Соблазн быть счастливым - Мароне Лоренцо

– И что потом, куда мне его отвести?

– К тебе, или можете прийти ко мне на работу. Да, давай так, приведи его сюда, пожалуйста.

Сейчас я стою перед школой в ожидании моего внука. Я поднимаю воротник пальто и сую руки в карманы. Я пришел заранее – этому, в числе прочего, я научился с возрастом. Как организовать свой день. Господи, не то чтобы у меня было много чего планировать, но это немногое я предпочитаю упорядочить.

Звонок Звевы расстроил мои планы. Я собирался пойти в парикмахерскую, сегодня вечером у меня романтическая встреча с Россаной. Она проститутка. Да, я хожу к девкам, и что с того? Во мне еще не погасло желание, требующее удовлетворения, а рядом со мной нет никого, кому бы я был обязан отчетом. В любом случае, я немного преувеличил: не то чтобы я снимаю на улице шлюх – хотя бы потому, что это было бы непросто, когда ездишь на автобусе; права же у меня просрочены, и я не стал получать новые. Россана – это моя старая подруга, мы с ней познакомились довольно давно, когда она ходила на дом делать уколы. И таким манером она оказалась у меня в гостиной. Она приходила каждый день с утра пораньше, вонзала шприц мне в ягодицу и удалялась, не проронив ни слова. Потом она стала оставаться на чашку кофе, и наконец мне удалось уговорить ее забраться ко мне под одеяло. Если подумать, это было не так уж и сложно. Только спустя какое-то время я понял, что вовсе не моя сногсшибательная улыбка покорила эту псевдомедсестру – когда с самым серьезным лицом она сказала: «Ты, конечно, милый и даже очень симпатичный, но у меня есть сын, и ему нужно помогать!»

Мне всегда нравились прямолинейные люди, и с тех пор мы стали друзьями. Теперь ей уже под шестьдесят, но у нее по-прежнему две огромные титьки и соразмерный с ними шикарный зад. А в моем возрасте другого и не нужно: влюбляешься скорее в недостатки, придающие достоверности романтическим сценам.

Появляется Федерико. Если бы люди здесь вокруг только знали, что этот старикан, забирающий внука, еще минуту назад думал о груди проститутки, они возмутились бы и поспешили сообщить родителям ребенка. Кто знает, почему у старого человека не может возникнуть желания потрахаться.

Мы садимся в такси. Это всего третий раз, когда я прихожу в школу за моим внуком, и тем не менее Федерико признался маме, что ему нравится возвращаться со мной. Он говорит, что другой дед заставляет его идти домой пешком и он приходит весь взмокший. Зато со мной он всегда ездит на такси. Еще бы, конечно! У меня вполне приличная пенсия, никаких празднований годовщин свадьбы и двое взрослых детей. Я могу тратить деньги на такси и на всяких Россан. Однако водитель просто хам. Такое бывает, к сожалению. Сыплет проклятиями, сигналит без повода, резко газует и тормозит, ругается на пешеходов, не останавливается перед светофором. Я уже говорил: одно из преимуществ преклонного или «третьего» возраста – это то, что можешь делать все что вздумается, ведь все равно никакого четвертого возраста для раскаяния уже не будет. Поэтому я решаю наказать человека, который хочет испортить мне день.

– Вы бы ехали помедленнее! – окликаю я его.

Он и не думает отвечать.

– Вы слышали, что я сказал?

Молчание.

– Так, остановитесь и покажите мне ваши права.

Таксист оборачивается и смотрит на меня с подозрением.

– Я старшина карабинеров [1] в отставке. Вы управляете автомобилем ненадлежащим образом, подвергая опасности жизнь и здоровье пассажиров.

– Нет, командир, простите меня, просто день сегодня выдался паршивый. И дома неприятности. Пожалуйста, я поеду помедленнее.

Федерико поднимает глаза и пристально смотрит на меня, собираясь открыть рот. Я стискиваю ему руку и незаметно подмигиваю.

– Что за неприятности? – спрашиваю я чуть погодя.

Мой собеседник лишь на секунду задумывается и тут же изливает на нас поток своей бурной фантазии:

– Моя дочь должна была скоро выйти замуж, но ее муж потерял работу.

– Понятно.

