Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют
Он лёг на бок слева от неё, взял губами набухший сосок её левой груди, левой рукой накрыл правую грудь. Подсунув другую руку под лопатку девушки, он впился в её сосок так, что она сладострастно запрокинула голову. Алик – тут ничего не поделать – потеплела к нему, телу была угодна безраздельность его желания. Заласкав левой рукой её грудку, он погладил пальцами её пах, стал пощупывать и массировать залитую влагой промежность. Опять время – его союзник, а жертве в удел – лишь стоическое терпение. Ей остаётся призывать на помощь всю злость, чтобы в изводящем голоде по фаллосу вымаливать ему посрамление осечки. Только кого это обманет?
Профессор поднялся, расположился меж ног Алика, руками задрал круто её ноги, стал задоряще раз за разом сильно сжимать её задние булки, потом ввёл в зев «луковицу», вогнал черен целиком, с силой кинув низ туловища, – нанёс «кабаний удар». Тело девушки затрепетало в остром чувстве распирающей наполненности, на второй толчок она дала подскок попки. Сотрясаемая толчками мужчины, она безоглядно подмахивала, пока не испытала неописуемое торжество плоти. Затем ощутила, как мужчина излил, – её пятый.
37
Он мягко прилёг на неё, поцеловал в плечико, тронул носом прядь её волос и улёгся на спину рядом с ней. Она смотрела в потолок и не могла опомниться. «Теперь ты знаешь, что такое – развращение», – сказала себе в обиде: почему всё сложилось так безвыходно для неё. Мерзавцу – счастье! Как он балдеет сейчас! Ещё бы: заставил её взахлёб принять от него наслаждение, дважды довёл до финала. Она ждала – он произнесёт что-либо самодовольное.
– Я сварю и принесу тебе кофе, – сказал с ласкающей улыбкой.
– Не хватало мне вашего кофе! – произнесла она грубо, доставив себе этим удовольствие.
Ей было приятно, что он распереживался, когда она заявила: я хочу домой! Но нынче только суббота, увещевал её он, а я сказал твоим родителям – пикник будет до воскресенья.
– Угомонитесь вы! – бросила она с уничтожающим взглядом.
Он вёз её к ней, она, сидя теперь с ним рядом, думала, сколько уже раз он мог бы ковырнуть её самолюбие. Но он лишь виновато улыбается время от времени, привычно храня мину замеченного в чём-то нехорошем опустившегося интеллигента. «Смилуйся, будь ко мне снисходительной!» – казалось, говорил он всем своим видом и поведением. Представить только: чтобы кто-то другой на его месте не дал себе труда поизгаляться над ней?.. В глубине её души крепло что-то вроде уважения и симпатии к влюблённому негодяю.
– Могу я спросить… – промолвил он осторожно, с просительной улыбкой, – что дальше?
– Я сейчас подготовлю родителей, а ты завтра позвонишь им и скажешь, что на неделе зайдёшь, – впервые произнесла она мирным тоном.
– Я сегодня вечером позвоню!
– Как хочешь, – обронила она.
«Кто бы сказал, что такая фигура вообще встретится, а я верчу им – и терпит!» – думала в некотором запоздалом изумлении Алик, идя домой и вспоминая, как держала себя с Лонгином Антоновичем. По физиономии ему дала! Ей стало на миг почти весело, она едва не прыснула.
Маменька, услышав, что он предложил дочери руку и сердце, воскликнула:
– Это серьёзно?!
Алик была уверена, что такую вероятность родители обсуждали вчера после телефонного разговора с профессором.
Мама, волнуясь, продолжила:
– Он был выпимши?
Дочь отрицательно помотала головой.
– Что ты ему ответила?
– Что мне надо подумать, услышать, что скажут родители, – произнесла Алик с видом благоразумной воспитанной девочки.
Заговорил папа:
– Староват, конечно… – вернувшись полчаса назад с предприятия, куда его частенько вызывали и в выходные, Батанов допивал бутылку пива.
– А у меня такие милые поклонники, Пятунин тот же! – язвительно сказала дочь.
Вмешалась мама:
– О таких, у кого своей квартиры нет, никакого разговора.
– Я хотел бы знать, – сказал папа, – сколько раз он был женат, платит ли алименты, имеет ли взрослых детей. – Георгий Иванович требовательно смотрел на дочь: – Об этом не говорили?
Она выдохнула: «Не-е-ет!» – словно простонала от невыносимой скуки.
– О чём ты? Он видный учёный моей великой страны! – воскликнула с чуть ироническим пафосом.
Папа, любитель анекдотов и всевозможных подколок, усмехнулся, весьма довольный дочерью.
