Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2013)
Но как только возобновлялись уроки, возвращалось и непонимание. Один раз я не выдержал и задумчиво протянул: «Интересно, доучитесь ли вы до конца». Кумушки замолчали и обиженно посмотрели на меня. Как дети, у которых игрушку отобрали.
«Конечно же, доучитесь», — улыбнулся я, но стало мне как-то нехорошо.
Иду, помню, в день убийства на урок в эту группу. Девки в ступоре. Кто-то плачет. Пришли с выходных и сразу узнали такое.
Я предлагаю помолчать (у самого голос перебило), а потом начинаю рассказывать про Конан Дойля: отец-алкоголик, пансион, казенщина, бедная мама, ненавистные Шерлок Холмс и доктор Ватсон и устойчивое ощущение, что в жизни тебя поняли не так, как ты того хотел.
И расшевелил их потихоньку. Домой задал рассказ проанализировать. Про апельсиновые зернышки. А найдут ли убийцу в этой истории, которая более в духе Достоевского?
Нет больше кумушек. Надька одна бродит по колледжу. Черная и в черном. Как мумия высохла. Вчера документы хотела забрать, да отдумала. В ночном магазине «Ассоль», где она летом продавщицей работала и куда вернуться намеревалась, продавщицу зарезали. Вот и стоит Надька у доски, молчит, глаза таращит, а в глазах — тоска беспросветная…
Моль просыпалась очень медленно.
С трудом вспомнила, где она, кто она.
Оторвала голову от подушки.
В кухне горел свет и шумел чайник.
Анна собирала на стол.
— Садись чай пить, девонька. Потом провожу на дорогу.
— Дома убьют, — пробубнила Моль и побрела к умывальнику.
Анна странно посмотрела на нее.
— Поговорить надо, — буркнула она, когда Моль отхлебнула все из той же аляпистой чашки душистого крепкого чаю.
— О чем…— начала Моль, но осеклась.
В голове опять пошло через пень-колоду.
И она вырубилась прямо за столом.
Сломав ей пальцы на обеих руках, страшный толстячок обвел глазами место пытки.
Рядом с Молью лежал увесистый булыжник.
Небрежно, словно разминаясь, толстяк обрушил его на голову девушки.
Она потеряла сознание и поэтому не чувствовала, как скользкий камень раз за разом вминается в ее череп, окрашиваясь в красно-бурый цвет.
Во сне Моль умерла и оттого проснулась в деревенском доме.
— Пошли? — спросила Анна.
Старуха была уже одета в фуфайку, серый платок и стоптанные валенки.
Моль встряхнулась и встала.
— Пошли.
Этот уютный домик начал действовать ей на нервы.
Шагали в темноте.
Анна освещала дорогу своим маленьким фонариком.
— Осталась бы, — робко предложила она, — пожила лето.
— А дома чего? — пробурчала Моль.
— Ну оно и понятно. Мать… — в словах Анны чувствовалась искренняя озадаченность.
И Моль шла, петляя по неизвестным ей темным и потому невидимым тропам, о существовании которых она даже не подозревала еще двое суток назад.
— Причапали, — возвестила, наконец, Анна.
Они оказались на вчерашнем месте. Моль даже увидела след от красного жигуля.
— А вон и машина твоя.
Вдалеке на дороге загрохотало.
И обострившимся зрением Моль угадала: это несется машина, за рулем которой сидит улыбчивый толстячок в темных очках.
— Бабушка-бабушка, бежим отсюда, — присев, запричитала она. — Бабушка-бабушка, это же смерть моя сюда летит. Лютая смерть.
— Чегой-то тебе приблазнило, — хмыкнула Анна.
— Бабушка…
Но было поздно.
Машина вдруг притормозила, не доехав до Моли метров сто.
Водитель включил свет. И Моль увидела, как в кабину, где за рулем, словно на троне, восседал маленький убийца, лезет…
— Надька, — только и смогла прошептать она.
Все замерло. И это мгновение могло длиться целую вечность, но Моль повернула голову к старухе и одними губами прошептала:
— Бабушка, пошли…
Хлопнула дверца.
Машина пронеслась мимо них и, обдав горячим ветром, пропала в темноте.
«Я все придумала-придумала-придумала, — затараторила Моль внутри себя. — Мне все это…»
— Не показалось.
Моль медленно повернула голову и заново увидела свою маленькую старушку.
— Ну, поняла теперь? — угрюмо спросила Анна.
Моль поняла. Ее бил крупный озноб.
Обратно шли молча, как сговорившись не обсуждать ничего.
Ночь прошла без снов, какой-то темной бездной.
Утро, вопреки кошмарам, было солнечным.
За окном пели птицы.
На кухне кипел чайник.
— Вставай, девонька.
Май на дворе.
Земля ждет.
В первый день сажали картошку.
