Артур Кангин - Запах денег
Пришли они к Ване на день рождения, Николая угодника, иконку последнюю со стены ему в подарок сняли, и вот, значит, за пиршественным столом сидят, на именитых гостей смотрят.
А тут и впрямь было на кого поглядеть!
И Алла Пугачева, и Михаил Жванецкий, и бывший пресс-секретарь Президента РФ, а ныне знаменитый транссексуал выступающий со страусовыми перьями в тайваньском шоу, и бандит Бритва из мощнейшей Балашихинской группировки.
Словом, весь цвет нации собрался.
Сливки!
Гости едят-пьют, хохмачей слушают, блатные песенки подпевают.
Все бы хорошо, только бедному Степану с женой Клавдией, салфетки с вензелем нефтеперегонной компании на коленки бросили, однако, саму еду на стол не несут.
Посидели супруги, все как полагается, чин чинарем, слюну обильную поглотали, да и поперли до дома.
Гости идут от именитого Вани, песни поют, у них в животах весело, индейку с поросятами их животы переваривают, а Степану с женой Клавдией не до веселья, у них животы судорогой от голодухи сводит.
Но тут вдруг остановился Степан, топнул разбитым китайским ботинком, да как запоет-затянет, громче сытых гостей: “Ой, Байкал! Байкал!”
— Ты чего, Степушка? — спрашивает его в испуге жена Клавдия. — Рассудком ты, чай, не тронулся?
— А ничего, — отвечает благоверный супруг. — От родного брата иду. Пусть все думают, что и я от живота налопался.
Поет Степа и слышит кто-то подпевает ему тоненьким, надтреснутым голосочком.
Глянул Степа, а на его плече маленький фиолетовый чертик сидит, желтые зубки скалит.
— Ты кто? — спрашивает Степан.
— Я — Горе твое, — задорно отвечает ему чертушко.
3.Пришел Степа с чертом на плече домой, а тот ему давай подзуживать дребезжащим голоском, мол, теперь, Степушка, пропивай-прогуливай все подряд, терять нечего.
И вот, в самое скорое время, Степа пропил-прогулял свое последнее пальтишко на “рыбьем” меху, женин тайваньский пуховик, да кроличьи шапки детские.
А Горю все мало.
Сучит мохнатыми ножками, да требует:
— А ты и квартирку свою, “хрущевку” пропей. Чего ее-то, поганку, жалеть?
— Где же я жить буду? — изумляется Степа.
— На Ленинградском вокзале, — радостно почесывает под мышкой черт. — Или на Казанском. Там многие живут.
Через месяц-другой Степа оказался на Ленинградском вокзале вместе с преданной до гроба женой Клавдией и детишками мал-мала-меньше.
Алчная милиция их гоняет, пьяные бомжи пристают, жену обижают. В уборную сходить, и то деньги плати. Тошнехонько!
Сжалилось тут Горе и говорит:
— За все твои страдания, Степа, хочу отблагодарить ваше семейство сполна. Потопали со мной на Красную площадь.
Притопали.
Горе приказало вынуть один из кирпичиков кремлевской стены.
Степа сие не преминул сделать, и чуть не ослеп от забористого радужного сияния. Так полыхнуло ему в глаза — слезы ручьем.
— Откуда? — спросил черта Степа.
Тот объяснил.
В тайнике хранились сокровища самого Лаврентия Павловича Берии. Припрятанные им на черный день.
Сложил Степа сверкающие камешки себе за пазуху, и говорит Горю:
— Глянь, Горюшко, дружочек ситный, ничего я там не оставил?
— Ничего, — весело отвечает Горе. — Пойдем, Степа. — В казино хочу. В “Метрополь”!
— Нет, кажется, один камешек посверкивает, — наседает на чертика Степа. — Вон там, в уголочке. Подсоби мне. Ты же габаритом меньше меня.
Скривился черт, но все-таки спрыгнул со Степиного плеча, да — шмыг в стенную расщелину.
Степа же быстрехонько изъятый кирпичик на место приложил, глиной из Москва-реки мазнул. Вот — была расщелина, а теперь уже нету. Чисто сработано!
— Пусти меня, Степан! — могильным голосом орет Горе. — Пусти, неблагодарная душа! Хуже будет!
А Степан лишь подкрутил свои усы, да пошел к трем вокзалам, вызволять детей и жену из несчастья горького.
4.Степа не только вернул себе прежнее, но и поднялся, можно сказать, в недосягаемые высоты.
Дом на Лубянке прикупил, лакеев в золотых адмиральских галунах поставил, охранников толстомордых нанял, хрустальные двери блюсти повелев.
Женушку же, верную Клавдюшку, одел от Версаче, а детишек мал-мала-меньше у самого Славы Зайцева, или даже у Валентина Юдашкина.
Сам же Степа в японский халат с изумрудными драконами вырядился, секонд хэнд от самого императора Хурахито. Степа его через торговых “жучков” добыл, буквально вырвав его из рук Черномырдина.
И вот ходит Степа весь в драконах, жареный миндаль грызет, саке не пьет, лишь иногда стопочку водочки “Молодецкой” примет, для полного ощущения счастия и блаженства.
Тут, прослышав о невероятном братишкином богатстве, Ванютка меньшой к нему наведался.
Стоит, жадно озирает мраморные залы с барельефами каких-то крылатых героев и полуколоннами, а у самого от недоумения и злости аж зубы клацают.
— Откедова сие? — спрашивает Ваня.
Не стал по русскому обычаю Степа скрытничать, и за чаркой “Молодецкой” поведал о горе-злосчастии, о самоцветах Берии, о торговых жучках, и халате от самого Хурахито.
Не дослушал тут Ваня Степиной исповеди, вскочил из-за мирного стола, кинулся прочь из хором белокаменных, матюгнул на ходу охранников толстомордых, требующих пропуск с хозяйственной подписью, да и прямиком, обезумевшим лосем, понесся к заветной кремлевской стеночке.
5.Простукал Ваня стеночку, нашел заветный кирпичик, освободил чертушку.
А тот, бестия косоглазая, как запрыгнет ему на плечи, мохнатыми ножищами шею белую сдавил.
— Попался, злодей окаянный, — визжит Горе. — Замуровить меня решил?!
Ваня, чуть нервничая, объяснил черту свою освободительную миссию, а Горе и слушать не желает.
Пришли они к Ване домой, и тут-то Горе развернулось во всю свою поганую ширь.
Даже рассказывать тошно.
В самое короткое время Ваня потерял все.
Нефть свою перебросил через Чечню, зачарованный увещеваниям черта, а там война.
Гикнулась нефтюшка!
Денежки свои перевел в Нью-йоркский банк, опять же по совету Горя, а тот возьми да лопни.
В общем, через месяцок-другой Ванютка со всем своим семейством оказался на Ленинградском вокзале.
Милиционеры-мздоимцы у них прописку в паспортах проверяют, бомжи пятерочку на опохмелку требуют, грязными кулаками агрессивно трясут.
Словом, если есть ад на земле, то там ему самое место.
6.Торчит Ваня на вокзале, у него по традиции на плечах черт сидит, косыми глазками публику стрижет, и видит Ваня брательника своего старшого, Степана, тот с портфелем из крокодиловой кожи куда-то прет.
— Откуда, Степанушка? — вопрошает любопытный Ваня.
— Из Северной пальмиры, — отвечает Степан, слегка отстранясь от вонючего брата. — Я там в вице-мэры баллотируюсь.
— Шансы есть?
— Стопроцентные!
Помолчал Ваня, а потом робко так попросил:
— Братишечка, дай деньжат. Три дня маковой росинки во рту не было. Ни у меня, ни у моей жены, ни у детишек малолетних, мал-мала-меньше.
Как рассвирепел тут Степа, портфелем из крокодиловой кожи на Ваню замахнулся, а потом, сердце не камень, сжалился.
— Ладно, — говорит. — Приходи ко мне на Лубянку. Сегодня день рождения у моей жены. Клавдии Игнатьевны. Хоть в тепле посидишь. На приличное общество поглядишь. Жену, детей не забудь.
Сказал так, и спрятав чисто выбритый подбородок в воротник из меха ягуара, надушенный “Шипром”, как турецкий падишах, пофланировал мимо бюста Ленина прочь.
Ваня завистливо цокнул языком, пощекотал пальцем пятку черту, и с искренним уважением посмотрел в спину своему стремительно поднявшемуся брату.
Капсула 3. ЗИГЗАГ УДАЧИ
Один банкир, носящий имя Павел Горбунько, живущий в эпоху разорения и разрухи, предался черному пьянству, иными словами, вступил в сговор с Зеленым Змием.
Павел Горбунько стал жить, как безумный, проводя день и ночь с гулящими девушками, “прахом на ветру”, опрокидывая в себя несчетное число чаш с крепкими напитками, стараясь забыть свое бывшее благосостояние и искреннее уважение окружающих.
И вот однажды, весь в репьях и мелком мусоре, он возвращался из одного такого своего бдения и увидел девушку в красном.
Павел остолбенел.
От девушки пахло миндалем и корицей, щеки у нее были, как наливные яблочки, а глаза сверкали озорно, как две только что открытые астрономами звездочки.
— Не могу ли я… — заплетающимся языком проговорил пьяный Павел, но девушка лишь махнула расшитой драконами юбкой, исчезла в арбатском переулке.
Горбунько кинулся за ней, но потерял из виду.
2.Ночью бывший магнат и финансист проснулся на гробовой плите. Он привстал и осмотрелся.
