Карин Альвтеген - Стыд
Она собралась было сказать, что рада за него, но потом решила, что лжи с нее хватит. И произнесла что-то о страховых компаниях, он поддержал тему, и вскоре она обнаружила, что они ведут вполне интересную беседу. Отрицать это она не могла. Он был очень приятным собеседником, она даже несколько раз рассмеялась. А как он рассказывал о своей жене, с какой любовью и преданностью! Десяти минут не проходило, чтобы он о ней не вспомнил. Это казалось чем-то само собой разумеющимся и естественным, потому что она была частью его жизни. Моника задумалась, сможет ли Томас когда-нибудь так говорить о ней. Станет ли она когда-нибудь само собой разумеющейся и естественной частью его жизни. Маттиас говорил о том, как трудно им было в первые годы и как несчастье еще больше сплотило их. Со смехом описывал их попытки найти замену дайвингу. Как они приглядывалась то к одному хобби, то к другому, но сделать выбор не могли, особенно с учетом того, что денег на увлечения практически не было. Самым смешным получился рассказ о смелом решении заняться наблюдением за птицами. Они засели в кустах на целый день и занесли в дневник одну сороку и двух трясогузок, — после чего решили, что вспоминать эту историю будет гораздо веселее, чем переживать ее еще раз. Но однажды после похода в библиотеку Пернилла увлеклась книгами по истории Швеции, и со временем этот интерес стал настолько сильным, что Матиасу подчас казалось, что она превращается в фанатика. Он с улыбкой признавался, что ее теперь страшно интересуют парни вроде Густава II Адольфа, а ему приходится с этим мириться, хотя бы ради ее спины. Он описывал, как они радовались его новой работе, потому что она позволит им выплатить наконец долг за курс реабилитации и регулярно приглашать мануальных терапевтов и массажистов, которые избавляют Перниллу от боли.
Кто-то постучал о бокал, разговоры стихли, и все присутствующие посмотрели туда, откуда доносился звук. Из-за стола встала руководитель семинара.
— Пока мы все здесь, я хочу задать вам один вопрос. Для того чтобы охватить все запланированные темы, завтра необходимо продлить нашу работу на два часа. В противном случае, боюсь, придется убрать лекцию о стрессовых ситуациях.
По программе семинар должен был закончиться до обеда. В три она обещала забрать мать и поехать на кладбище.
— Пожалуйста, поднимите руку те, кто намерен остаться.
Руки подняли почти все, Осе тоже. За их столом не подняли только Маттиас и Моника. Заметив это, Осе тоже опустила руку — наверное, вспомнила, что обязана отвезти Монику в Стокгольм.
— Вам, наверное, нужно поскорее вернуться домой?
Моника не успела ответить, а руководитель продолжила:
— Поскольку большинство согласно остаться, то так и решим. Приятного аппетита.
Осе слегка нахмурилась.
— Я должна кое-что уточнить.
И встала из-за стола, ничего не объяснив.
Маттиас допил вино.
— Лекцию о стрессовых ситуациях я могу пропустить. Пусть лучше у меня будет несколько лишних часов свободного времени. К тому же я знаю, что мои попутчики тоже торопятся домой.
Значит, он тоже приехал на чьей-то машине. С компанией, о которой упоминала Осе, перед тем как они отправились в путь. Моника решила, что в первый и последний раз едет на чужой машине. Если она в будущем отправится на какой-нибудь семинар, что в нынешней ситуации маловероятно, то постарается сохранить независимость. О том, чтобы позвонить матери и перенести время визита на кладбище, и речи быть не могло. Она и так уже злоупотребила ее терпением.
Вернулась Осе:
— Ничего не вышло. Я думала, вы могли уехать с теми, кому тоже нужно срочно возвращаться, но у них все места заняты. Черт с ним — пропущу свои стрессовые ситуации.
Но ведь именно ради этой темы Осе и приехала на семинар, а теперь из-за Моники она не послушает лекцию. Как же Моника ненавидела эти вечные визиты на кладбище. Как же ей хотелось сказать, что она может задержаться на два часа, которые так важны для Осе. Но она знала, что за этим последуют недели возмущенного молчания. Мать, не говоря ни слова, будет вызывать у Моники угрызения совести: дочь всегда думает только о себе. Когда мать так близко подбирается к истине, существование становится невыносимым. Чтобы защититься, Монике придется делать вид, что все в порядке, все как обычно. Сейчас она этого не сможет. Ведь она решила рассказать обо всем Томасу. Сил хватит либо на одно, либо на другое.
— Мне бы очень хотелось остаться, но завтра после обеда у меня вызов на дом к пациенту.
Она почувствовала, что покраснела, и, закрывая лицо, притворилась, что ей что-то попало в глаз. Она снова лгала, это снова доказано. Она снова не пожертвовала собой, а Маттиас опять пожертвовал, и без малейшего колебания:
— Поезжайте вместо меня, и тогда Осе сможет остаться на лекцию. Не думаю, что Даниэлла заговорит раньше четырех часов завтрашнего дня.
Она почувствовала огромную, невыразимую благодарность.
— Вы уверены?
— Конечно. Мне просто хотелось быстрее оказаться дома, но никаких особо важных дел у меня нет. Я останусь и вернусь вместе с Осе.
Решено.
Вокруг ничего не изменилось. Все было так же, как мгновение назад. Удивительно, как часто мы не сразу замечаем тот перекресток, на котором наша жизнь делает резкий поворот.
10
Два дня она пролежала в постели, ни на секунду не решаясь уснуть. Лишь один раз нашла в себе силы подняться, чтобы опорожнить мочевой пузырь и открыть балконную дверь для Сабы. Энергия уходила только на попытки избавиться от мыслей. Как злобные насекомые, они атаковали ее реальность, и, отгоняя их, Май-Бритт впадала в настоящую ярость. Воспоминания и рассуждения Ваньи то и дело выталкивали ее из построенного ею мира. Шестьдесят восемь квадратных метров, освещенный круг с четкими границами. Усеченное пространство, сформированное тем пониманием истины, которое она могла вынести. А за его пределами — белое поле. Пустота, пропасть. Но теперь она то и дело оказывалась у самого края освещенного круга, обращала лицо в пустоту и неожиданно понимала, что там что-то происходит, там что-то есть. Там можно различить тени. Бесформенные тени, что подходят все ближе и ближе.
Она сожгла письмо на балконе. Но это не помогло. Ванья сумасшедшая, она пишет о том, чего никогда не было. А то, что было, изменяет до неузнаваемости. Все ее мысли и рассуждения омерзительны, Май-Бритт жалела, что прочитала их. Даже при том, что ее собственные отношения с Богом были непростыми, а иногда их и вовсе не было, но богохульствовать-то зачем? А Ванья позволяла себе именно это! Чистой воды богохульство, и поскольку Май-Бритт прочитала ее слова, то тоже приняла на себя часть вины. Надо сделать так, чтобы Ванья прекратила посылать ей письма. Даже еда больше не утешает. К тому же в последнюю неделю так сильно болит спина, что все время тошнит.
