Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги
Существование противоположного пола Валя стала замечать, видимо, раньше меня. По крайней мере, влюбилась она раньше, чем я, на первом курсе, в рыжего мальчика из приличной семьи. Валя была технарем, пошла в строительный. Я — в университет, но мы продолжали встречаться, несмотря на то, что новая жизнь подхватила и закружила нас, как вихрь — сухие листья. Новая веха в жизни, учебы в вузе, новый статус студента, новые друзья, конечно же, доминировали в нашей жизни.
Однако нас с Валей связывала другая степень близости — мы были подругами детства, мы вместе простились с ним и прыгнули во взрослую жизнь, крепко держась за руки. У нас существовали свои традиции, например, отмечать последний день времен года. Мы регулярно встречались, и эти встречи становились событием.
Я решила для иллюстрации просто процитировать мою дневниковую запись об одном из таких дней, который мы провели вдвоем: «07.10.19… Вчера был замечательный, замечательный, замечательный день. Трудно вообразить более замечательный и подходящий день. Представьте себе: вечер, прохладный и сырой. Осенний ветер, льет дождь.
Мы сидим с Валентиной под навесом, рассуждаем о концах и началах. И наши мысли, как сигаретный дым, подхватывает и уносит сырой ветер. Рядом на земле стоят мокрые зонтики (Москва Олимпийская) и мы сидим, прижавшись друг к дружке бочками. А потом мы садимся в троллейбус с намерением сделать круг и поговорить в тепле.
Но, видимо, мы имеем вид девушек, ищущих приключений, и мы их находим: мой зонтик довольно резко опускается на голову одного подвыпившего весельчака, но мое хорошее расположение духа делает эту ситуацию ужасно забавной.
Мы расстаемся уважающими друг друга людьми. И снова дождь. Главная улица города. Мы бежим наперерез всему транспорту, догоняя троллейбус».
Первой из нас вышла, вернее, выскочила замуж чуть ли не за первого встречного принца наша третья подружка — Ира. Вы уже знакомы с ней. Свадьба была в Москве. Мы с Валей, а она со своим парнем, в платьях из искорки запечатлены вместе с невестой и женихом на Воробьевых горах. Единственная фотография с того времени. Я ее очень люблю. Серьезный жених как аршин проглотил. Невеста — девочка-цветочек. Валя такая знойная, даже роковая женщина — леди, рядом ее рыжий из хорошей семьи. Я держу разлетающиеся волосы, и какая-то чужая тетка ни к селу, ни к городу пристроилась рядом со мной. Надо бы ее, наконец, отрезать, она к нашим судьбам не имеет никакого отношения.
Таким образом, наша третья подружка, выйдя рано замуж, перекочевала в Москву. После окончания института туда же перебралась и Валя с семьей и уже мужем, тем рыжим. А я вскорости отчалила к заморским берегам, на другую планету. С тех пор наши встречи происходили в Первопрестольной. Я останавливалась у них по дороге в родной город на юге нашей Родины и на обратном пути — когда возвращалась с юга на север, а потом на ненавистный запад.
Валя работала на очень тяжелой работе — мастером на стройке, по сменам, с мужиками-работягами, подчас пьянью и грубиянами, далекими от тонких манер английских аристократов. А ее муж тем временем благополучно пристроился за пульманом в теплом бюро за треть тех денег, которые зарабатывала Валя. Прожив без детей положенные первые семь лет, супруги осознали, что следующие семь лет они не одолеют.
А тут случился мой первый развод — я была в ужасном нервном состоянии. Ведь в первый же раз! Валя приехала ко мне заграницу поддержать меня морально.
Этот ее первый визит на другую планету, которую я для удобства назвала, как вы помните, Марсом, оказался весьма курьезным. Уже сам перелет с Венеры на Марс так взбаламутил ее, что она не сразу сориентировалась в ситуации и не нашла нужного тона.
Уже в аэропорту я встретила ее в несколько опьяненном, в прямом и переносном смысле этого слова, состоянии. Летящие первым классом мужчины, видимо, новоявленные бизнесмены или политики — бывшие комсомольские лидеры, на борту угостили ее коньком.
Последовавший потом разговор на кухне до утра прошел в том же приподнятом настроении. Она рассказывала о своих похождениях и приключениях, естественных для молодой женщины, работавшей в большом мужском коллективе. Все вполне невинно, никакого особого «криминала». Но мне, которую как раз бросал муж, нашедший себе на работе же — где еще! — новое увлечение, все это было крайне неприятно.
Дальше больше — Остапа, в данном случае Валю, понесло. На следующий день, пока я была на работе, Валя чуть ли не на улице познакомилась с местным жителем, красивым парнем, чудом оказавшимся потомком первой волны русской эмиграции и немного говорившим по-русски.
