Алексей Беляков - Пепел и песок
— Открывайте! — Йорген требовательно скрипит кресельной кожей.
— Вазген думает снимать не для телевизора. Он хочет выходить в кинотеатры с этим проектом. В субботу первая серия, в воскресенье — вторая. Такого еще никто не делал.
— Это хороший секрет, — улыбается Йорген, подмигивает мне и Динаре Алиевой с календаря.
— Но нужна вторая серия! Срочно. А, Марк? Очень хочется уже увидеть на последней странице этот ваш красивый вензель Ende.
— Увидите! — Йорген мужественно встает с кресла. — Договор же на обе. И что там по цифрам?
— Все, как обычно. Сперва тридцать процентов, после одобрения проекта — двадцать, после запуска…
— Пятьдесят, — улыбается Йорген. — Сперва пятьдесят процентов.
— Да! — Эвглена роняет шаль. — Простите. Я привыкла к типовым договорам. Конечно, у вас пятьдесят. Пять-де-сят!
— И пятьдесят после одобрения, разве нет?
— Конечно.
— Тогда, может, будем считать, что он уже одобрен?
Ты слышал, мой верный Бенки? Пятьдесят! С этого транша сразу куплю тебе щедрый подарок. Новую цепь, например? Хочешь, белого золота? С таким гонораром могу позволить себе шалость для милого друга. Я совсем тебя не балую.
2
Спустя пятнадцать минут.
Два ШШ синхронно отплывают от писсуаров, руки теребят брюки.
— Этот Марк — мерзкий пижон, — говорит первый Ш.
— Да-а-а. — эстрадно затягивает второй Ш. — Тот еще! «Грядет грандиозный трамвай» — я даже записал эту фразу. Аллитерация, мать ее!
— Ага. Не сценарий, а готовый текст романа.
— А он специально так и писал, чтобы сразу книгой издать. У меня есть информация, что он уже заключил договор с издательством — все его сценарии будут книгами выходить.
— Да, я знаю об этом. Издательства его долго окучивали, он отказывался. Потому что якобы на бумаге все потеряется.
— Но теперь ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.
— Очень алчный пацан. А название у серии будет прелестное — «Мрак от Марка». Кстати, он, кажется, нас так и не вспомнил. Или сделал вид. Гордыня, понимаешь. Надо будет ему напомнить. В подходящий момент.
ШШ начинают смеяться. Хе-хе-хе. В этот подходящий момент распахивается маленькая зеленая дверца одной из кабинок.
ШШ оборачиваются. За дверцей ярко проецируется Марк. Монументальный, но живой.
То есть я.
— Напоминайте, господа! Напоминайте!
ШШ смотрят растерянно. Они уже даже не ШШ — ЩЩ. Добавляю им по смущенной черточке.
Жаль, ты не видишь их озабоченные клювы, мой верный Бенки!
Я покидаю кабинку командорским шагом и долго, сладострастно мою руки. Чтобы дать им время уйти из кадра под шум желтой воды из графских развалин.
3
Еще пять минут спустя.
Мы с Аракчеем грациозно покидаем розовый особняк с колоннами, что на Покровском бульваре. Бывшую усадьбу графини Рубинчик, с яблоками. У высоких дверей нам отдает честь охранник в форме турбочекиста (бордовая кожаная куртка с обильными карманами, латексная фуражка с антенной, сапоги на толстой подошве с мини-роликами). Йорген наконец подносит к голодной трубке зажигалку. Два раза втягивает в через мундшук загустевший воздух. Смотрит на меня сквозь дым:
— Ну что, Марк, поздравляю! С тебя банкет. Даже два банкета — за субботу и воскресенье. Надо отметить хорошо, как до Депрессии.
— А этих двоих ШШ тоже звать?
— Каких ШШ? А, этих… Видишь, я тебя понимаю уже даже не с полуслова… А я не понял, кто это. Новые какие-то. Я ни имен не запомнил, ни должностей — визитки в коридоре выкинул. Нет, их не надо. Они и так наверняка кусок нашего бюджета сопрут. Но совсем чуть-чуть, судя по их мрачным мордам. Хотя где-то я их видел…
— Такие лица нельзя запомнить.
— Разве вы нас не помните?
Йорген и я оборачиваемся. С разных сторон одной колонны выступают ШШ, сурово улыбаясь.
— Припоминаю, — Йорген мычит в трубку. — В Сочи, да?
— В Сочи — нет. — Гуси качают печальными клювами. — Бенкендорфа помните? Александра Христофоровича.
— Честно говоря — не очень, — Йорген придерживает пальцами трубку, которая мешает тактично артикулировать.
— Ну как же? Десять лет назад! А?
— Точно! — трубка Йоргена выпрыгивает из рта. — Вспомнил! Ну что ж, ждем вас на банкет. Марк, когда?
ШШ синхронно касаются узлов своих бледных галстуков:
— Нет, спасибо. Это вы без нас. Марк, пишите скорее, не отвлекайтесь. Возможно, у нас для вас будет скоро очень интересное новое предложение.
