Виктория Токарева - Кругом один обман (сборник)
В конце концов мои родители и родители Стасика отдали нам последние деньги, накопленные за всю жизнь, и мы купили себе кооперативную квартиру плюс мебель. Началась другая жизнь – лучше, ярче, но все равно не моя.
Родился ребенок. Это особый период в жизни. Пожалуй, самый трудный, трудоемкий. И не увильнешь. Инстинкт материнства не пустит.
На лето сняли большую хорошую дачу. Переехали первого мая, а второго начался проливной дождь и шел два с половиной месяца без перерыва на обед. Как будто в небе что-то прорвалось и запасы воды рухнули на землю. Сыро, темно, ребенок плачет, хоть бери да вешайся.
В середине июля Полина Семеновна не выдержала и вызвала грузовик, чтобы съехать. Грузовик заказали на вторник, а в понедельник вышло солнце. Солнце чувствовало себя виноватым перед людьми и принялось так палить, что все вокруг мгновенно высохло и засверкало. Началось лето.
Коляску с ребенком выкатили в сад. Маленькое тельце нашей дочки было осыпано солнечными горошинами. Деревья выделяли хлорофилл, поглощали углекислый газ. Пришло здоровье и радость бытия. Было понятно, во имя чего снималась дорогая дача и тратились большие деньги.
Синоптики сказали по телевизору, что норма осадков выполнена и теперь три месяца подряд, а именно половина июля, август и сентябрь, будет прекрасная солнечная погода.
Однако грузовик заказали на вторник, и он пришел. Полина Семеновна приказала грузить вещи.
Почему? Зачем? С какой стати?
Но Полина не обращала внимания на мои вопросы. Она не меняла своих планов.
Я помню, как переполненный грузовик медленно ехал по дороге, а я шла рядом с грузовиком и громко рыдала на всю улицу. На моих глазах творилась глупость, недальновидность, ошибка, в конце концов, а я ничего не могла сделать. Я шла и рыдала и тем самым позорила Полину Семеновну. Она угрюмо молчала и шла рядом с грузовиком с другой стороны. Мой муж Стасик участия не принимал. Можно съехать. Можно остаться. Разбирайтесь сами.
Все кончилось тем, что в середине июля мы оказались в душной летней каменной Москве. Жара. Каблуки проваливаются в асфальт.
Деньги за дачу нам не вернули, и правильно сделали. Я задаюсь вопросом: может, Полина того? Ку-ку?
Но нет. Умная. Сдержанная. Член партии. Их партийная ячейка находится в ЖЭКе. Иногда там проходят собрания, и она руководит. Главенствует. Решает спорные проблемы, как царь Соломон.
Наша коммуналка состояла из четырех комнат. В одной жили мы. В другой – соседка по кличке Рыжая. С ней жил ее брат – больной человек лет шестидесяти. Иногда он выходил погулять в коридор. Делал несколько шагов, останавливался и громко пукал, после чего пробегал вперед как реактивный самолет.
Рыжая часто говорила по телефону. Умоляла вернуться обратно сбежавшего мужа Леву, но у Левы уже родились дети от новой жены.
Рыжая страдала от одиночества. Брат не считался. Он не скрашивал жизнь, а, наоборот, подчеркивал безысходность.
В третьей комнате жила молодая семья, которая не любила готовить на общей кухне и заказывала обеды в ресторане.
Полина Семеновна падала в обморок – какая бесхозяйственность! Это сколько же надо заплатить за обед из ресторана? Тройную цену! И неизвестно что принесут, какими руками готовят. Почешут в заднице, а потом этими же руками лепят котлеты. Фу!
Полина всю жизнь жила от зарплаты до зарплаты, сводила концы с концами, и заказные обеды были для нее непозволительная роскошь, почти разврат.
Четвертая комната была маленькая, десятиметровая. Жильцы там все время менялись. Однажды въехал некий Володя – странноватый мужик. Он ходил неестественно прямо. У него было что-то не так с позвоночником. Рыжая прознала, что Володя потерпел авиакатастрофу.
Я не понимала: что такое авиакатастрофа? Упал вместе с самолетом? Летел вниз из-под облаков? Как можно после этого выжить? А может, катапультировался? Тоже мало радости.
Володя привел с собой милую тихую подругу. Она выходила утром на кухню в байковом халате и ни с кем не вступала в разговор.
В один прекрасный день я увидела посреди кухни незнакомую решительную тетку. На ней было серое пальто с большим круглым каракулевым воротником, тоже серым. И круглая шапка, которая называется «кубанка».
В руках она держала папку. А в папке, как оказалось, лежало заявление на аморальный облик Володи. Оказывается, Володя жил с ней в гражданском браке пять лет, а потом бросил без предупреждения и завел себе другую, которую мы все изволили лицезреть.
