Эрленд Лу - Фвонк
7) Женщина двинулась к Фвонку, походка твердая, уверенная, как у начальника или танцора, но эта вряд ли танцует, подумал Фвонк, рассматривая брючный костюм, накинутую на плечи шальку, очки, прическу, нет, не похожа на танцорку; она кивнула Фвонку, что-то она больно легко одета, подумал он, не по погоде, зябнет, наверно, бедняжка. Пока она шла, Фвонк успел с тоской подумать, что грядет новая глава в унизительной притче о его роли в Обществе ходьбы, молва о злоупотреблениях достигла министерского уровня, и эти стальные серые социал-демократические глаза выжгут холодом все, что еще оставалось от Фвонка. Женщина представилась, имени он в расстройстве чувств не запомнил.
«Я по поводу аренды комнат», — говорит женщина.
«Аренды», — эхом отзывается ошарашенный Фвонк, значит, новые унижения не грозят, сию секунду во всяком случае, или она просто изощренный садист и нарочно заходит издалека. Он поспешно поставил коробку с дюбелями на снег, чтобы дрожание рук не выдало его.
«Аренды, — повторяет Фвонк, понимая, что из-за этих дурацких повторов выглядит подозрительно. — Я действительно кое-что сдаю, но сейчас все занято, объявлений я не давал».
«Мы в курсе», — отвечает женщина.
«Хорошо».
«Нам нужно помещение для нашего сотрудника и еще одно — для двоих его, скажем, друзей».
«Я понимаю, но все занято, как я уже сказал».
«Вероятно, можно сделать так, чтобы комнаты оказались не заняты? Я представляю государство, оно в состоянии заплатить. Ты в курсе, насколько мы богатое государство?»
Фвонк таращился на нее, на костюм брючный, и думал — что это, к чему это, про что это, будьте так добреньки, пусть это не окажется падением нравов, ну пожалуйста, только не падение нравов.
8) Они сели в гостиной Фвонка. Женщине был сервирован чай с пряной коврижкой, стоявшей в шкафу с Рождества, женщина откусила кусочек, а Фвонк включил музыку, спокойное классическое фортепьяно, это был загадочный поступок, но что уж теперь, и женщина сидит на краешке стула, стиснув ноги вместе и чуть наклонив их направо, как принцесса. Она посоветовала Фвонку предложить нынешним жильцам ошеломительно большие отступные, чтобы они быстренько съехали, еще сказала, что все будет отремонтировано, естественно в полном взаимодействии с Фвонком, но финансовая сторона вопроса будет решена помимо него, что приезжать съемщики будут только в уик-энд, как она это назвала, и хотя жильцам необходим гараж, но, соответственно, занимать его они будут тоже только в выходные, еще нужен отдельный проход из гаража в помещения жильцов.
Не построен ли такой проход уже? Из документов бюро технической инспекции нельзя понять наверняка. «Раз нет, тогда мы построим его сами, это не бог весть какие вложения, пробить проем в стене, вставить дверь, верно ведь?» Женщина рассмеялась: задача легче легкого.
Предложенная плата нереально высока.
«Ну-ну, говорит женщина, еще не хватало — мы навязываем свои условия, доставляем тебе хлопоты, к тому же, откровенно говоря, мы рассчитываем на конфиденциальность, мы платим за твое молчание и зависим от твоей готовности войти в наше положение и сотрудничать с нами, более того, мы не желаем подписывать никаких бумаг, мы будем снимать жилье, пока нам это нужно, а когда такая нужда пропадет, мы съедем и заплатим годовую ренту, наличными или через банк, обычным образом, это уж как захочешь, я полагаю, ты знаешь, какой налог платится со сдаваемой части недвижимого имущества, когда ее арендная стоимость не превосходит арендной стоимости не сдаваемой хозяином части?»
Фвонк замер: так это все-таки проверка, подумал он тоскливо, неужто, пока он хлебал лиха, пока Общество спортивной и оздоровительной ходьбы прикрывали, законодательство изменилось? Слов нет, что отвечать — неясно.
«Я думал, с этого налог не платят», — говорит он.
Женщина вся превращается в улыбку.
«Верно, — радостно говорит она. — Налог — ноль процентов. Живые деньги, а, неплохая прибавка, можешь купить себе, чего душа желает, только не сексуальные услуги, — хихикает она, — это теперь запрещено, но осталось немало другого всякого».
Она протягивает руку, чтобы скрепить договор.
Фвонк жмет протянутую руку.
«Я рада, что все устроилось, — говорит она, обуваясь в коридоре, — мы давно держали твой дом на примете на случай, если до этого дойдет, мы давно видели, что дело неладно, он в последнее время прямо не в себе».
«Кто?»
«Тот, кто будет здесь жить».
Фвонк ждет, что она расскажет немного о человеке, который оказался не в себе, но нет.
«Отличное место, — говорит она вместо продолжения, — отсюда весь город как на ладони».
«Да».
«Из тех комнат вид тоже отменный».
«Да», — отвечает Фвонк.
«И фьорд, — говорит женщина, — прекрасный вид на фьорд».