Неплохое оправдание, ничего не скажешь – никакой тебе болезни или смерти близкого человека. Так более достоверно. Когда мы подъезжаем к конторе Звевы, водитель отказывается брать деньги. Еще одна поездка за счет хамоватого неаполитанца. Федерико смотрит на меня и смеется, в ответ я снова ему подмигиваю. Он уже привык к моим выходкам – в прошлый раз я представился служащим финансовой гвардии. Я делаю это из развлечения, а не чтобы сэкономить. И я ничего не имею против таксистов как класса.

Звева еще не пришла. Мы проходим в ее кабинет – Федерико растягивается на диванчике, а я сажусь за ее рабочий стол, на котором красуется для всеобщего обозрения ее фотография вместе с мужем и сыном. Мне не слишком нравится Диего – нет, он, конечно, славный парень, но такие слишком уж правильные наводят скуку, тут ничего не поделаешь. По правде говоря, я считаю, что и Звеву он достал – она вечно недовольная, всегда спешит и голова у нее занята только работой. То есть полная противоположность мне сегодняшнему – но, может быть, очень похожая на меня, каким я был раньше. Я думаю, что она несчастлива, вот только со мной она об этом не говорит. Может быть, она делилась с матерью. Я не подхожу для того, чтобы выслушивать других.

Говорят, что для того, чтобы быть хорошим мужем или партнером, вовсе не нужно давать бог знает какие ценные советы – достаточно просто внимательно выслушать и посочувствовать, женщины ждут только этого. Но я на такое неспособен, я моментально вспыхиваю, высказываю, что думаю, и зверею, если очередная собеседница меня не слушает и действует по своему разумению. Это было одним из поводов для постоянных ссор с моей женой Катериной. Ей просто нужен был кто-то, чтобы излить душу, а я через две минуты уже сгорал от нетерпения предложить ей решение проблемы. К счастью, старость пришла мне на помощь: я понял, что для моего здоровья будет лучше не слушать о семейных проблемах. Все равно тебе потом не дадут возможности их решить.

В кабинете Звевы прекрасное большое окно, которое выходит на переполненную пешеходами улицу, и если бы напротив оказался небоскреб, а не облезлое здание из туфа, то я мог бы почти подумать, что я в Нью-Йорке. Только вот в американском мегаполисе нет Испанских кварталов [2] с их узенькими проулками, сбегающими с вершины холма; нет облупившихся домов, которые передают друг другу секреты по натянутым между ними проводам с развешенным для просушки бельем; нет усеянных выбоинами улиц и машин, пристроившихся на узеньком тротуаре между ограничительным столбиком и входом в церковь. В Нью-Йорке боковые улицы не таят в себе мир, теряющийся за собственными тенями, и плесень там не оседает на лица людей.

Предаваясь размышлениям о различиях между Неаполем и «Большим яблоком», вижу Звеву, которая выходит из черного внедорожника и направляется к двери. У входа она останавливается, достает из сумки ключи, но потом разворачивается и возвращается в машину. Сверху мне видны только ее ноги в черных колготках. Она наклоняется к водителю – наверное, чтобы с ним попрощаться, и он кладет руку ей на бедро. Я подъезжаю с креслом поближе к окну и стукаюсь головой о стекло. Федерико отрывается от игры со своим другом роботом и внимательно смотрит на меня. Я улыбаюсь ему и возвращаюсь к сцене, завершающейся у меня на глазах. Звева выходит из машины и заходит в здание. Машина уезжает.

Я смотрю прямо перед собой, ничего не видя вокруг. Может быть, у меня была галлюцинация, а может быть, это был Диего. У которого, однако – маленькая деталь – нет никакого внедорожника. Может быть, это был коллега, подвезший ее по пути. Но разве коллега стал бы класть ей руку на бедро?

– Привет, пап.

– Привет.

– А вот и мое солнышко! – восклицает она, поднимая Федерико за подмышки, чтобы покрыть его поцелуями.

Эта сцена пробуждает во мне воспоминание о ее матери. Она точно так же вела себя по отношению к детям. Она была слишком нежной и ласковой, слишком сильно участвовала в их жизни, проявляла слишком много заботы, до навязчивости. Может быть, именно поэтому Данте и не такой, как все. Интересно, знает ли об этом его сестра?