Пауло Коэльо - Дневник мага
— Очень горячо, — сообщил он. — Пусть немного остынет.
Но старуха не стала опять садиться за стол. Было видно, что она сильно тяготится нашим присутствием и сожалеет, что вообще пустила нас на порог. Заметив, что я не отрываю взгляда от пса, она подозвала его к себе. Тот подчинился, но, подойдя к ней, обернулся и вновь уставился на меня.
— Вот почему твой Вестник вселился вчера в мальчишку. Именно поэтому, — сказал Петрус.
Внезапно я понял, что это не я смотрю на пса. Это он, едва я ступил за порог, гипнотизировал меня, не давая отвести глаз. Это пес глядел на меня и заставлял выполнять свою волю. Я почувствовал какую-то сильнейшую истому, меня стало клонить в сон, захотелось прилечь на этом ободранном диване и заснуть, а не тащиться по жаре дальше. Все это было так странно, и я чувствовал, что вот-вот попаду в какую-то ловушку. А пес смотрел на меня все так же пристально, и чем дольше он смотрел, тем больше мне хотелось спать.
— Ну-ка, выпей, — сказал Петрус и протянул мне чашку с чаем, — раз сеньора хочет, чтобы мы не засиживались.
Чуть поколебавшись, я все же сумел взять чашку, и глоток горячего чая немного привел меня в чувство. Я собирался что-то сказать, спросить, как зовут эту собаку, но голос мне изменил. Нечто такое, чему Петрус никогда меня не обучал, проснулось и начало властно проявляться во мне. Я вдруг ощутил неудержимое желание говорить. Произносить неведомые слова, смысла которых я сам не понимал. Мне подумалось, что Петрус, должно быть, что-то подмешал в чай. Очертания окружающих предметов начали расплываться, и я с трудом понимал, что старуха, обращаясь к Петрусу, настойчиво требует покинуть ее дом. На меня нахлынуло странное, безотчетное ликование, и я решил все-таки произнести вслух те незнакомые слова, что приходили ко мне в голову.
И только пса я продолжал различать отчетливо. Едва я произнес несколько слов на непонятном языке, как в ответ донеслось рычание. Он понимал мою речь! В возбуждении я говорил все громче, все быстрее. Пес приподнялся, ощерил клыки. О, теперь он отнюдь не выглядел таким благодушным животным, как вначале, нет, теперь от него веяло какой-то зловещей угрозой, готовой обрушиться на меня в любую минуту. Но я знал, что слова, которые я произношу, служат мне защитой, и говорил все громче, чувствуя, что от меня исходит какая-то новая, прежде неведомая мне сила и вот она-то не позволяет псу броситься на меня.
С этого момента все происходящее стало напоминать замедленную съемку. Я видел надвигавшуюся на меня хозяйку, которая что-то истошно кричала и пыталась вытолкать меня за дверь. Видел, как Петрус схватил и удерживал ее. Собака же не обращала на них никакого внимания. Угрожающе ворча и щерясь, пес по-прежнему смотрел только на меня. Я попытался понять тот непонятный язык, на котором говорил, но стоило мне остановиться и задуматься об этом, как сила внутри меня убывала, а пес приближался ко мне. Тогда, бросив всякие попытки разобраться в языке, я начал громко выкрикивать непонятные слова, а старуха мне вторила. Пес залаял, но я знал: пока продолжаю говорить, мне ничего не грозит. Раздался чей-то раскатистый смех, я не понимал, чудится ли мне он или звучит на самом деле.
Дальше все произошло мгновенно и одновременно — по комнате пронесся резкий порыв ветра, а пес отчаянно взвыл и бросился на меня. Я вскинул руку, загораживая лицо, выкрикнул что-то и приготовился к столкновению.
Пес навалился на меня всей своей тяжестью, и я рухнул на диван. Несколько мгновений мы с ним смотрели друг другу прямо в глаза, а потом он вдруг спрыгнул и выскочил вон.
Тут я почему-то начал рыдать взахлеб. Мне вспоминались мои родные, жена, друзья. Я испытывал огромное чувство любви и в то же время какого-то непонятного счастья, которое возникло сразу после того, как я внезапно понял все об этой псине.
Петрус подхватил меня под руку и повел наружу, старуха подталкивала нас сзади. Ну улице я огляделся: нигде не было и следа собаки. Повиснув на Петрусе, я продолжал плакать все то время, что мы с ним тащились по дороге, залитой ослепительным солнцем.
Следующий отрезок пути выпал у меня из памяти. Очнулся я у фонтана. Петрус плескал водой мне в лицо, смачивал затылок. Я попросил пить, но он объяснил, что от малого глотка воды меня сейчас вырвет. Меня и вправду слегка подташнивало, но в целом я чувствовал себя прекрасно — был полон невыразимой Любви ко всем и ко всему на свете. Оглядываясь вокруг, я внимал деревьям, росшим по сторонам дороги, любовался маленьким фонтаном, у которого мы остановились, ощущал дуновение свежего ветерка, слышал пение птичек в чаще. Во всем окружающем мне виделся лик моего ангела, все было в точности так, как объяснял Петрус. Я поинтересовался у него, давно ли мы покинули дом, где жила старуха, и он ответил, что прошло минут пятнадцать.
— Хочешь, должно быть, знать, что произошло? — спросил он.
Но на самом деле для меня это сейчас было совершенно безразлично. Я просто радовался охватившему меня чувству Любви. Пес, старуха, хозяин бара — эти образы отдалились от меня, казались блеклыми воспоминаниями, не имеющими ничего общего с тем, что я испытывал сейчас. Петрусу я ответил, что хочу продолжить путь, поскольку чувствую себя отлично.
Поднявшись с земли, мы вновь ступили на Путь Сантьяго. Весь остаток дня я молчал, переживая переполнявшие меня новые чувства. Иногда в голову приходило, что Петрус чего-то подсыпал в чай, но это было не важно — важно было видеть горы, ручьи, цветы по обочинам дороги. И везде я угадывал присутствие своего ангела.
Когда к восьми вечера мы добрались до гостиницы, я все еще пребывал в состоянии блаженства, хотя острота ощущении немного уменьшилась. Я протянул хозяину гостиницы мой паспорт, который ему требовался для регистрации.
— Ах, так вы из Бразилии! А ведь я там был. Останавливался в отеле на Ипанеме.
Это нелепое сообщение мигом вернуло меня к реальности. Подумать только — следовать Путем святого Иакова и вдруг в маленьком городке, основанном много веков назад, наткнуться на владельца гостиницы, отдыхавшего на пляжах Ипанемы.
— Ну, давай поговорим, — сказал я Петрусу. — Мне нужно знать, что там сегодня произошло.
Чувство блаженства ушло безвозвратно. Включился разум, а вместе с ним ко мне вернулся страх перед неизведанным. Кроме того, я испытывал острейшую и безотлагательную потребность вновь ощутить почву под ногами.
— После ужина, — был ответ.
Петрус попросил хозяина включить телевизор, но убрать звук. Он сказал, что это наилучший способ не задавать слишком много вопросов, потому что меня будет отвлекать то, что я увижу на экране. Он предложил мне подробно описать все, что я запомнил. Я ответил, что помню все, кроме нашего с ним пути до фонтана.
