Сайра Шах - Мышеловка
— Ловите момент и наслаждайтесь этим временем. Оно проходит так быстро; скоро выйдет на следующий этап.
Я снова киваю, почувствовав спазм грусти, потому что для Фрейи это никакой не этап, а так будет всю жизнь.
Мэр находится в своем кабинете. Когда мы заходим к нему, он пожимает нам руки и говорит:
— Ле Ражон, вы купили Ле Ражон. Прекрасное поместье. Я не могу дать вам водопроводную воду. Вы должны будете выкопать колодец. Это лучше всего. А вода из деревни — это невозможно!
— Вообще-то мы пришли, чтобы просто поздороваться.
— Я очень рад с вами познакомиться. И советую вам сразу выкопать колодец, не откладывая это на потом.
Через десять минут мы снова стоим на продуваемой ветрами площади. И растерянно смотрим друг на друга.
— Хм, немного напоминает сюжет из «Жан де Флоретт»[27], — говорит Тобиас.
Мы задерживаемся возле мемориала жертвам войны с впечатляющим списком погибших в двух мировых войнах. Но затем на нас обрушивается особенно неистовый порыв ветра. Тобиас хватает меня за руку и тащит в кафе.
— Здравствуйте, Ивонн, — говорит он хозяйке.
У него есть своя фишка: он выясняет, как кого зовут, и обращается к людям по имени — в этом часть его обаяния. Он уже успел выяснить, что Ивонн двадцать два года и что это кафе помог ей открыть ее отец, мясник. При виде Тобиаса ее полное лицо расплывается в улыбке.
За прошедшую неделю у меня было время привыкнуть к необычному вкусу Ивонн в отделке интерьера: сводчатый, выложенный камнем потолок, лес монументальных колонн из песчаника, французские кружева на узких, похожих на бойницы окнах, оловянные кувшины и пластиковые салфеточки, разложенные на натертых воском дубовых столах, массивный бар из ореха, каждый дюйм поверхности которого уставлен громадной коллекцией смеющихся фарфоровых поросят. Во время нашего первого посещения кафе Ивонн пригласила нас похлопать рукой по сводчатому потолку и колоннам из песчаника: оказалось, что все это сделано из гипса.
Есть в Ивонн что-то обворожительное. Она исключительно красива, причем это затмевает и ее художественный вкус, и ее пышные формы. Ее глаза и кожа какие-то прозрачные, и я ощущаю эту прозрачность также и во всей ее личности: все ее чувства сразу же открыты для всего мира. С ее соломенно-желтыми волосами и губами, как у херувима, она похожа на мадонну времен Ренессанса — этакая богиня в синтетическом спортивном костюме пятидесятого размера.
— Ветрено сегодня, — говорит Тобиас.
— Это tramontane, — говорит Ивонн. — Ветер, который дует три, шесть или девять дней.
— Э-э-э… Что?
— Если он дует один день, значит, он будет дуть три дня. А если дует и на четвертый, значит, будет дуть шесть. И так далее.
Мы с Тобиасом переглядываемся.
— Что-то многовато ветра.
— О да, Лангедок — самый ветреный район во всей Франции. Tramontane — это только один из ветров. Еще у нас есть le mistral, он жаркий, и le vent marin, который дует с моря и приносит влажную погоду, а также еще много других. Живя в Ле Ражоне, вы очень скоро будете знать их все.
Я выразительно смотрю на Тобиаса. Ивонн приходит ему на выручку:
— У меня сегодня есть кое-что особенное. Не хотите ли попробовать? — Она достает из-под прилавка большую палку сухой колбасы и начинает нарезать ее толстыми кусками. — Я сама приготовила ее из мяса черной горной свиньи. Она питается желудями и каштанами в лесу.
Колбаса великолепная: не очень жирная, не очень соленая и пропитана ароматами горных трав.
— Я и не знала, что вы charcutière[28], — говорю я.
— О да, я даже призы выигрывала со своими колбасами. В этом году я принимала участие в Concours National du Jeune Espoir[29].
— Вы заслуживаете выиграть его, — говорю я. — Это лучшая saucisse[30], которую я когда-либо пробовала. Как думаете, могли бы вы быть поставщиком для моего ресторана?
«Если, конечно, — мысленно добавляю я, — мне когда-нибудь удастся его открыть».
— Я бы с удовольствием. И еще я хотела спросить у вас одну вещь. Я знаю, что у вас в Ле Ражоне есть специальная кухня для разделки дичи. Можно мне арендовать ее для работы, как вы думаете? Сейчас все это происходит в задних помещениях папиного мясного магазина. И это не очень удобно.
— Прекрасная идея, — говорит Тобиас. — Это было бы для нас очень полезной статьей дохода. Я рассчитываю принять участие в работе над большим кинофильмом, но заплатят они еще очень не скоро. Конечно, эту кухню для дичи нужно немного привести в порядок. Приезжайте посмотреть на нее, и тогда примете решение.
Но Ивонн уже не слушает его.
— Ох! Мне кажется, я вижу Жульена, который идет через площадь. Зайдет ли он к нам, интересно? — Она выныривает из-за прилавка и из дверей машет ему своей белой рукой: — Жульен! Зайди, познакомься с людьми!
Через площадь целеустремленно шагает мужчина. При звуке голоса Ивонн он без всякой заминки меняет направление и столь же решительно идет в нашу сторону. Это напоминает мне школьные годы, когда учитель показывал нам в микроскопе мечущиеся частички и объяснял, что впечатление, будто они движутся сознательно, — иллюзия; на самом деле движут ими силы, которые просто незаметны для нашего глаза.
— Ивонн, — говорит он, — кто они, эти твои новые друзья? — В его французском слышится сильный местный акцент.
Его нельзя назвать привлекательным — у него для этого слишком худое лицо. Все его черты тоже какие-то неправильные: нос слишком большой, скулы слишком высокие, глаза слишком большие, рот слишком широкий — все это делает его похожим на какого-то эльфа, обитателя другого мира. Пытаюсь угадать его возраст: на глаз ему где-то двадцать девять или тридцать.
— Жульен, познакомься, это новые propriétaires[31] Ле Ражона, — говорит Ивонн. — Они англичане.
Жульен оглядывает нас своими спокойными серыми глазами и по очереди жмет нам руку. Прикосновение его ладони крепкое и уверенное.
— Рад познакомиться, — говорит он по-английски. Мне нравится его взвешенный тон. Говорит он бегло, но аккуратно, как будто не привык пользоваться этим языком. — Вы отважные люди, если решились купить Ле Ражон.
— Жульен, может, выпьешь с нами? — спрашивает Ивонн.
Жульен смотрит на нее и улыбается.
— А что ты предлагаешь?
— У меня есть немного персикового сиропа. Его очень хорошо добавлять в мускат. Я могу сделать всем нам по коктейлю. Как в каком-нибудь нью-йоркском баре. — Она наливает густой сладкий сироп в четыре стакана. — Как бы я хотела увидеть Нью-Йорк! Когда-нибудь я получу médaille d’or[32] на Concours National du Meilleur Saucisson[33]. Затем я поеду в Соединенные Штаты и побываю в Лас-Вегасе, Нью-Йорке, Голливуде и Далласе, штат Техас. И выиграю все самые большие конкурсы по колбасам в Америке. Вся долина будет мною гордиться.
Ивонн и Жульен начинают быстро говорить на французском, обильно сдобренном местным диалектом, так что мне едва удается что-то разобрать.
— Да у тебя тут целая вечеринка, — подначивает он ее.
Ивонн приглаживает волосы.
— Здесь, в долине, так скучно зимой. Хорошо, когда появляются новые люди. Может быть, они что-то сдвинут тут с места.
— Тогда уезжай ты из этой долины. Перебирайся ко мне на холмы.
— Ты же знаешь, что я не могу. Ты… мне не подходишь!
— О, «не подходишь»! Только не нужно снова начинать все сначала!
— Эй, — говорит Тобиас по-английски. — А что это за проблема с водой в Ле Ражоне? Мы только что заходили поздороваться с мэром, но все, что он мог нам сказать, это что он не может дать нам воду в Ле Ражон.
Ивонн и Жульен переглядываются.
— Всем известно, что в Ле Ражоне нет воды, — говорит Ивонн.
— Это неправда, — говорит Жульен.
— Но так тут люди говорят. Поэтому-то никто и не покупал этот дом.
Я смотрю на Тобиаса.
— Так вот почему он такой дешевый, — говорю я.
Тобиас тоже смотрит на меня.
— Это было наше общее решение насчет покупки этого дома. Мне уже надоело, что ты все время обвиняешь в этом меня одного, — говорит он.
Жульен поднимает руку:
— Погодите, все не так уж плохо. У вас там есть цистерна для дождевой воды. Мэр просто не хочет утверждать прокладывание l’eau communale[34]. Это слишком далеко. Так что вы со своей водой зависите только от природы, а не от городского совета.
— Он сказал, что мы должны выкопать колодец.
— Я хочу предостеречь вас от этого, — говорит Жульен. — Ваш участок находится на schiste, а для рытья колодца нужен calcaire. — Он ловит наши вопросительные взгляды. — Это разные типы скалистой породы: schiste — это непроницаемый для воды сланец, а calcaire — это известняк.
— Что ж, это просто замечательно, — говорю я. — Спасибо тебе, Тобиас, что даже этого ты проверить не удосужился.