И летят вдаль, взмахивая пиджачными фалдами — над бульваром, над трамвайными рельсами, над сиренью, над липами. Йорген провожает их прищуром, трубка застыла в его правой руке, только дымок тянется вверх, обещая хорошую погоду, добрую водку, ласковый сыр.
— Н-да, — произносит Йорген. — Интересные пацаны. А я все думаю, где я их видел? Ну и черт с ними! Хоть банкет не испортят… Марк, а ты действительно не затягивай! Я же знаю — ты за день все написать можешь, ну?
— Молодые люди!
Йорген и я глядим поверх ступеней вниз. Зыбкая старушка, с ритуальной сумкой на колесиках умоляет нас:
— Простите, эта дорога к храму?
— Что? — Йорген вынимает изо рта трубку — Куда?
— Я говорю — где тут бюро охраны?
— А, это мы не знаем. — Йорген снова погружает мундштук в рот и издает сладкие вурдалачьи звуки. — Марк, пиши! Не отвлекайся! Побольше крови и цинизма. Ничего святого. И подумай — надо все-таки в первой показать хоть мельком этих плохих парней из «Союза Б»? Зло должно быть зримо. И главное — их цель, ну? Эти сейчас там, — Йорген трубкой показывает за спину, — не спросили про цель, потому что обалдели от самого размаха, от этого заговора, и герои у тебя отлично получились. Но Вазген прочитает и точно спросит про цель. Вазгена не проведешь. Какая цель?
— Честно? Я сам еще не знаю.
— А откуда такое название — «Союз Б»?
— Тоже не знаю.
— Я понял. Вдохновение навеяло. Черт с ним, с названием. Нужна цель. Цель, ну?
Цель. Цель. Цель. В ядре моего мозга вспыхивает тусклый протуберанец. Лицо Йоргена на мгновение темнеет, дым его трубки багровеет до закатного, голос распадается на крошки старой магнитофонной ленты. Я закрываю глаза.
Над моим небом-овчинкой раскачивается незримый царь-колокол. Я не вижу его, я чувствую. Я жду удара. И тогда явится мой Старец и изречет…
— Марк, ты что?
Не сразу открываю глаза: боюсь, что мир изменился и я могу его не узнать. Протуберанец гаснет. Колокол растворяется.
— Марк!
Открываю глаза. Йорген все тот же, его трубка на месте, трамвайные рельсы по-майски блестят, сирень зацветает, чего не хватает?
— Йорген, тут была сейчас старушка?
— Была. Вон еще идет.
— А старика не было? С большой бородой?
— Какого старика? Какой бородой? Ты что, Марк?
— Нет, никакого. И бороды не надо…
— Ты иногда все-таки странно шутишь. Так вот насчет цели…
— А если я вообще не напишу вторую серию?
— Очень остроумно. Думай насчет цели и звони мне. Так когда банкет, ну?
— Подожди с банкетом. Пусть вторую серию другие пишут. А мне заплатят за использование бренда и персонажей.
— Ага. А ты что будешь делать?
— Другое кино писать.
— Про Кузьмича своего? — Йорген смеется. — Очень интересная история. Я чуть не уснул, когда ты мне тогда в ресторане про него рассказывал.
— Да, например, про Кузьмича. Без крови и цинизма.
— Все, Марк, хорош, ну! Ты что, на кухне с гитарой?
— Какой кухне?
— Да все мы сидели когда-то с гитарами, пели этого… Неважно. Нет уже кухни, и гитары нет. Интеллигенцию мы уничтожили, остались зрители. Перестань. Настоящий кошмар так, как ты, никто не напишет. Я понимаю, ты расслабился за время Депрессии. Но сейчас надо собраться. Это кино очень нужно. Я сейчас даже не про зрителей — черт с ними! Но ты хорошо представляешь, сколько народа завязано на этом проекте. Сотни людей! Сотни! Всем надо зарабатывать, у всех семьи. Дачи. Горные лыжи в Альпах. Без тебя ничего не будет, ну? Твои герои уже вон, по улицам ходят!
Йорген показывает трубкой на Турбочекиста. Этих турбочекистов я шаловливо родил лет пять назад, когда на рассвете пил сухое сицилийское вино и ел острый сыр в проеме Триумфальной арки — со стриженной наголо поэтессой.
Будет уместен кадр: я и поэтесса на фоне арки и рассвета. Триумф и Рассвет — какие зычные аллегории для кино, не правда ли, мой верный Бенки? Кадр секунд на пять, не больше, а то аллегория затянется ряской. Ты скажешь, это увеличит бюджет? Перестань, немецкий скупердяй! Денег на хорошее кино жалеть не надо. Жалеть надо бездарей. — Марк! — кричит поэтесса сквозь арку, и позеленевшие рыцари в латах вздрагивают. — Марк, ты такой гениальный. Да, не смущайся! И напоследок я скажу…
Нет-нет, это лишнее, не отвлекаюсь.
