Виктор Лихачев - Единственный крест
Через два часа Асинкрит был уже в большом селе Петровском, откуда старенький автобус довез его до райцентра. Еще два часа — и он уже стоял на автовокзале областного города N. Глядя на снующих мимо людей, Сидорин думал: неужели в его жизни был Федулаевский лес с его вековыми дубами, заповедными земляничными полянами, обжигающей чистотой Волчьего ручья, неподалеку от которого под корнями древних вязов есть невидимая человеческому глазу нора — в ней Алиса и Пришлый растят двух своих волчат… А здесь, здесь ничего не изменилось. Впрочем, не совсем так. У касс нет очередей — похоже, компьютеризация дошла и до этих мест. Подходи — и бери билет на любое время и на любой рейс. А вот это даже забавно: стоит совсем мальчишка — вряд ли пятнадцать стукнуло, одет не Бог весть как, зато в руке мобильник. Помнится, три года назад мобильный телефон был уделом избранных…
Впрочем, радовался Сидорин недолго. Прогресс прогрессом, но автобус как обычно подали с опозданием, у большинства пассажиров были билеты на конкретные места, но люди, словно боясь не попасть в автобус, ругаясь и толкая друг друга, устроили давку. Счастливчики, опередившие других, победоносно занимали законные места и почти торжествующе смотрели сверху на тех, кто еще не отвоевал себе право попасть в салон автобуса.
Сидорин, спокойно наблюдавший за сутолокой в сторонке, вошел в него последним. В проходе стояли мужчина и женщина, видимо, дачники, которым места в автобусе дальнего следования не полагались. Выйти из салона, чтобы пропустить Асинкрита они не догадались или не захотели, а потому ему пришлось протискиваться к своему месту через них. Учитывая огромный рюкзак, который Сидорин держал на весу, а так же то, что «Икарус», судя по тому, как он «удобен» для пассажиров настоящая месть венгров бывшим соратникам по социалистическому лагерю, сделать это было не просто.
«Где ты раньше был?» и «С таким рюкзаком в такси надо ездить» — такими словами встретила Асинкрита женщина. Ничего не ответив и с грехом пополам пройдя ее, Сидорин подошел к мужчине. Он был раза в два меньше своей жены по объему, а потому, казалось, что самое трудное уже позади.
— Вы не могли бы немного подняться на ступень… — попросил Асинкрит, но тут его прервал мужчина, заоравший:
— Куда прешь, козел бородатый?! Куда прешь, сказал я тебе?!
Нет, Федулаевский лес все-таки был в жизни Сидорина. Вспыльчивый от природы, три года назад он заорал бы в ответ:
— Сам козел! Пройти дай, скотина! И вообще, в твою Чухоновку мог бы пешком дойти.
Дальнейшее зависело от того, у кого крепче глотка и на чью сторону станет «общественное мнение» — глас народа в автобусе.
Заведенный давкой и к тому же изрядно выпивший мужик смотрел Сидорину в глаза с явным вызовом… Асинкрит сначала неспешно опустил рюкзак на пол, затем спокойно посмотрел в лицо хаму. И вдруг увидел перед собой, как тогда, на опушке леса, не человека, а зверя. Только не волка, а хорька. Резко втянул в ноздри воздух. От хорька исходил противный запах. Сидорин поморщился, опустил голову и неожиданно метнул взглядом снизу вверх — прямо в глаза хорю. Удивительно, но ему стало радостно. Он видел стоящего перед ним зверька до самого нутра, видел хорька, догонявшего бельчонка, выпавшего из гнезда, а уткнувшегося с разбега в бок матерого волка. Асинкрит торжествующе ухмыльнулся. Мужчина отшатнулся, затем, опустив глаза, пробормотал:
— Извините, я сейчас, — и поспешно поднялся на соседнее место, уступая дорогу Сидорину, — проходите, пожалуйста.
Произошедшая с ним перемена была столь разительна, что окружающие с удивлением уставились на них. Но Асинкрита это уже не интересовало.
Устроившись на своем месте, он закрыл глаза — и стал вспоминать. Про мужчину — хоря он забыл мгновенно, пытаясь вызвать в памяти тот далекий вечер, от которого его разделяло лет десять не меньше. Такой же «Икарус», долгая дорога сначала в сумерках октябрьского вечера, а затем во мраке ночи. Время от времени унылые мелькающие огни фонарей напоминали о том, что где-то в этом мраке есть человеческое жилье. Сидорин тщетно пытался вызвать сон, но вместо него пришла только ленивая дрема. Лень было даже открыть глаза, когда на какой-то остановке автобус остановился и девичий голос над головой Асинкрита спросил: «У вас свободно?» Он только кивнул в ответ — ответить тоже было лень. Автобус вновь тронулся, шофер выключил свет в салоне. Только встречные машины на мгновение освещали лица и фигуры пассажиров. В одно из таких мгновений Сидорин открыл глаза и увидел совсем близко от себя тонкую девичью шею. Опять темнота — и шея вместе с лицом ее спящей владелицы стали слегка различимыми. Еще одна встречная машина — и Асинкрит уже различает как под нежной кожей пульсирует жилка. Пульсирует так беззащитно, беспомощно… И вновь мрак. И вновь эта шея. Почти у ее основания — две маленькие родинки, расположенные как альфа и бета созвездия Лебедя. Альфа — это Денеб — чуть крупнее Бета… Как называется бета Лебедя? Неожиданно теплая волна захлестнула Асинкрита. Ему захотелось, чтобы эта девушка ехала сейчас с ним, захотелось, чтобы у них была общая история, общее чувство, была любовь. И в этот самый момент голова спящей попутчицы непроизвольно опустилась на плечо Сидорина. Он ожидал услышать обычное «извините», но девушка спала крепко и ее голова осталась покоиться на его плече. Впервые в жизни Асинкрит, давно разменявший третий десяток, почувствовал себя настоящим мужчиной. Нет, ничего похожего на похоть не было — только желание защитить, согреть. Он еле сдерживался, чтобы правой рукой не обнять незнакомку. Боже, как чудесно пахли ее волосы. Сидорин не знал, какого они были цвета — только чувствовал их густоту и шелковистость. А жилка на шее… Ну почему на нем куртка и он не может чувствовать ее биения? Но Асинкрит вовсе не роптал. Наоборот, благодарил судьбу — за эту встречу, за удивительное ощущение покоя и счастья, охватившего его. Он не думал, что будет после того, как автобус прибудет на конечную станцию. Главное происходило сейчас, в это мгновение, происходило в нем самом…
Увы, ни до, ни после это состояние больше не возвращалось к Сидорину. Тогда, в автобусе, он так боялся разбудить девушку, что не решался даже моргнуть — не то что пошевелиться. Так и сидел, сомкнув глаза, до конца пути. А когда открыл — увидел только спину незнакомки — девушку встретил молодой человек, и они исчезли в чреве городских улиц. И осталось Сидорину только воспоминание да еще сотни безуспешных попыток вернуть то состояние покоя и счастья.
Вот и сейчас он закрыл глаза, чтобы уйти в свою память на десять лет назад. Не будем ему мешать, и пока у нас есть время — целых семь часов — столько времени ехать Сидорину до родных мест, давайте попытаемся чуть побольше узнать о его жизни. Семь часов это даже много, а значит, мы успеем это сделать.
