Бернард Вербер - Последний секрет
Нет, пусть они еще побудут со мной. Мне необходимо их присутствие.
– Ну, пойдем, поправляйся скорее, – сказал Бертран.
Феншэ обернулся к единственному здоровому глазу своего пациента.
– У вас чудесная семья. Браво, мсье Мартен.
Больной LIS медленно опускает веко в знак согласия и благодарности.
– Ваше ухо и глаз – отправная база, на которой я рассчитываю восстановить всю нервную систему. Это вполне возможно.
Доктор Феншэ говорил с еще большей напряженностью.
– Вообще, все зависит от вас. Вы исследователь. Вы раскрываете неизвестную территорию. Собственный мозг. Это новое Эльдорадо третьего тысячелетия. Завоевав пространство, человеку остается только завоевать свой мозг, самое сложное устройство во Вселенной. Мы, ученые, осматриваем с внешней стороны, а вы, вы будете экспериментировать со стороны внутренней.
Жан-Луи Мартен захотел поверить в эту возможность. Он захотел стать первым исследователем человеческого сознания. Стать героем современности.
– Вы можете добиться успеха, если у вас есть мотив. Мотив – вот ключ ко всем поступкам. Я постоянно проверяю это на моих больных, а также на моих лабораторных мышах и могу вам повторить: «Хотеть – значит мочь».
25
Капитан Умберто включает инфракрасный излучатель, две створки расходятся, и «Харон» проникает в небольшой канал, ведущий к причалу, сделанному под фортом в углублении утеса. Они швартуются у понтонного моста.
– Я подожду вас здесь.
В знак прощания он берет руку Лукреции, ласкает ее, целует и сует какой-то легкий предмет.
Она смотрит, что у нее в руке, и видит пачку сигарет.
– Я больше не курю, – говорит она.
– И все же возьмите. Это послужит вам отмычкой.
Лукреция пожимает плечами и прячет пачку. Она с удовольствием снова ставит ноги на твердую землю. Но они все еще дрожат. Исидор поддерживает ее.
– Дышите глубже, Лукреция, дышите.
Умберто распахивает большую высокую дверь, и они попадают на территорию больницы. Он закрывает за ними тяжелый замок. Они едва сдерживают легкое содрогание. Страх психиатрической больницы.
Я не сумасшедшая, думает Лукреция.
Я не псих, думает Исидор.
Второй оборот тяжелого замка.
А если мне придется доказывать, что я нормальный, беспокоится Исидор.
Журналисты поднимают глаза. К скале с помощью цемента приделаны большие камни, служащие ступеньками. Они поднимаются. С трудом увеличивают шаг. Наверху тучный мужчина с узкой короткой бороденкой, с походкой учителя и в объемном хлопковом пуловере, подбоченившись, загораживает им дорогу.
– Эй вы! Чего вам здесь надо?
– Мы журналисты, – сообщает Лукреция.
Поколебавшись, мужчина представляется:
– Я доктор Робер.
Он ведет их по крутой лестнице, выходящей на площадку.
– Вы можете быстренько все осмотреть, но прошу вас сохранять сдержанность и не контактировать с больными.
Они находятся в центре больницы. Вокруг по лужайке бродят люди в городской одежде и разговаривают. До журналистов доносится разговор двух больных:
– Это я-то параноик? Неправда, кто-то распространяет слухи…
Другие сидят, читают газету или играют в шахматы. Чуть вдалеке играют в футбол, немного подальше – в бадминтон.
– Знаю, наша одежда может удивить. Феншэ запретил одевать больных в пижаму, а медсестрам – носить белые халаты. Таким образом он уничтожил пропасть между лечащими и лечимыми.
– А путаницы не возникает? – спрашивает Исидор.
– Я сам поначалу путался. Но это заставляет быть более внимательным. Доктор Феншэ приехал из Отель-Дье, что в Париже. Он работал с доктором Анри Гривуа, который привез во Францию новые методы канадской психиатрии.
Доктор Робер направляется к строению с надписью: САЛЬВАДОР ДАЛИ.
Стены внутри вместо традиционно белого больничного цвета расписаны красками от пола до потолка.
– Великая идея Феншэ была в том, чтобы напомнить каждому больному, что он может превратить свою инвалидность в достоинство. Он хотел, чтобы они признали свой так называемый сбой и использовали его как преимущество. Каждая комната – дань уважения определенному художнику, который добился успеха как раз благодаря тому, что отличался от остальных.
Они входят в палату Сальвадора Дали. Исидор и Лукреция осматривают стены, расписанные под Дали; это отличные репродукции его самых известных картин.
Доктор Робер ведет журналистов в следующее строение.
– Для параноиков: Мориц Корнелис Эшер.
Стены украшены изображениями всевозможных геометрических фигур.
– Эта больница – настоящий музей. Настенная живопись просто великолепна. Кто все это нарисовал?
– Чтобы достичь такой точности, мы призвали сумасшедших из строения «Ван Гог»; и уверяю вас, это абсолютные копии оригиналов. Ван Гог искал совершенный желтый цвет, рисуя тысячи подсолнухов, отличающихся друг от друга лишь легким оттенком, он пытался отыскать лучший вариант этого цвета; так и здешние больные могут очень долго подбирать цвета, пока не найдут именно тот, который нужно. Они перфекционисты высшего класса.
Они продолжают осмотр.
– Для шизофреников – фламандская живопись Иеронима Босха. Шизофреники очень чувствительны. Они ловят все волны, все вибрации, и это заставляет их страдать и делает гениальными.
Они обходят двор и проходят среди пациентов, большинство которых вежливо приветствуют гостей. Некоторые громко разговаривают с вымышленными собеседниками.
Доктор Робер объясняет:
– В чем мы похожи, так это в том, что нас волнует одно и то же, только каждого в разной степени. Взгляните на этого человека: он боится магнитных волн, исходящих от мобильных телефонов, и поэтому постоянно носит мотоциклетный шлем. Но кто не задумывался об их потенциальной вредности?
Несколько больных дорисовывают картину. Доктор Робер делает одобрительное выражение лица.
– Феншэ ввел новшества во все области, включая метод работы. Больных он осматривал, как никто до него. Смиренно. Без предубеждения. Он не считал их существами, у которых надо остановить способность к разрушению, или людьми, стесняющими окружающих, нет, он пытался заставить их ценить все лучшее, что в них есть, и усилить это. Для этого он обратил их внимание к лучшему, что создает человечество. К живописи, к музыке, к кино, к компьютерам. И он никогда не мешал им. Его пациенты естественным образом устремились к искусству, через которое могли выразить не только свои тревоги или опасения, но и свой язык. Вместо того чтобы запирать своих больных, Феншэ уделял им внимание. Вместо того чтобы разговаривать с ними о болезни, он говорил о красоте вообще. И у некоторых, в свою очередь, появилось желание творить.
