Бернард Вербер - Последний секрет
– Это ничего не меняет.
Бородач упрям и уверен в своей правоте.
– Ну тогда к кому надо обратиться, чтобы попасть на остров?
– Ничем не могу помочь, приемное отделение находится внутри больницы. И они проводят политику сдержанности. Пошлите к ним гонца.
Исидор Катценберг подходит к судну и меняет тему разговора:
– Ваша лодка называется «Харон». В греческой мифологии Хароном звали перевозчика, который перевозил умерших на своей барке «Ахерон» через адскую реку.
– Только то судно соединяло мир мертвых с миром живых, а это – мир разума с миром безрассудства.
Он громко смеется и ерошит свою совершенно белую бороду.
Исидор подходит к моряку и шепчет:
– Кажется, мифологический Харон был не прочь взять с собой на барку тех, кто держал в зубах плату за перевозку.
Журналист вытаскивает три купюры по десять евро и зажимает между зубами.
Капитан Умберто невозмутимо смотрит на это.
– Я не продаюсь.
Тут прибегает Лукреция, закалывая на ходу волосы.
– Все в порядке, я не очень опоздала? Едем прямо сейчас? – как ни в чем не бывало спрашивает она.
Моряк не сводит с нее глаз. Исидор замечает, какое впечатление произвела его подруга.
– Гм… ну вот, – произносит моряк, – я как раз объяснял вашему коллеге, что, к сожалению…
– К сожалению? – говорит она, приближаясь к нему.
Так близко, что до него доносится запах ее духов – «Eau» от Issey Miyake. Он чувствует также запах ее кожи.
Журналистка опускает солнечные очки и нахально смотрит на моряка своими миндалевидными изумрудными глазами.
– Вы ведь хотите помогать другим. Вы нам нужны и нам не откажете.
У нее уверенный взгляд, твердый голос и даже изгиб шеи – само убеждение.
На сурового моряка все это производит неотразимый эффект.
– Ладно, хорошо, вы же друзья Паскаля Феншэ, – решает он.
Мотор заводится, и капитан отдает швартовы.
– Нужда номер семь заставляет мсье действовать, – шепчет Лукреция, взглянув на своего компаньона.
Чтобы произвести впечатление на своих пассажиров, моряк прибавляет ходу. Нос судна слегка приподнимается.
Лукреция достает записную книжку и к шестому мотиву (гнев) добавляет седьмой: секс.
Исидор вынимает из куртки карманный компьютер размером с книжку и перепечатывает список. Стуча по клавиатуре, он отмечает имена людей, с которыми они встречались, а затем подключается к Интернету.
Он показывает Лукреции свою небольшую игрушку и описывает ее возможности. В Интернете журналисту удается отыскать досье Национальной безопасности на Умберто Росси: пятьдесят четыре года, родился в Гольф-Жуане.
На горизонте вырисовываются два Леринских острова. Крупнее – пристань острова Святой Маргариты с фортом слева. Чуть дальше – аббатство цистерцианских монахов на острове Сент-Онор.
«Харон» – не быстроходный глиссер, и от каннского порта до больницы Святой Маргариты плыть еще долго.
Умберто вытряхивает в морскую пену свою огромную трубку с вырезанными на ней обнимающимися сиренами.
– Ну и мир там внутри! У людей есть все, чтобы быть счастливыми, но куда им смириться со своей свободой – они постоянно задают себе множество вопросов. И в конце концов получаются запутанные узлы.
Он разжигает свою трубку и выпускает несколько завитков пряного дыма, который перемешивается с сильно йодированным воздухом.
– Как-то я встретил одного человека, он говорил, что способен не думать. Он был буддийским монахом. Он застыл, глаза подтверждали, что в его голове совершенно пусто. Я попробовал, это невозможно. Всегда о чем-нибудь думаешь. Хотя бы: «А, ну наконец-то я ни о чем не думаю».
Он смеется.
– Почему вы больше не работаете нейрохирургом в больнице Святой Маргариты? – спрашивает Исидор.
Моряк роняет трубку.
– О… О… Откуда вы знаете?
– Птичка на хвосте принесла, – загадочно отвечает журналист.
Лукреция радуется, что взяла с собой этого Шерлока Холмса от науки. Как все колдуны, он не раскрывает свою уловку, но ему нравится произведенный эффект; к тому же он понимает, что, рассекретив себя, потеряет преимущество.
– Вас ведь уволили, да?
– Нет. Это был нес… несчастный случай.
Взгляд моряка неожиданно мутнеет.
– Несчастный случай. Я оперировал мою мать, у нее был рак мозга.
– Вообще-то запрещено оперировать членов своей семьи, – припоминает Исидор.
Умберто снова овладевает собой.
– Да, но она не хотела, чтобы ее оперировал кто-либо другой.
Он сплевывает.
– Я не знаю, что произошло. Она впала в кому и больше не пришла в сознание.
Бывший нейрохирург снова сплевывает.
– Мозг – такая нежная штука, малейшее неправильное движение – и катастрофа. Не то что другие органы, где можно исправить ошибку. А мозг – один неточный миллиметр, и человек становится или калекой на всю жизнь, или сумасшедшим.
Он вытряхивает из трубки табак, постукивая ею о край руля, насыпает новый. Ему нелегко разжечь трубку на ветру, и он нервно встряхивает зажигалку.
– А потом я начал пить. Это было полным падением. У меня тряслись руки, и я решил больше не прикасаться к скальпелю. Я уволился. Хирург с трясущимися руками недееспособен, и из нейрохирурга я превратился в нищего пьяницу.
Они смотрели на остров Святой Маргариты, надвигающийся из-за горизонта. Рядом с приморскими соснами виднелись пальмы и эвкалиптовые деревья, которым нужен особенно мягкий климат этой части Лазурного Берега, чтобы чувствовать себя как в Африке.
– Естественно, что роботы заменят нас в операционных. У них, по крайней мере, никогда не дрожат руки. Кажется, сейчас начинают внедрять хирургов-роботов.
– Вы действительно были бродягой? – спрашивает Лукреция.
– Никто не поддержал меня. Я остался один. Собственное зловоние перестало смущать меня. Я жил на каннском пляже под покрывалом. И все свои веши держал в хозяйственной сумке, которую прятал в надежном месте в Круазет. Говорят, под солнцем нищета не так тяжела. Вздор!
Судно немного сбавило ход.
– И вдруг однажды кое-кто пришел. Кое-кто из больницы Святой Маргариты. Он сказал: «Возможно, я могу сделать тебе предложение. Как насчет того, чтобы совершать водные рейсы между больницей и каннским портом? Раньше мы пользовались услугами частного общества, а теперь хотим иметь собственную лодку. Ты сумеешь водить небольшое судно между Святой Маргаритой и портом?» Вот так нейрохирург и стал моряком.
Лукреция достает записную книжку и отмечает дату.
– Вы не могли бы рассказать о внутренней жизни психиатрической больницы Святой Маргариты?
С беспокойным видом моряк всматривается в горизонт. Он наблюдает за черными облаками, гонимыми морским ветром, и за пищащими вокруг чайками, которые словно показывают им дорогу. Он поправляет свою куртку морского волка, хмурит густые брови. Затем его взгляд обращается на рыжую журналистку с зелеными глазами, и он забывает о своих опасениях, питая воображение этим свежим образом.
