Пол Боулз - Под покровом небес
В тот единственный раз, когда ему удалось вытащить Кит из гостиницы одну — и то потому, что Таннер еще отдыхал после обеда, — они не прошли и ста ярдов по улице, как столкнулись с Эриком Лайлом, который с места в карьер объявил, что с удовольствием составит им компанию. Что он и сделал — к молчаливой ярости Порта и нескрываемому отвращению Кит; ее и вправду до такой степени раздражало его общество, что не успели они расположиться в кафе рядом с базаром, как она тут же сослалась на головную боль и поспешила обратно в гостиницу, оставив Порта разбираться самому. Неприятный молодой человек выглядел особенно бледным и прыщеватым в цветастой рубашке, вышитой гигантскими тюльпанами. Материю, по его словам, он купил в Конго.
Оставшись с Портом с глазу на глаз, он имел наглость попросить десять тысяч франков в долг, объяснив, что его мать непредсказуема в отношении денег и часто по целым неделям вообще отказывается давать ему на карманные расходы.
— Извините, не могу, — сказал Порт, твердо решив быть непреклонным. Сумма постепенно уменьшалась, пока Лайл в конце концов мечтательно не заметил:
— Какие-нибудь пятьсот франков обеспечат меня куревом недели на две.
— Я никогда и никому не даю в долг, —объяснил Порт раздраженно.
— Но сделаете исключение для меня.- Его голос был сама патока.
— Нет.
— Я не из числа тех идиотов-англичан, которые думают, что все американцы сидят на мешках с деньгами. Это совсем не так. Но у меня сумасшедшая мамаша. Она ни в какую не дает мне денег. Что мне прикажете делать?
«Раз у него нет стыда, — подумал Порт, — у меня не будет жалости». И он сказал:
— Причина, по которой я не хочу одалживать вам деньги, состоит в том, что я знаю, что не получу их обратно, а я не настолько богат, чтобы швырять деньги на ветер. Понимаете? Но я дам вам триста франков. С радостью. Я заметил, что вы курите tabac du pays[36]. К счастью, он очень дешев.
В знак согласия Эрик на восточный манер склонил голову, а потом протянул за деньгами руку. Даже сейчас Порту сделалось неловко при воспоминании об этой сцене. Вернувшись в гостиницу, он нашел Кит и Таннера в баре пьющими пиво, и с тех пор ему ни разу не удалось оказаться с ней наедине, если не считать предыдущую ночь, когда она пожелала ему с порога спокойной ночи. Помимо всего прочего, положение усугублялось еще и тем, что он подозревал ее в том, что она сознательно избегает оставаться с ним один на один.
«Но впереди еще бездна времени, — сказал он себе. — Единственное, что нужно сделать, так это избавиться от Таннера». Он был рад прийти наконец к определенному решению. Возможно, Таннер поймет намек и уберется по собственной инициативе; ежели нет, то им придется расстаться с ним. Так или иначе, это должно быть сделано, и сделано немедленно, до того как они найдут место, в котором захотели бы задержаться на достаточно долгий срок для того, чтобы Таннер начал использовать его как почтовый адрес.
Он слышал, как у него над головой по крыше автобуса перекатывались тяжелые чемоданы; при подобных — оставляющих желать лучшего — перевозках, спрашивал он себя, не совершили ли они глупость, взяв с собой столько клади? Впрочем, теперь уже было слишком поздно что-либо предпринимать. Им просто-напросто негде будет оставить по пути что-либо из вещей, потому что возвращаться они будут, скорее всего, каким-нибудь другим маршрутом, если, конечно, они вообще вернутся на Средиземноморское побережье. Ибо он лелеял надежду, что им удастся продолжить движение на юг; придется, правда, за отсутствием сведений о расписании местного транспорта и условиях жилья впереди, положиться на случай и всякий раз довольствоваться тем, что предложат прямо на месте, надеясь, если повезет, там же получить и какую-нибудь информацию о следующем пункте назначения. Проблема попросту заключалась в том, что институт организованного туризма, и без того не особенно развитый в этой части мира, был не то чтобы подорван, а полностью уничтожен войной. А поскольку туристы не очень-то рвались в эти края, то ждать скорого восстановления туризма не приходилось. В известном смысле такое положение дел устраивало Порта, оно побуждало его чувствовать себя первопроходцем — под стать своим прадедам, — который колесит по пустыне, а не просиживает дома штаны, глазея из окна на водохранилище в Центральном парке. Однако он не мог не задаваться вопросом, насколько серьезно следует воспринимать туристические бюллетени с их попытками отбить охоту к такого рода первопроходству: «В настоящий момент путешественникам настоятельно не рекомендуется предпринимать сухопутные турне в глубь Французской Северной Африки, Французской Западной Африки, а также Французской Экваториальной Африки. По мере поступления новых данных об условиях для туризма в этой части мира таковая информация будет доведена до сведения публики». От Кит он, разумеется, утаил подобного рода предостережения, когда проводил свою агитационную кампанию в пользу Африки вместо Европы, показав ей лишь тщательно отобранные фотографии из числа тех, что он привез из предыдущих поездок: виды оазисов и базаров, равно как и снятые в привлекательном ракурсе фойе и сады отелей, которые больше не действовали. До сих пор Кит вела себя довольно покладисто — она ни разу не пожаловалась на отсутствие удобств, — но расписанные миссис Лайл предстоящие ужасы несколько смущали его. Спать в грязных постелях, есть несъедобную пищу и часами ждать всякий раз, когда захочется вымыть руки, — во всем этом, мягко говоря, было мало веселого.