«Да, на фьорд тоже».
9) Лавина чувств обрушилась на Фвонка, когда женщина открыла дверь, чтобы уйти, в его доме давно не бывало женщин его возраста, и хотя эта мрачновата, все же она по всем статьям женщина, к тому же она помягчела, когда сняла туфли, притом она красиво ходит, заметил Фвонк. Вслух он, естественно, ничего не сказал, но ее легко представить себе среди участников массового похода на длинную дистанцию или, наоборот, в менее формальном, даже семейном, пешем походе, например, из Йендебю в Мемюрюбю, ноги у нее крепкие, сильные, разве что нуждаются в массаже после тренировки, тьфу, дурень, уймись, это невозможно, да и просто смешно, стоп! Он очень рассердился на себя, что вообще тратит время на лишние мысли, когда шпалера не доделана. И все-таки коснулся ее руки, прощаясь. Она вытаскивала телефон из кармана брюк, но от нежданного прикосновения замерла и взглянула на него, словно не поверив в реальность ощущения.
«Пардон, — говорит она, — ты правда дотронулся до моей руки?»
Фвонк молчит.
«Ты чего-то от меня хочешь?»
«Я беспокоюсь, что тебе холодно, — говорит Фвонк, — у тебя там есть под низом что-нибудь шерстяное? Теперь производят отличные тонкие и не колючие шерстяные поддевки, да ты сама знаешь наверняка».
«Ты поэтому до меня дотронулся? Чтобы поговорить о шерстяных поддевках?»
Фвонк качает головой.
«Я не знаю, — отвечает он, — не знаю, зачем я так сделал».
«Ты не хочешь, чтобы я уходила?»
«Возможно».
«Тебе не хватает друга? — спрашивает она. — Или близости? Тебе хочется близости?»
«Возможно, — отвечает Фвонк. — Друг был бы очень кстати. Да и близость тоже».
«Желать близости — совершенно нормально, — говорит женщина, — в телесной близости много приятного, я сама периодически прибегаю к ней, но сейчас мне пора, может быть, в другой раз».
«А кто будет здесь жить? — спрашивает Фвонк. — Мне как-то сложно, если не знаю кто что будет».
«Назвать я его не могу, — отвечает женщина, — но это надежный человек, я готова дать голову на отсечение, что он заслуживает самых лестных рекомендаций, я говорю это без сомнений или преувеличений. Проблема единственно в том, что он очень устал, ему надо прийти в себя, выспаться, да, я думаю, важнее всего ему просто выспаться».
Черт-те что, думает Фвонк, чуя неполадки по части нравов. Неужто наши гуманные власти наконец ввели «вольную отсидку» для перетрудившегося криминального контингента и теперь у него внизу поживет утомленный бессонницей вор в законе?
«Но он хотя бы не заложник? И это не связано с ипотекой?»
«Все мы заложники, — отвечает женщина, — это как на вещи посмотреть».
«А как у него с устоями? Он не практикует падения нравов?»
«Падения нравов?»
«Я отказываюсь иметь что-либо общее с падением нравов! — заявляет Фвонк. — Оно уже сожрало годы моей жизни».
Женщина долго разглядывает его. Лицо Фвонка, усталое, с обрюзгшей кожей, с мешками под красными глазами, кажется старше крепкого, жилистого тела, напитанного сотнями пройденных километров. Все это, возможно, не ускользнуло от нее. Во всяком случае, она взяла его руки в свои и сказала:
«Дорогой мой человек, твой будущий жилец принадлежит к группе граждан, которые могут потерять слишком многое, если будут замечены в упадке нравов. Для него полностью исключено любое соприкосновение с чем бы то ни было, хотя бы напоминающим нарушение норм, правил, законов и устоев».
«Правда?» — радостно спрашивает Фвонк.
«Правда», — отвечает женщина.
«Честно-пречестно?» — переспрашивает Фвонк.
Подбородок у него едва заметно дрожит.
Она кивает.
«Мы дадим о себе знать».
Она выходит за дверь, спускается по лестнице и идет к ждущему автомобилю, на ходу вызывая кого-то кнопкой быстрого набора, так что, усаживаясь в машину, она уже с кем-то разговаривает.
* * *10) Фвонк устроился было в кресле у окна. Посидел-посидел, встал, принес себе кусочек рождественской коврижки, сел обратно, сжевал ее, все еще взволнованный неожиданным визитом, снова встал, принес еще кусок коврижки, съел и его. Подумал, что Агнес не преминула бы заметить, мол, чрезмерное увлечение корицей вредит здоровью, это был ее пунктик, один из многих, и касался не только пряной коврижки, но и других продуктов питания. Последние семь-восемь лет их жизни Агнес никогда не удавалось промолчать, когда кто-то ел коврижку в ее присутствии, в корице есть кумарин, обязательно говорила она, он вреден для печени, вы не знали, вот оно что, но теперь знаете, впрочем, возможно, вы потребляете корицу в так называемых разумных количествах и все обойдется, сама-то я полностью от коврижек отказалась, но тут каждый принимает решение сам.