Немного позже он выслушал по телефону просьбу Лонгина Антоновича принять его, а через несколько дней тот явился с визитом – истый светский лев, по согласному мнению супругов Батановых. В заграничном костюме, пахнущий тонкими духами, гость подарил маменьке розы, папе – армянский коньяк и в пять минут, не дожидаясь вопросов, удовлетворил их любознательность. Помимо оклада в НИИ, он зарабатывает лекциями в вузе и получает, как он выразился, за участие в деятельности Всесоюзного научного учреждения. Женится впервые – да-с, хотите или нет вы в это поверить! Детей не имеет. В известном случае за вдовой сохранится его квартира, вдова наследует всё его имущество, включающее две автомашины, дачу, накопления на сберкнижке.
Позвали Алика, которая уединилась в своей комнате. Мама, поглядывая на профессора и боясь, неизвестно почему, скандала или какого-либо подвоха, обратилась к дочери с трепетом:
– Ты знаешь, мы с отцом всегда желали тебе только самого лучшего… – тут она заметила, с каким обожанием Лонгин Антонович глядит на её дочь, сущую овечку, успокоилась, всплеснула руками и обняла её.
– Всё ясно, – произнесла та.
Уходя, профессор оставил шкатулку, в которой обнаружилось жемчужное ожерелье с нефритом.
38
Свадебное застолье в банкетном зале Дома учёных разнообразили такие изыски, как мясо зубра из Беловежской пущи и коллекционное крымское вино «Чёрный доктор». Присутствовали два нерядовых работника обкома партии. Брат новобрачного по своей занятости не прилетел – прислал телеграмму.
Лонгин Антонович был молчалив, даже отчасти замкнут, как человек, уверенный: быстро освоиться с неслыханной удачей немыслимо. «Горько!» не кричали – таково было его пожелание, шёпотом переданное каждому. Звучали избитые дежурные тосты, такие, как «За прочность советской семьи!», «За радость в труде и испытаниях!», после них стали попадаться и цветистые, вроде: «прожить сто лет, деля любовь, плывя по морю счастья…»
Дородный с мешочками под глазами коллега Лонгина Антоновича, подняв рюмку, начал:
– За славу советской науки… – остановил на невесте смакующий взгляд знатока, добавил с особенной сочной ноткой: – И за лебедь-молодость!
Все захлопали. Алик большинству гостей, безусловно, нравилась как деловая умница, которая не опускается до пошлости изображать влюблённость. Достойно выглядели её родители. Мама была немногословна, демонстрируя скромность и спокойствие. Под стать ей держался папа. Он отдавал должное снеди, пил же весьма умеренно.
Галя завидовала выигрышу подруги в отношении материальных благ, почему, сидя за столом рядом с Дэном, не нашла ничего иного, как прошептать ему на ухо, имея в виду зрелый возраст жениха:
– Было ради чего наступать на сучок!
– Зато незрячий так удачно прозрел! – шепнул в ответ молодой человек.
Когда Алик, приглашая Галю на свадьбу, сказала, что профессор играл слепого, та поразилась:
– Не представляла, чтобы в его возрасте и положении таким фарсом заниматься.
А Дэн, услышав о розыгрыше, заметил:
– Вполне свободно живёт. Значит, действительно влиятельный. – И подумал: «А чем тогда балуются те, кто повыше?» Ему представились пузатые старички в ночном субтропическом душном парке, голышом бегающие за шестиклассницами, забывшими, куда они дели свои платьица.
Не радуясь замужеству Алика, он гораздо больше переживал бы, выйди она за блондина. И потому старался говорить о ней хорошее.
– Поплакала Цирцея в подушку, меняя парня на престарелого, – прошептала Галя.
– Перестань! – остановил Пятунин и потом, танцуя с ней, принялся объяснять, до чего нелегко творить молодому таланту, у кого предостаточно завистников, и потому можно лишь восхищаться, когда замуж выходят по любви к делу. Именно!
У девушки на лице было выражение: ну и накрутил! Модельер растолковал ей:
– Влиятельного мужа выбрала не та, кто ищет благ, а художница, безмерно преданная своей работе. Её работам дорожка открыта.
Галя усмехнулась: ах, вот оно как! Есть что с восхищением сказать о подруге. Лебедь-молодость – наивность, чистота, романтика… Карьеристка! А и старик каков – так подстраховаться! От Боба было известно, что Виктор вдруг уехал с Енбаевой в посёлок у чёрта на рогах, и там они поженились.
– Я вся в слезах, – сказала Галя так, что Дэн решил: слёзы у неё в самом деле сейчас потекут. – Сирая я сирая, не разделась до трусиков, не подвернула ножку…
Она рассмеялась, и смех не отпустил, ей долго не удавалось успокоиться.
39
Женой профессора войдя в их общую теперь квартиру, Алик позволила, чтобы муж надел на её палец кольцо с крупным сапфиром, были преподнесены ей и серьги – также с сапфирами. В спальне она увидела появившееся на стене зеркало, где отражалась вся кровать.
