Геннадий Шпаликов - Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

Не смотри на будущее хмуро,
Горестно кивая головой..!
Я сегодня стал литературой
Самой средней, очень рядовой.

Пусть моя строка другой заслонится,
Но благодарю судьбу свою
Я за право творческой бессонницы
И за счастье рядовых в строю.

Какое блаженство, устав с дороги,
За день набродившись весенним лесом,
Вытянуть кверху тяжелые ноги
Под полотняным дрожащим навесом.

Едва от смолистого дыма не плача,
Чай вскипятить в котелке пузатом,
Чтоб он получился горячий-горячий
И очень понравился нашим ребятам.

Закутаться после, кто чем попало,
Наружу повыставив сонные лица,
Воздухом леса, пьянящим и талым,
Мартовской ночью досыта напиться.

А утром — дым снова глаза повыел,
Смеясь, умывались мы розовым снегом,
Такие отчаянно молодые,
Как воины древности перед набегом.

Немного в памяти твердо осталось,
Но это — не скроет годов завеса,
Что мы совершенно не верим в старость.
Шатаясь весенним звенящим лесом.

На меня надвигается
По реке битый лед.
На реке навигация,
На реке пароход.

Пароход белый-беленький,
Дым над красной трубой.
Мы по палубе бегали —
Целовались с тобой.

Пахнет палуба клевером,
Хорошо, как в лесу.
И бумажка приклеена
У тебя на носу.

Ах ты, палуба, палуба.
Ты меня раскачай,
Ты печаль мою, палуба,
Расколи о причал.

В желтых липах спрятан вечер,
Сумерки спокойно сини.
Город тих и обесцвечен,
Город стынет.

Тротуары, тротуары
Шелестят сухой листвою,
Город старый, очень старый
Под Москвою.

Деревянный, краснокрыший,
С бесконечностью заборов,
Колокольным звоном слышен
Всех соборов.

Полутени потемнели,
Тени смазались краями,
Переулки загорели
Фонарями.

Здесь, остриженный, безусый,
В тарантасе плакал глухо
Очень милый, очень грустный
Пьер Безухов.

У деревни лают собаки,
Ночь повисла над водоемом,
И костер на воде — как факел
С желто-огненным окоемом.

Здесь задумчивый лес толпится,
Здесь смолою пропитан воздух,
А захочешь воды напиться —
В котелке заплескают звезды.

Загорелым, обветренным и босым
Выскочил он под дождь.
От современности —
                              только трусы,
А так — африканский вождь.
Пренебрежительно глянул на нас,
Вытер ладонью нос
И пустился по лужам в дичайший пляс
С удовольствием и всерьез.

Ах улицы, единственный приют
Не для бездомных — для живущих в городе.
Мне улицы покоя не дают,
Они мои товарищи и вороги.

Мне кажется — не я по ним иду,
А, подчиняясь, двигаю ногами,
А улицы ведут меня, ведут
По заданной единожды программе,

Программе переулков дорогих,
Намерений веселых и благих.

Бывает все на свете хорошо[3],
В чем дело, сразу не поймешь, —
А просто летний дождь прошел,
Нормальный летний дождь.

Мелькнет в толпе знакомое лицо,
Веселые глаза,
А в них бежит Садовое кольцо,
А в них блестит Садовое кольцо
И летняя гроза.

А я иду, шагаю по Москве,
И я пройти еще смогу
Соленый Тихий океан,
И тундру, и тайгу.

Над лодкой белый парус распущу,
Пока не знаю с кем,
Но если я по дому загрущу,
Под снегом я фиалку отыщу
И вспомню о Москве.

И я вступаю, как во сне,
в летящий на закате снег.

Уже весна. Летит прощально
над миром света пелена.
Любимая удивлена,
но телефону сообщая,
что выпал снег.

Как описать его паденье,
замедленный его полет?
Да, снег идет не в наступление,
он отступает, но идет.

Летит он, тихий, ненахальный,
иной у снега цели нет —
чтобы рукою помахали
ему, летящему, вослед.

Может, я не доживу
До того момента,
Как увижу наяву
Цель эксперимента?

Может, я не дотяну
В будущее ногу,
Мне полеты на Лупу
Лично не помогут.

Риторический вопрос,
И отчасти глупый:
Для чего я жил и рос —
Не рассмотришь в лупу.

Или, скажем, в телескоп
Из обсерваторий.
Отчего в тщету укроп
И зелено море?

Говорят о чем киты,
Воробьи, синицы?
Отчего мне ты да ты
Продолжаешь сниться?

Отчего ко мне во сне
Города приходят?
Откровение — извне,
На каком же коде, —

Телетайпе, телети, —
Я по ним шатаюсь.
Кто кино про то крутил?
Не таюсь, а таю.

Мы сидели, скучали
У зеленой воды,
Птиц домашних качали
Патриаршьи пруды.

День был светлый и свежий,
Людям нравилось жить, —
Я был весел и вежлив,
Я хотел рассмешить.

Сочинял вам, не мучась,
Про царей, про цариц,
Про печальную участь
Окольцованных птиц.

Их пускают китайцы,
Чтоб потом наповал
Били птиц сенегальцы
Над рекой Сенегал.

Не узнать добровольцам,
Что убийцы босы
И научные кольца
Продевают в носы.

Погибают скитальцы
Вдалеке от друзей,
Горько плачут китайцы
И Британский музей.

Работа не тяжелая,
И мне присуждено
Пить местное, дешевое
Грузинское вино.

Я пью его без устали,
Стакан на свет гляжу,
С матросами безусыми
По городу брожу.

С матросами безусыми
Брожу я до утра,
За девочками с бусами
Из чешского стекла.

Матросам завтра вечером
К Босфору отплывать,
Они спешат, их четверо,
Я пятый — мне плевать.

Мне оставаться в городе,
Где море и базар,
Где девочки негордые
Выходят на бульвар.

Стоял себе, расколотый,
Вокруг ходил турист,
Но вот украл Царь-колокол
Известный аферист.

Отнес его в Столешников
За несколько минут,
Но там сказали вежливо,
Что бронзу не берут.

Таскал его он волоком,
Стоял с ним на углу,
Потом продал Царь-колокол
Британскому послу.

И вот уже на Западе
Большое торжество,
И бронзовые запонки
Штампуют из него.

И за границей весело
В газетах говорят,
Что в ужасе повесился
Кремлевский комендант.

И аферист закованный
Был сослан на Тайшет.
И повторили колокол
Из пресс-папье-маше.

Не побоялись бога мы
И скрыли свой позор.
Вокруг ходил растроганный
Рабиндранат Тагор.

Ходил вокруг да около.
Зубами проверял,
Но ничего про колокол
Плохого не сказал.