Ночь тянулась медленно; и тем не менее Порту не приедалось смотреть на дорогу, которая скорее гипнотизировала его, а не утомляла. Не путешествуй он в глубь неизвестных ему земель, он посчитал бы эту поездку невыносимой. Неотвязная мысль, что с каждым следующим мгновением он проникает в пески Сахары дальше, чем был еще мгновенье назад, что он оставляет привычный мир у себя за спиной, искупала все, поддерживая его в состоянии приятного возбуждения.
Время от времени Кит шевелилась, подымала голову и, бормоча что-то неразборчивое, опять роняла ее ему на плечо. Однажды она подвинулась и уронила ее в другую сторону, на Таннера, не выказавшего при этом никаких признаков пробуждения. Порт крепко схватил ее за руку, притянул к себе, и она снова прильнула к нему. Примерно раз в час они выкуривали с водителем по сигарете, в остальное же время сидели молча, не вовлекаясь в беседу. В какой-то момент, махнув рукой в темноту, водитель сказал:
— В прошлом году, говорят, где-то здесь видели льва. Впервые за многие годы. Говорят, он задрал кучу овец. Хотя, возможно, это была пантера, кто знает.
— Его поймали?
— Нет. Они боятся львов.
— Интересно, что с ним стало.
Водитель пожал плечами и погрузился в молчание, которое явно предпочитал. Порт был рад услышать, что зверя не убили.
Перед самым рассветом, в наиболее холодное время ночи, они подъехали к борджу, мрачному и суровому на продуваемой ветрами равнине. Одностворчатые ворота были открыты; полусонно пошатываясь, троица прошла внутрь, следуя за толпой туземцев с задних мест автобуса. Просторный внутренний двор был забит лошадьми, овцами и людьми. Кое-где полыхали костры; на ветру бешено носились красные искры.
На скамье у входа в комнату, где подавали кофе, примостились пять соколов, каждый с черной кожаной маской на голове и изящной цепочкой на лапке, которая крепилась к ножке скамьи. Они сидели рядком не шелохнувшись, словно их взгромоздил сюда и расставил по ранжиру набивщик чучел. На Таннера птицы произвели неизгладимое впечатление, и он кинулся спрашивать, не продаются ли они. Каждый раз в ответ на его вопросы следовал вежливый непонимающий взгляд. В конце концов он вернулся к столу в некотором замешательстве и, садясь, объявил:
— Никто, кажется, не знает, кому они принадлежат. Порт фыркнул:
— Ты хочешь сказать, что никто ни слова не понял из того, что ты сказал. Но на кой черт они тебе сдались, а?
Таннер на секунду задумался. Затем рассмеялся и сказал:
— Не знаю. Они мне нравятся, вот и все.
Когда они снова вышли наружу, над равниной занимался рассвет. И теперь уже была очередь Порта сидеть у окна. К тому времени, когда бордж превратился в крохотную белесую точку далеко позади, он уже спал, пропустив таким образом величественное окончание ночи: переливчатую игру цветов, окрасивших небо на границе с землей перед восходом солнца.
15
Еще до того, как показалась Айн-Крорфа, о себе дали знать мухи. Как только появились первые разбросанные оазисы и вдоль дороги замелькали высокие глиняные стены отдаленных селений, автобус вмиг таинственным образом наполнился ими — маленькими, сероватыми и цепкими. Некоторые арабы перебросились на их счет короткими фразами и покрыли головы; остальные, казалось, их не замечали. Водитель сказал:
