Илья Игнатьев - Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2).
- Ложка. Понял, Гриша? Зови меня так, - Ложка. Меня так Тихон звал, и раньше, Лёха в детдоме, и мне нравилось, - и ты зови… Гриш…
- Лож-жка… А что, буду. Ложка. И мне нравится, буду так тебя звать, - Ложка. А тогда знаешь, тогда ты меня… Илья, только… Ложка, только ты не думай там чего, - но пожалуйста, зови меня тогда Тихоном, и… и Тишей можно, ну, если можно, тогда зови, только ты не думай, - ладно? - что я там, мол, на Тихона хочу… Я понимаю, он был… ну, особенный, а я, - ну, что я? Но если можно, то… мне бы понравилось… Ха, интересно, а почему меня в школе так, - Тихоном, - не зовут? Всех зовут по фамилиям, - вот Игорёха Антонов, так он по жизни Антончик у нас, и Степанов тоже, - Степан, - а я нет. Интересно…
- Будем щас выяснять это? Самое время, бль… А вот если ущипнёшься ещё, - задушу на хрен! Щипается! А целоваться, кто хотел?
- А ты, Ложка?..
- А я Ложка! Гриша… То есть, Тиша. Тиша, уж как я хочу… слов нет у меня, как Стас говорит! Давай?..
- Погоди… Ну зачем вот ты о Стасе напомнил? Эх… Как же мы, а? Ведь он тебя любит, и у вас ведь, наверно… или нет?
- Или да. Всё у нас со Стасом «да», Тишка, но это… Он меня любит, и я его, и мне было бы не очень… Хуй там, «не очень»! Я бы взбесился бы, если бы у него кто появился бы! Но… я бы остыл, и не мешал бы, ведь я его люблю, и это очень хорошо, когда любишь, - а что может быть лучше, если тому, кого ты любишь, хорошо? Но это если бы он, - Стас, вместо меня кого-нибудь полюбил. А меня разлюбил. А если бы он ещё кого-нибудь… Блядь, что-то я заговариваться начал… если бы Стас любил меня, и ещё кого-нибудь, я бы посчитал, что это… Это был бы кайф, и не только для Стаса, но и для меня, - хочешь верь, хочешь не верь, самурай. Но он так не умеет, он любит лишь меня, и это тоже… кайф.
- И я тоже.
- Что ты тоже?
- Да всё я тоже! И люблю тебя, и тоже, как С.С. не умею, - ну, чтобы вот при этом и ещё кого-то.
- А я умею! И хочу, - я хочу, и люблю тебя, и люблю Стаса, и буду всю жизнь… и Тихона. И никого из вас не предам, а если я окажусь… то сдохнуть лучше. А ты…
- А я?
- А ты самый лучший. И Стас тоже. А я дурак, гад и скотина, - это потому, что думаю, как бы кончить этот разговор щас, и целоваться тебя начать учить.
- Так давай!
- Погоди, ещё одно, коль уж мы начали про Стаса… Он не будет к тебе хуже относиться, он же понимает всё, - это же Стас! - и он тоже, как и я, видит, что ты самый лучший, - но ты для него самый лучший после меня, - и это кайф…
- А ты гад, всё только о себе…
- Ага! Кайф. И знаешь… погоди… да, - “drink deep or taste not”, - это цитата, только из кого не помню, но точно не Шекспир. А теперь, - переведи!
- Ну, это… пить, да? Пить глубоко или… или что, - не пить что ли? «Тэстнот», какой-то, причём-то…
- Боги, Боги, как мы в Японии с тобой будем? Не знаю и не понимаю, - вакаримасен…
Гриша прижимает голову лежащего у него на груди Ильи к своей щеке, задумчиво улыбаясь смотрит в потолок, - ну, да, думает, - пожимает плечами, - как хорошо! - вообще, всё хорошо, и что Илюха, - Ложка! - его, Гришин, - Тишин, - Ложка горячо и прерывисто дышит ему, Тише, в щёку, здорово, что можно Тише вот так вот лежать рядом с самым лучшим на свете пацаном… парнем! - здорово, что это навсегда, и очень, наверно, здорово, что сейчас у них произойдёт… Наверно? Да ну! Какое там ещё «наверно»! Здорово, вообще, всё по теме, а ведь летом в Японию, - это тоже, такая тема! Гриша, - Тиша, - теперь уже язык потихоньку учит, Ложка его натаскивает в японском понемногу, так что… Кстати, очень простой, ясный и… правильный язык оказывается, гораздо правильней, чем английский, ну, это если есть желание научиться, конечно! Хотя и необычно всё в японском, например: Гриша первую фразу выучил, и она из первой хокку, которую сочинил Ложка, когда они с Тихоном собирались впервые в Японию, - такая фраза: - мы едем в Японию! Нормально, а по-японски? Аната ва Нихон ни икинас, - просто, а вот если «я поеду»? Два есть «я», то есть больше даже есть «я» в японском, - вот если с другом говоришь: «боку», если с незнакомыми, - «ватаси», только «с» похоже сразу и на «с» и на «ш», так что Гришка в восхищении, - вежливость даже в формах языка! Я в восхищении, - коофу дэс! Здорово, только «ф» надо как бы «х» произносить, - но это тоже, просто… В общем здорово всё, и то, что летом в Японию, и то, что у Гриши теперь есть приличный ноутбук и Интернет, и то, что маме Илья очень нравится, и что Егорка любит Илью, - да, Илью, ведь Илья является Ложкой только для Гриши, - для Тиши, - вообще, всё по теме! Но лучше всего то, что сейчас Ложка жарко, прерывисто дышит в щёку Тише, что его правая ладонь уже под Тишиной «толстовкой» горячо прижалась, обхватила мальчишкину талию, - это такой кайф, а ведь что сейчас ещё будет, - и Тиша потихоньку начинает подрагивать, и у него в груди поднимается какая-то щемящая изумрудная волна, и она, эта волна, всё за собой вымывает, и сразу пустота, и чуть больно, и сразу эта пустота заполняется огромным чувством, и у него тоже цвета изумруда и нефрита, этих сокровищ древних Богов и героев, и эти сокровища хранятся теперь в зелёных глазах у Ложки, у Тишиного теперь и навсегда Ложки, и пусть глаза Ложки сейчас крепко зажмурены, это ничего, Ложка этими сокровищами древних Богов и героев с Тишей поделится, для того и началось это всё у них, и сразу, вслед за тёплой, щемящей болью от ясной до изначальной чистоты Нежности, Тишину грудь топит уже привычная навсегда тяжкая сладость Любви…
- Лож-жка-а… Илюш-шка мой, Ложкинский…
Илья отнимает голову, лицо от Гришиной щеки, не открывая глаз, всё также накрепко зажмурившись, легонько проводит кончиком носа по Гришиным губам, и они целуются… Впервые! Как это… было ли это у вас, - ВПЕРВЫЕ, помните ли вы это? Если было, то это не забыть, это навсегда, на всю жизнь и дальше, ведь смерти нет вовсе, и эти мальчики, плавящиеся от нежности друг к другу в объятиях друг у друга, они тоже, как и многие до них, - я и вы, - эти два мальчика никогда не забудут этот первый настоящий поцелуй, первый в жизни для младшего, несчитанный для старшего, но и для Ильи этот поцелуй останется навсегда первым! Сиаваси дэс ка? - думает Илья, - я счастлив? Да, счастлив, - и счастье тоже бесконечно, ведь можно жить этим счастьем, а жизнь изменчива, но бесконечна, и только те, - есть такие! - с крохотной душонкой, или вовсе уж без души, они-то уверяют себя и нас, несчастные, что счастье есть лишь краткий миг, - пожалеем их… И позавидуем этим двум мальчикам на диване…
Они целуются! Не то, что описывать, просто смотреть на них сейчас… трудно. И хорошо, что никто и не смотрит, ведь нельзя за таким подглядывать, - но… Можно. Нам с вами можно, ведь мы с вами тоже любим этих двух мальчиков, мы душой с ними, - я точно! - если вы читаете до сих пор, то и вы тоже, - так что, нам можно. С любовью если, тогда можно, - а они целуются! Целуются с любовью, с умением, - ну, Ложка понятно, - а Тиша? У него-то откуда оно, умение? От любви. Тут и учиться, оказывается, нечему! Тиша в секунду ловит замысловатый ритм этого лучшего из танцев, танца губ и языков, - и чудо! - Тиша начинает вести, сразу! - с первой секунды! А Ложка и не думает удивляется, или там сомневаться, что это у Тиши впервые, - ведь тут нет ничего удивительного, - ведь Любовь. И Ложка лишь задыхается от чувства, от чувственности, от счастья, от неожиданного и такого уместного Тишиного умения целоваться, - ведь КАК Тиша целуется! Задохнёшься тут…
Ложка шумно и прерывисто выдыхает Тише в рот, Тиша замирает, - что не так? Ложка тихонько смеётся, снова поцелуй, ещё крепче, и Тишка увлекается снова этим лучшим во всех Мирах танцем, танцем губ и языков, и Ложка счастлив, - сильнее, ещё, и они стукаются зубами, их обоих колотит, и снова, зубами, и языки не мешают, языки этих двух мальчиков не путаются, не сбиваются с ритма, - сложного, мерно-дробного, словно ритм древних барабанов-кодо, ритма, под который танцевали Боги и древние герои, - мальчиков сотрясает этот ритм боя и любви, и они стараются выдержать этот ритм, но это трудно…
- Фу-ух-х! - снова выдыхает Ложка. - Ну-у, самурай, это ты… здорово… Тебя и учить-то нечему! Я… блин, Тиша, я же чуть не кончил щас.
- Ну, и правильно, что не кончил! Рано… А как? Правда, что ли, понравилось?
- Правда, что ли, понравилось! Ваще… Но…
- Что?
- Рано, говоришь? А когда… Гриша, Тиша, а… погоди, а ты точно… точно хочешь до конца?
- Дурак зеленоглазый, конечно хочу! Ещё как, и я тоже кончу, я этого тоже ТАК хочу, вот, чувствуешь? - и Тиша прижимается к Ложке ещё сильнее, хотя уже, вроде бы и некуда сильнее, но Тиша вжимается своим тринадцатилетним стоячком в бедро Илье, и чуть сам не задыхается от того, как это по теме, вжиматься своим крепким стоячком в крепкое бедро своего Ложки… - Во-от, чувствуешь? Здорово, да? Только ты не думай, что он ещё маленький у меня! Ну, не здоровый, ясно, ведь я расту, но… - и тут Тиша губами прижимается счастливо улыбающемуся Ложке к шее, под ухо, и, шевеля губами пепельные волны Ложкиных кудрей, шепчет ему в эти волны: - Если хочешь знать… Ты должен знать, ты ведь всё, Ложка, про меня знать должен! Я уже с лета… ну, это, и могу, и умею, я… ну, как сказать, с лета уже… ну, дрочу. Это плохо, да? Да знаю я, что все дрочат! Но я-то, я же… - Тиша приподнимается на локте, смотрит в глаза, по-настоящему зелёные глаза своего Ложки, и уже не шёпотом, но всё же потихоньку, не отрывая своего взгляда от невероятных, самых любимых глаз, говорит: - Вот. Ложка, у меня летом такое было, я с один пацаном… то есть, он со мной… короче, мы так делали, в лагере это было. Часто! Как только получалось у нас с Дэном, - его Денис звали, - так мы и… На сончасе даже! Вот что хочешь думай, а мне нравилось! Что хочешь, то и думай себе, Лож-жка…
