Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь
Гораздо более живую группку составляют те ребята, которые в математический класс попали по причинам, ведомым не столько им самим, сколько их родителям. Особенно ярко выделяется на этом фоне Владик Яжембский, по прозвищу Баобаб. Вообще-то в классе прозвища, в отличие от стаи, не культивировались, но это прозвище пришлось по душе не только классу, но и самому герою. В гробу, можно сказать, видел Баобаб себя в математическом классе, все эти мудрёные задачки ему «по сараю», каждая, за него решённая, оплачена чистоганом, а выгнать его нельзя: его отец — спонсор, а детей спонсоров не выгоняют. Тем более что математика эта крайне нужна именно старшему Яжембскому. В прошлом рэкетир, не раз имевший дело с законом, он теперь на свои денежки во что бы то ни стало для сына респектабельности хочет. Тут желания отца и сына окончательно расходятся: здоровенный Баобаб гораздо правильнее определяет своё призвание, понимая, что место его не в респектабельной гимназии, а в нормальной спортивной школе и заниматься бы ему там тяжёлой атлетикой, тренер не раз говорил о его способностях. Где-то возникает и другой страдалец, Стасик, не действуют на него даже перспективы Англии, ехать туда он вовсе не желает, потому что хочет быть российским гонщиком. Мелькают очень симпатичные девочки, попавшие в класс за деньги, едва на тройку, бедняжки, да и то с чужой помощью тянут. А уйти куда хочется нельзя, не престижно для родителей, да и им, в конце концов, лестно. Так и живёт 7-а класс, равнодушный ко всему, что вокруг них.
Разговор о детях нужен автору не сам по себе: она увязывает его со жгучими вопросами, социально и общественно значимыми, касающимися и современной жизни, и современной школы. Некоторый, во многом убедительный срез жизни возникает в рассуждениях участкового Виктора Трофимовича. Намётанным глазом опытного работника он видел, как многое на его глазах меняется, и меняется к лучшему — и обилие товаров, и отсутствие очередей в магазинах, и красиво одетые женщины, и изобилие машин-иномарок. Но параллельно возникает и другой вопрос: откуда взялось столько бомжей и нищих? Почему не хватает на жизнь ни пенсии, ни государственной зарплаты? Ещё больше его тревожит вопрос о детях. Сколько их, как бы позабытых родителями на улице, детей, до которых вроде бы никому и дела нет, никому не нужных, не учащихся в школах, не здоровых, отупевших и озлобленных, теряющих человеческий облик! Сбиваясь в стаи, они ведут свою, скрытую от общих глаз жизнь. И дети эти мстят, «мстят миру, который вышвырнул их с самого порога жизни». Но — ведёт нас дальше мысль писателя, самое ужасное заключается ещё и в том, что объектом их мести являются не хозяева сегодняшней жизни (а как до хозяев добраться?), а те, кто ни в чём не виноват, — беспомощные люди или такие же бедолаги, как они сами.
Не менее значителен разговор директора школы, Ксюши, с учителем истории, Максимом. Это бывшие соученики, жизнь развела их, Ксюша делала карьеру, а Максим путешествовал, учился, читал. Разговор этот происходит, когда разборки между стаей и классом уже в разгаре и в гимназии известно, что в электричке избили самого интеллигентного мальчика, Витька Савельева. Для Ксюши ясно одно: есть мир спецшколы, Савельев был избит людьми другого мира, «швалью», которая стала нападать на наших детей. Тем более надо оберегать спецшколы. Максим возражает Ксюше сразу по двум пунктам. Он явно против заведомого отбора хороших и интеллигентных ребят в спецшколы, он уверен, что это преднамеренное разделение ещё только начинающих учиться и жить детей и является причиной той деградации, которую можно и нужно было бы избежать, той деградации, которая в какой-то мере и способствует падению многих ребят всё ниже и ниже. Он против разделения детей, для него «это — наши дети, и их мир таков, каким мы его сделали». Именно в свете этого разговора его тревожит конкретный вопрос: что происходит сегодня с его классом, с его детьми? Почему их видят вечерами в электричке, почему они перестали бывать вечерами дома? Почему они врут родителям? Все эти тревожные вопросы мало волнуют Ксюшу. Но и он, их классный руководитель, просмотрел те прекрасные изменения, которые произошли с ребятами, он их не понял.
Последнюю главу повести Мурашова назвала «Битва Добра со Злом». Для этой битвы «математические гении» (в их числе и Альберт) несколько дней работали над алгоритмами, просчитав весь ход битвы и каждый его этап. Цель была ясна: отобрать похищенную Марину Мезенцеву, убедиться, что брат Аи, Вилли, существует и вернуть брату сестру. У стаи тоже была совершенно определённая цель: обменять Марину («мочалку», на их лексиконе) на Аи и таким образом завладеть навсегда Вилли (Уи) для исполнения всех своих невероятных планов. Противостояние двух групп, происходящее в скрытой лощинке, где гуляет вовсю позёмка, сразу же начавшиеся стычки между неравными противниками — в стае ребят намного больше, но зато дети из класса одеты тепло и хорошо и не так озлоблены — сразу же вводят в атмосферу нешуточного происшествия. Но неожиданно вся батальная сцена шаг за шагом теряет первоначальный замысел. Первый удар по планам стаи наносит не столько непредвиденное появление Вилли (он ещё принадлежит им), сколько столь же непредвиденное для класса поведение Аи. Увидев Вилли, она совершенно бесстрашно, легко и свободно бежит к нему. Эпизод, следующий за этой встречей, — большая удача Мурашовой. Нежно поздоровавшись, они становятся спиной друг к другу: Вилли поворачивается лицом к классу, Аи — к стае. Для двух пришельцев все стоящие вокруг их сверстники одинаковы, никакой разницы между детьми они не замечают. «Мы благодарны вам, — говорит Аи. — Вам всем и каждому в отдельности. Нам жаль, что мы — это не совсем то, на что вы, может быть, рассчитывали. Но ведь всегда бывает именно так — ждёшь одного, а получается другое».
Второй неожиданностью стало появление Лёвушки, его вообще не хотели брать туда, где должна быть драка, но он умер бы, если бы не оказался вместе со всеми. Да, он не борец, он вообще против того, чтобы стрелять, он — за гармонию. И он делает то, что присуще ему: в лощине, где всё ещё так напряжено, где всё больше гуляет позёмка, вдруг раздаётся «Полонез Огинского», и Лёвушка убеждённо говорит: «Гармонию — алгеброй нельзя». Так и получилось: музыка великого поляка «стелилась вместе с позёмкой, сметала всё ненужное…».
Ещё одной неожиданностью становится появление взрослых. Цепко оглядывая всю сцену действия, старший Яжембский останавливает взгляд на Генке: «Матка Боска! А это-то что такое?! Предводитель этих озерских? Иезус Мария! Да он же карлик, урод!» Потрясёнными глазами он смотрит теперь на всех, всех без исключения: да где же они, наговорённые ему космические инопланетяне, монстры? И отвечает себе: «Вот они, монстры, здесь, рядом, вполне земные, нашим земным умом, точнее, безумием, сотворённые».
