жизнь, не поддается моему контролю. Я включил колонки на полную катушку — часть моего прощального привета Мелчетту. И вообще какой прок от музыки, если не врубать ее на полную мощность. Наверное, я успел прослушать «Сержанта Пеппера» семь, а то и больше раз, когда появился Фил на своем фургоне. У Фила военный «ежик» и коротко подстриженные усики. Он, по-видимому, время от времени выполняет поручения Гренвилля, разъезжает по стране в поисках разных древностей, и он шапочно знаком с мистером Козмиком, потому что они занимаются одним и тем же бизнесом. Фил помог мне побросать мое барахло в фургон. Вещей у меня немного, но пластинки — тяжелые. Когда мы выезжали из Ноттинг-хилла, я обратил внимание, что у меня в голове крутится «She’s Leaving Ноmе».
Строго говоря, Ложа чернокнижников — это название нашего эзотерического братства, но отнюдь не название его штаб-квартиры. На самом деле мой новый адрес звучит так: Хораполло-хаус, Эркхарт-стрит, Швейцарский Коттедж. Пока мы едем, заунывные звуки «Сержанта Пеппера» по-прежнему волнами накатываются на меня, и я ловлю себя на мыслях о Салли. Была ли это любовь? Или просто секс? После встречи с мертвой девой Тбуби я не уверен, что когда-нибудь снова решусь лечь в постель с женщиной. Я знаю, что я не очень храбрый человек. Фантазии доктора Фелтона меня напугали. Я боюсь, что скоро я окажусь всецело в его власти. Я к тому же еще и человек нелогичный…
Хотя Фил и делал кое-какую работу для Гренвилля, сам он не Посвященный и не имеет отношения к Ложе, и его ужасно интересует, что это за место и что тут происходит. Я украдкой поглядывал в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, не расширены ли у меня зрачки, но тут Фил принялся втягивать меня в малоприятный разговор. К счастью, я не глючил, это просто были странные мысли.
