Гарольд Роббинс - Охотники за удачей
Он повернулся и пошел к конторе. Я посмотрел на свои ноги. Теплый песок приятно щекотал босые ступни. Я пошевелил пальцами, достал из кабины пару мексиканских мокасин и обулся. Ненавижу обувь. В ней ноги не дышат.
2
Я медленно брел вслед за Невадой к конторе, поднимая облачка пыли. На подходе к фабрике в нос ударил больничный запах серы, которую использовали для приготовления пороха. Так же пахло в больнице в ту ночь, когда я отвез ее туда. Но он нисколько не походил на ароматы той ночи, когда мы сделали ребенка.
Та ночь была чистая и прохладная. Через раскрытое окно моего коттеджа в Малибу доносились запахи моря. Но я в тот момент не ощущал ничего, кроме возбуждающего запаха девицы и ее желания.
Оказавшись в спальне, мы принялись стремительно раздеваться. Она оказалась проворнее и, сидя на кровати, бесстыдно наблюдала за мной. Я достал из тумбочки пачку презервативов.
В тишине ночи раздался ее шепот:
— Не надо, Джонни.
Я взглянул на нее. Лунный свет заливал ее тело, оставив в тени только лицо. Ее слова еще сильнее возбудили меня, и она это почувствовала. Потянувшись ко мне, она поцеловала меня и шепнула:
— Ненавижу эти штуки, Джонни. Я хочу чувствовать тебя в себе.
Она повалила меня на себя и жарко прошептала в самое ухо:
— Ни о чем не беспокойся, я буду осторожна.
Я перестал колебаться, и ее шепот перешел в крик страсти. Я задохнулся, но она продолжала вскрикивать:
— Я люблю тебя, Джонни, люблю!
И действительно, она так любила меня, что спустя пять недель объявила, что мы должны пожениться. Мы сидели в моей машине, возвращаясь с футбольного матча. Я посмотрел на нее.
— Это еще зачем?
Она заглянула мне в лицо. В тот момент она ничего не боялась. Она была слишком уверена в себе. Небрежно она бросила:
— По самой простой причине. Зачем еще парню и девушке жениться?
Я понял, что меня поймали, и с горечью ответил:
— Иногда люди женятся, потому что хотят этого.
— Вот я и хочу, — она прижалась ко мне.
Я оттолкнул ее.
— А я — нет.
Тут она заплакала:
— Но ты же говорил, что любишь меня.
— Мужчина много чего говорит, когда хочет потрахаться. — Я остановил машину у края дороги и повернулся к ней. — По-моему, ты обещала быть осторожной.
Она утирала слезы крошечным платочком.
— Но я люблю тебя, Джонни, и мне так хотелось иметь от тебя ребенка.
Теперь я почувствовал себя более уверенно. Это была одна из тех проблем, которые возникают потому, что меня зовут Джонас Корд-младший: слишком многие девицы, да и их мамаши чувствовали, что тут пахнет деньгами. Крупными деньгами. Еще со времен войны, когда мой отец заработал состояние на взрывчатке.
Я посмотрел на нее.
— Ничего нет проще. Имей.
Ее лицо изменилось. Она подалась ко мне.
— Так мы поженимся?
Но ее торжество моментально испарилось: я покачал головой.
— He-а. Я только сказал, что ты можешь родить от меня ребенка, раз уж тебе так хочется.
Она отпрянула от меня. Ее лицо приняло холодное, жесткое выражение. Слезы мигом высохли. Уже совершенно практичным тоном она сказала:
— Ну, не настолько сильно. Вне брака — нет. Придется от него избавиться.
Криво усмехнувшись, я предложил ей пачку сигарет.
— Вот сейчас ты говоришь дело, детка.
Она взяла сигарету, и я щелкнул зажигалкой.
— Но это дело дорогое, — объявила она.
— Сколько?
Она затянулась.
— Есть один врач в Мексиканском квартале. Девчонки говорят, что он работает хорошо. Две сотни.
— Заметано.
Это была неплохая сделка. Предыдущая обошлась мне в триста пятьдесят. Я выбросил сигарету в окно и включил двигатель. Влившись в поток автомобилей, я поехал к Малибу.
— Куда это ты? — спросила моя спутница.
— В наш коттедж, конечно. Было бы глупо не воспользоваться случаем.
Она рассмеялась и заглянула мне в лицо.
— Интересно, что бы сказала моя мамочка, если бы узнала, на что я пошла, чтобы тебя заполучить. Она велела мне не зевать.
— А ты и не зевала, — засмеялся я.
— Бедная мама! — она тряхнула головой. — Она уже начала планировать свадебную церемонию.
Бедная мама. Если бы старая сучка не лезла, возможно, ее дочь была бы сейчас жива.
Следующей ночью, примерно полдвенадцатого, в моем коттедже зазвонил телефон. А я только вырубился. Чертыхнувшись, я взялся за трубку.
— Джонни, у меня кровотечение.
Она говорила испуганным шепотом. Я мгновенно проснулся.
— Что случилось?
— Сегодня я была в Мексиканском квартале… Что-то пошло не так. Кровь все не останавливается. Мне так страшно!
— Где ты находишься?
— Сняла номер в «Вествуде». Комната 901.
— Ложись в постель. Я сейчас приеду.
— Скорее, Джонни. Пожалуйста!
Я в жизни не видел столько крови. Кровь была на ковре, на стуле, на белых простынях. Я пошел к телефону. Нельзя было просто вызвать врача. Отец был бы недоволен, окажись мое имя снова в газетах. Я позвонил Макалистеру — поверенному, который занимался делами фирмы в Калифорнии. Когда он подошел к телефону, я как можно спокойнее сказал:
— Мне немедленно нужны врач и карета скорой помощи.
И я сразу же понял, почему мой отец держит у себя на работе Мака. Он не стал тратить время на бесполезные расспросы.
— Врач и скорая помощь приедут через десять минут. Советую вам уйти.
Я поблагодарил его и положил трубку. Глаза у нее были закрыты. Казалось, она спит. Я повернулся к двери — и она открыла глаза.
— Не уходи, Джонни. Мне страшно.
Я вернулся к кровати и сел рядом. Она не выпускала моей руки до самой больницы.
3
Я вошел в главный корпус, и меня обволокли запах и шум. Когда я шел, работа на секунду приостанавливалась, и мне вслед несся шепот: «Эль Ихо». Сын. Обо мне отзывались с гордостью и теплотой, — так их предки говорили об отпрысках своих хозяев.
Поднимаясь по узким крутым ступенькам, которые вели в кабинет отца, я оглянулся на сотни лиц, обращенных ко мне. Приветственно махнул им рукой и улыбнулся, как делал всегда, с того первого дня, когда еще ребенком шел по этой лестнице.
В приемной все было как обычно. Дэнби, секретарь отца, что-то усердно записывал. Какая-то девушка изо всех сил колотила по клавишам пишущей машинки. На диване сидели двое — мужчина и женщина.
Дэнби нервно вскочил на ноги.
— Отец ждет вас.
Я не ответил. Он открыл дверь кабинета, и я вошел.
Невада облокотился на массивный книжный шкаф, полузакрыв глаза. За обманчивым спокойствием скрывалась привычная бдительность. Макалистер сидел напротив отца. Отец восседал за массивным дубовым бюро и гневно смотрел на меня. В остальном кабинет ничуть не изменился.