Моль, вспоминая детство, копала в земле, перепаханной кем-то ночью или ранним утром, лунки. Анна бросала туда клубни и посыпала золой. Моль разравнивала землю.
Перед обедом Анна заговорила.
— Эх, жать хорошо и косить благодать.
А картошку копать, так и…
— Мы же садим, а не копаем.
— Придет время, и копать придется. Что думашь.
За обедом Анна вздохнула:
— Царствие небесное всем крещеным.
— Чего это ты? — удивилась Моль.
— А вот желаю здравствовать на небе. Успокоились, значит.
— А мы с тобой, бабка, значит, не успокоились.
— Кто успокоился, а кто и…
— Чего?
— Чего нать.
Анна должна была прийти в десять, накормить меня блинами.
То есть, конечно, ничего Анна не была мне должна. Просто так повелось.
В десять Анна не пришла.
И в одиннадцать не пришла.
Я обиделся, прождал до двенадцати и сам пошел к соседке из полупустой деревни под названием Печниково.
Вопреки названию, в деревне уже давно была своя котельная, обслуживающая несколько благоустроенных домов.
Труба торчала высоко над крышами одноэтажек и двухэтажек. И только трубу было видно на подъезде к деревне: окраинные дома терялись в зарослях борщевика и чертополоха.
В окне на кухне горел свет. Я постучался и дернул дверь, которая была явно заперта изнутри. Пробежался по окнам. Тщетно. Все занавешено, нигде ничего не видно.
Подумав минуту, я отправился обратно к себе. Вытащил из кладовки монтировку и через четверть часа постиг ремесло взломщика, выломав замок и с мясом вырвав железный крюк, державший дверь изнутри.
Анну я нашел сразу.
Она лежала на полу и слабо стонала.
— Ты чего, бабка? — присел я на корточки.
— Уау. Ы.
«Скорая» приехала через час.
— ЧП тут у вас, — с порога оправдалась немолодая фельдшерица. — Убийство на проселочной дороге. Ну где там бабушка… Д-а-а-а-а. Тут надо срочно в терапию.
Я быстро скидал вещи в рюкзак, запер дом и отправился на «скорой» сопровождающим лицом…
Фельдшерица с водителем унесли Анну в палату.
— Посидите пока тут, — было сказано мне.
И я остался на диванчике в коридоре.
Неожиданно из палаты раздался крик. Послышалась какая-то возня. Потом все стихло. Минут через пять ко мне подошла одна знакомая старушка, одетая в больничный халат.
— У нас в палате женщина умерла.
— Анна? — вскочил я с места.
— Нет, Марья. Место освободила. Надолго ли? Очень уж Анна худая.
— Скажите, а надо чего? У нее же никого, кроме меня. Что в таком разе приносят?
— Памперсов побольше. Влажных салфеток. И сиделку надо. У нас тут сервис… так себе.
И потянулись часы, полные ожидания плохого и хорошего, минуты высоких устремлений духа, противостоящие дням низких потребностей тела.
А потом я забыл про Анну.
Надвинулись события другие, как виделось, более страшные.
На второй день сажали грядки.
— Ты, эвон, граблями-от по краям пройди… Но-о. Теперя бери палку. Ну доску, тур с им. Переворачивам. Считай: раз… два… три. Все! Надави маленько. Да надави, не бойся! Дальше.
И Моль снова делала то, чего не делала уже очень давно. Бросала в бороздки семена укропа и редиса. Вдавливала в рыхлую жирную землю пузатые луковицы. Выкапывала пальцем лунки для свекольной рассады.
— Из тя хозяйка была бы ядри мать! — кивнула в конце Анна. — Пошла чайник ставить. Струмент прибери во двор. Гостью ждем. Одна знакомая. Хорошая баба. Только седни померла.
Гостья была малоразговорчива.
Жадно ела вареную картошку. Шумно пила чай.
Все крестилась, крестилась.
Моль, которой велено было молчать, не сводила с товарки глаз.
«Интересно, она понимает?» — крутилось в голове.
Анна не гадала, потому что знала: понимает.
— Ну что, Марья, где лутшая: на этом свете ли на том?
Марья поправила свое любимое белое платье в зеленый горошек:
— На том лучше. Тойсть уже на этом. Пролежней нет.
— То-то. Иди отдыхать. С обеда нать траву косить. Наросла.
— Не могу. Епертония.
Анна укоризненно посмотрела на Марью, та покубатурила что-то и махнула рукой.
— По-ойдем. Что-о…
На последнем уроке делали стенгазету под названием «Одна большая семья». А просто народ надо было чем-то занять. Все повернулись на этой истории с Молью. Только Блондин молодцом. Через два дня после дела выгуливал по городу новую подругу. А Моль все лежала в морге. Как сказали родным, «с телом работают эксперты».