На следующий день — еще с одним, о котором я уже упоминала, — бывшим мужем моей приятельницы Риты — Портосом, тоже рыжим. С ним дело пошло дальше, что меня, такого апостола морали и несчастную-брошенную, сильно удивило. Ведь Валя к тому времени была замужем и, по моим впечатлениям, за порядочным человеком, изменять которому, даже в мыслях, было некрасиво.
Если быть честной, я немного завидовала, что все эти «знакомства» произошли не со мной. Они были куда нужней мне, чем Вале, думала я в своем эгоизме и оскорбленности брошенной женщины. Они вылечили бы мою разводную депрессию в миг.
Я призналась Вале, что от ее приезда ожидала совсем другого, и ее «пускание во все тяжкие», пусть и полуплатонические, меня удивляет. К ее чести надо сказать, что она быстро осознала свой перегиб, и остаток времени мы провели душа в душу. Уезжая, она оставила мне записку, которую я всю жизнь вспоминаю, как одиннадцатую заповедь Господа-бога: «Смейся, подруга, смейся».
Как часто я прибегала к ее мудрому совету.
Через несколько месяцев она приехала снова, но уже по приглашению рыжего Портоса. И жила попеременно то у него, то у меня. Оказалось, что муж Вали ушел к другой, с которой встречался еще до всех Валиных «измен». Она отпустила его с миром: нагладила рубашки, снабдила новым комплектом постельного белья и отпустила. Даже утешала его, когда он ссорился с новой пассией. Оказывается, они никогда не жили так хорошо, как всем внушала Валя, и сам он не был таким порядочным, как о нем, с ее подачи, думала я. Валя просто создавала в обществе лучшее мнение о своем муже, чем он того заслуживал. Оказалось, что ребенка не мог зачать именно он. Валя делала вид, что это она не хочет рожать, брала «вину» на себя. Почему?
Потому что была порядочным, интеллигентным человеком.
Бывший муж не оценил ее благородства, он еще долго портил Вале нервы тем, что не выписывался из коммунальной квартиры, лишая ее возможности обмена или приватизации. Он оказался человеком, способным на мелкие подлости. Я ошиблась в нем, я слишком положилась на его рыжую интеллигентскую внешность и тот имидж, который ему создавала Валя.
Мне стыдно, что я упрекала Валю в аморальности.
Я была глупой оскорбленной женщиной, совсем не знающей жизни.
Я прошу прощения за это еще раз. Валя, прости, что я усомнилась в тебе. Я была сама не своя. Оскорбленная в искренних чувствах жена, которую увезли на край земли и бросили с ребенком на руках накануне тяжелых социальных катаклизмов.
Я еще не знала, что человек должен жить сообразно своей натуре, не загоняя себя в рамки так называемой общественной морали. Морально то, что морально для тебя.
Личная жизнь женщины очень коротка и подчинена правилу «то густо, то пусто», причем густо случается в лучшем случае один раз в жизни, а пусто — все остальное время. Я поняла это намного позже тебя, но благодаря тебе.
Спасибо за урок, подруга.
Рыжий Портос — бывший муж Риты, влюбился не на шутку, ездил к Вале, звал замуж. Но Вале никогда не давались иностранные языки.
Она правильно поступила: наверное, жить лучше дома, в своей стране, какой бы она ни была.
Наша следующая встреча летом в Москве оказалась не менее курьезной. Я обычно оставалась на сутки у моих подружек, летя к родителям на самолете и обратно через месяц-полтора. Валя встретила меня в Москве несколько напряженно, как будто что-то не договаривая. Прибыв в свой южный город, я поделилась впечатлениями, что ее знаменитая талия как будто поплошала. Когда на обратном пути через месяц-полтора я снова оказалась в Москве, к моему изумлению, я обнаружила у нее живот, который уже невозможно было скрыть никакими силами. Наконец, слава богу. Ей уже было под тридцать, а в то время это считалось критическим возрастом для первой беременности. Тогда же наша третья подруга Ира ходила на сносях уже своим третьим ребенком.
Валя, отнесу это на счет гормонов, почему-то не хотела, чтобы кто-то знал о ее беременности. Но ведь ребенка не скроешь, да и зачем это делать!? Но, видимо, у нее были особые соображения, о которых теперь никто не узнает.
А потом настали голодные годы развала СССР, безработицы, безденежья, отчаяния и неизвестности. Валя бедствовала. Горячо любимую дочку пришлось отдать в лесной круглосуточный детсад, где ее хотя бы регулярно кормили и где ребенок в четыре года, как Ленин, научился читать. Валя страшно исхудала, потеряла сон и нервы, мучилась одиночеством и неустроенностью. Жила одним куревом, даже в один из моих приездов на какое-то время попала в отделение неврозов, где, по ее словам, оказались очень интересные люди. Она хваталась за любую соломинку, будь то работа, сомнительные подруги, или мужчины, способные помочь.