Тетка требовала справедливости, а именно: новую выгнать, а ее вернуть к Володе.
Она протянула папку Полине Семеновне. Та взяла и скрылась в своей комнате, положила папку в бельевой шкаф.
Я спросила:
– Что вы будете с этим делать?
– Посмотрю, как они будут жить. Если хорошо, пусть живут. А если он начнет себе позволять, я дам ход этой бумаге.
Справедливо. Но что он может позволять себе после авиакатастрофы?
Время шло. В семье происходили события. Я поступила в медицинский институт. Сестра Стасика Майка влюбилась в одноклассника и вышла за него замуж. Была свадьба. Все как у людей.
Майка ушла жить к мужу, но скоро вернулась. Она привыкла к тихому течению бытия, а в доме мужа трам-тарарам. Однако вернулась беременная, все как положено.
Состоялся семейный совет. Полина Семеновна постановила: делать аборт. Тесно. Некуда кроватку поставить. И не время. Рано.
Я робко вмешалась. Почему рано? Майка вышла замуж законным браком. Муж при ней. Первый аборт делать опасно: могут быть осложнения вплоть до бесплодия.
Тесно, да. Но не убивать же человека, родного внука. Женщины во время войны рожали в окопах. И ничего.
Тяжело материально? Но как говорят: Бог даст день, Бог даст пищу.
Полина Семеновна выслушала мои доводы, но осталась при своем мнении. Она не меняла своих планов. Грузовик № 2.
Аборт был сделан. Через два месяца Майка опять залетела. Второй подряд аборт делать испугались. Майка оставила беременность, но ребенок родился преждевременно. Явился на свет шестимесячным. Назвали Гоша.
В роддоме его выхаживали в специальном кувезе, Гоша там дозревал как зеленый помидор под подушкой.
Во время дозревания Гоша перенес сепсис (заражение крови), его кололи какими-то стремными антибиотиками, которые убили слуховой нерв. Мальчик остался живой, но глухой.
Первый ребенок должен был родиться в сентябре доношенный и здоровый. Но Майка прошла через аборт, через воспаление и родила Гошу в том же сентябре, только недоношенного и глухого. А кто виноват? Полина виновата. Майка молодая, глупая, никакого жизненного опыта, а Полина все-таки прожила жизнь, все-таки мать. Но что поделать? Такой человек.
Гоша рос, развивался, все боялись умственной отсталости, но нет. Вполне себе умный. Поступил в сложный институт. Слышал плохо, но все-таки слышал. Сутулый. Во всем облике проглядывалась неуверенность в себе.
Раньше я думала, что «недоделанный» – это фигура речи. Нет. Недоделанный – значит, не доделанный до конца.
Майка с мужем разошлась. Он сбежал через два года после свадьбы, что естественно. Кто может жить в такой человеческой плотности, как в тюремной камере?
Насытившись вольной жизнью, беглый муж захотел вернуться к Майке, поскольку первая любовь, как известно, не ржавеет.
Он пришел к Майке, покаялся и сказал все нужные слова типа «кроме тебя мне никто не нужен».
Майка дрогнула. Видимо, она его любила.
Состоялся семейный совет, на котором каждый выразил свое мнение.
– Никогда! – объявила Полина Семеновна. – Он предатель. А предателей не прощают.
– Но ведь сейчас не война, – возразил Яков Михайлович.
– Надо иметь женскую гордость! – Полина грохнула кулаком по столу.
– Надо иметь семью, – вмешалась я. – Вы же не хотите, чтобы Майка осталась одна. Ей только двадцать пять лет.
У Майки была неброская внешность, но очень тонкая и милая, если приглядеться. Но кто будет приглядываться? Все так спешат и бегут мимо по своим делам, по своим интересам.
Майке грозило пожизненное одиночество. Я это видела. А Полина – нет. Обида застила ей глаза, она не хотела приподняться над проблемой.
– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!
Это был заключительный вердикт. Сей лозунг принадлежал не Полине, слава богу.
Я лично считаю, что лучше жить при любых обстоятельствах. Что может быть дороже жизни? Дороже любви?
Своего мнения у Майки не было. Вернее, оно, конечно, было, но Майка ему не доверяла. Мать подавляла ее. Мнение Полины являлось для Майки истиной в последней инстанции.
В результате: мужа отвергли, отвадили. Майка осталась без мужа, Гоша без отца. Зато семья сохранила гордость. Женщина в Майке умерла стоя. Грузовик № 3.
Полина Семеновна заболела. У нее пропал аппетит. Она перестала есть. Районные врачи не могли поставить диагноз. Подозревали то одно, то другое.
Однажды я увидела, как она похудела. Я спросила:
