Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж
Подобно тому как Мольер в пьесе «Смешные жеманницы» вывел провинциалок, подражающих «прециозному» стилю парижских салонов, с тем чтобы острее и злее его высмеять, так и Кюртис сознательно выбирает провинциальную среду, где особенно отчетливо, как бы в чистом виде, без примесей, видны приметы новой моды французского мещанства на радикальные суждения и сексуальную свободу, на стиль «ретро» и на увлечение экологией и антиурбанизмом. Это кажущееся неприятие капиталистического прогресса, вольность в поведении и речи на самом деле органично вписывается в общую атмосферу буржуазного общества с его погоней за удовольствиями, с психозом лихорадочного потребительства.
За десять лет отсутствия героя повести Бернара Сарлье не произошло никаких перемен в верованиях и убеждениях правящего класса, просто был выработан «новый свод правил хорошего тона» 70-х годов. Это только современная личина благонамеренности. Именно «личина», прикрывающая пустоту, бессодержательность, неспособность к самостоятельному, оригинальному мышлению. Кюртис разоблачает, по существу, буржуазный конформизм, который увидел еще Флобер, собравший в знаменитом «Лексиконе прописных истин» наиболее типичные штампы высказываний буржуа. В повести Кюртиса фактически представлен «лексикон» новых прописных истин, которые в ходу у современной буржуазии. В этом новом «лексиконе» словесные клише и идейные штампы почерпнуты из «пестрой смеси», выплеснувшейся в мае — июне 1968 года. Как пишет французский публицист Жан-Марк Сальмон: «Май 1968 года — это лаборатория современных идей, первый взрыв, и поднявшаяся пыль еще продолжают оседать в социальном организме общества»[5]. Повесть Кюртиса свидетельствует о том, что кое-что осело и отложилось в словесных штампах и в принятой манере поведения, характерных для современной разновидности буржуазного конформизма.
Но при малейшей угрозе их собственности словесная мишура мигом слетает с этих либеральничающих буржуа. «Я хочу сохранить то, чем владею, и получить то, что мне причитается», — откровенно заявляет Франсина, разом забыв о своих громогласных «левацких» высказываниях, когда возникает реальная опасность лишиться своих доходов, потерять место на «парадном этаже».
Этим «паяцам» и «лжецам», как называет их герой повести, писатель противопоставляет профсоюзного активиста старого рабочего Эмиля. Именно на его долю выпадает задача раскрыть глаза Бернару на причину поразившей его метаморфозы, указать на связь ее с «маем 1968», напугавшим буржуазию. Эмиль подчеркивает отличие так называемой «майской революции» от рабочего движения и предсказывает, что подлинные перемены в обществе будут делом рук трудящихся, в первую очередь рабочего класса. Сатирический портрет либеральной буржуазии, нарисованный в повести, объективно подтверждает правоту слов старого рабочего. Выход из сложившегося положения герой повести видит в том, чтобы привлечь рабочих к участию в прибылях, как бы поделить с ними доходы, и таким способом помешать революционному взрыву. Это, по существу, реформистский путь. Он не способен изменить классовую и антинародную природу капиталистической системы.
Художественная сила повести в резкой, беспощадной сатире на современных либералов, радикалов, гошистов, которые трескучими фразами, словесной шелухой пытаются прикрыть свою хищническую буржуазную сущность. Повесть местами приближается к публицистическому, аналитическому очерку, однако читается с неизменным интересом благодаря блестящему, глубокому анализу, ярким сатирическим зарисовкам, острым, живым диалогам, тонкой авторской иронии. Невольно вспоминаются остроумные философские повести Вольтера, ощущается крепкая национальная традиция.
В третьей повести сборника, «Сады Запада», развенчивается еще одна парадная, показная сторона буржуазной жизни. На этот раз ее культурный «уголок», в который пытаются забиться немецкий музыкант Иоганнес Клаус и его жена Паула. Герой повести помнит войну, бомбежки, он не верит в прочность мирной жизни, ждет неминуемой катастрофы, и эта тема музыкальным лейтмотивом все время возникает в повести, как бы подготавливая читателя к трагическому финалу.
Название «Сады Запада» имеет и определенный символический смысл. В свое время герой повести Вольтера «Кандид» объявил, что он собирается «возделывать свой сад», уйти в свою маленькую, частную жизнь, укрыться от общественных бурь. В повести Кюртиса Иоганнес Клаус собирает гравюры с изображением садов стран Западной Европы, восхищается садами XVIII века. И его образ жизни не что иное, как попытка найти для себя такой «сад», уйти в созерцание красоты, в звуки прекрасной музыки, в любование старой культурой Европы, отгородиться от современности. Кюртис показывает, что это не только иллюзия и неосуществимая мечта, но красивый самообман. Не так уж безобиден этот эстетизм, уводящий от проблем и бурь современности в камерный мирок буржуазного индивидуализма. Писатель и здесь прибегает к своему излюбленному приему противопоставления, точнее говоря, столкновения с иной жизненной позицией. Как и в первой повести, для такого противопоставления избирается представительница молодого поколения, племянница Иоганнеса — Лисбет. Но в отличие от мисс Сарджент она выбрала иной путь, желая изменить лицо мира, — не благотворительность, а террор, примкнула к анархистски-гошистским террористическим группам, особенно страшным и кровавым в их западногерманском варианте. И это накладывает свой отпечаток на характер самого повествования. Если в «Парадном этаже» слышалась ирония, звучала явная насмешка как по отношению к алчным и циничным обитателям дворца, так и в какой-то степени в адрес беспомощной и жалкой наследницы техасских миллионов, то «Сады Запада» написаны, скорее, в духе классической трагедии, с ее неотвратимой роковой развязкой, с монологами протагонистов, утверждающих свое кредо. Не случайно большую часть повести занимает беседа Иоганнеса с Лисбет, выявляющая различие их жизненных позиций. Иоганнес весь обращен в прошлое. Хотя он не принимает современного общества, но, по сути дела, прекрасно к нему приспособился. Он хочет для себя только покоя и личных удовольствий (причем не одних духовных радостей, но и возможности посещать публичные дома). В то время как его племянница готова пожертвовать собственным комфортом, а если придется, и жизнью в надежде изменить существующий социальный порядок. Но к несчастью, она вступает на трагически неверный путь, который несет ненужную жестокость, кровь, смерть, ничего при этом не меняя в устоях самого общества.
Кюртис показывает, что оба они избрали ложный путь и оба обречены на гибель. Старшее поколение, представленное Иоганнесом, виновно в том, что, замкнувшись в своем эгоизме, в своей пассивности, дает возможность для безнаказанного торжества любого зла. Взрыв в концертном зале воспринимается как своеобразное возмездие, как расплата за нежелание что-либо менять в несправедливо устроенном обществе, за нежелание помочь молодому поколению, которое в своей жажде изменить лицо мира готово пойти на преступления.
Повесть «Сады Запада» — своего рода предупреждение, как бы сигнал об опасности, грозящей современному буржуазному обществу, если не принять каких-то срочных мер социального переустройства и нравственного перевоспитания.
Сборник затрагивает, таким образом, наиболее существенные и серьезные проблемы, стоящие сегодня перед французским обществом и перед всей Западной Европой. Писателю удалось как бы «стереть грим» с лица дряхлеющей буржуазной цивилизации Запада, обнажить ее подлинную, весьма непривлекательную личину, разоблачить ложь показного блеска «парадных этажей». Книга Кюртиса — несомненная удача автора, ценный вклад в развитие современного французского реализма, продолжающего классические традиции.
Ю. Уваров
Парадный этаж
— Дорогой мой, сказала я ему, судя по твоим словам, эта юная американка — вполне приличная особа. И уж коли ты уверяешь меня, что она тебе по душе, ты сам знаешь, как нужно поступить, дабы отвратить нависшую над нами катастрофу.
Лавиния долгим, застывшим взглядом подчеркнула драматический характер своего наказа, и Перси это позабавило, как и всякий раз, когда он обнаруживал у своей старинной приятельницы повадки профессиональной актрисы, ведь именно ею она была тридцать лет назад.
— Браво! — воскликнул он. — Воистину слова матери, сознающей свой долг. И что же он тебе ответил?
— Он ответил: «Мать, я никогда не сомневался в том, что спасение придет к нам с Запада».
Перси расхохотался. Он простер руку к высоким окнам, в стеклах которых отражалась игра лучей заходящего солнца на водной глади канала, и провозгласил:
— Курс на Запад! Право же, твой сын не лишен чувства юмора!
![Эльза Моранте - Андалузская шаль и другие рассказы [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/122567/122567.jpg)