Сайра Шах - Мышеловка
Обзор книги Сайра Шах - Мышеловка
Мышеловка
Сайра Шах
Предисловие
Эта книга может растрогать до слез, вызвать жалость, осуждение, гнев, сострадание. Но равнодушным она не оставит никого. Перед вами полная трагизма и самоотверженности история любви. Любви к ребенку, который никогда не сможет обнять близких и сказать: «Мама. Папа…» Все родители знают, как тяжело бывает, когда малыш болеет. Кажется, готов отдать все на свете, чтобы ему стало легче. А каково узнать, что болезнь ребенка неизлечима, что он останется беспомощным до конца жизни? Да и вообще его жизнь может оборваться в любой миг. Этот роман вовсе не об идеальных родителях. Узнав о том, что их дочь Фрея родилась с серьезными физическими и психическими дефектами, Анна и Тобиас приходят в отчаяние, сомневаются, совершают ошибки. Но искорка любви к этому крошечному созданию уже зажглась в их сердцах…
Еще совсем недавно Анна была уверена, что сможет легко достичь всего, чего захочет. Главное — все правильно спланировать. Она мечтала о том, как на свет появится ее идеальный ребенок, как он будет расти в уютном домике в Провансе, как она и ее обожаемый муж Тобиас будут любить и баловать малыша. Но все мечты и надежды разлетелись вдребезги, когда врач поставил их маленькой Фрее страшный диагноз. Сказка обернулась кошмаром. Тобиас, который любит всех вокруг, заявляет, что ребенка надо оставить на попечение государства. Он не хочет, чтобы больная дочурка сломала его жизнь. Анна страдает. Ведь на одной чаше весов здравый смысл, советы медиков, надежды на будущую счастливую жизнь и рождение здорового ребенка, а на другой — вечный страх за жизнь дочери, конец карьеры и, возможно, конец любви. Но пока разум молодой женщины ищет выход из тупика, ее сердце делает выбор. Анна не может бросить это крохотное существо, не может отказаться от любви к нему. По крайней мере пока…
Она убеждает Тобиаса сделать то, что они и собирались, — переехать во Францию и взять Фрею с собой. Так через несколько недель семья оказывается в полуразрушенном доме в Лангедоке, где кухня кишмя кишит мышами, до ближайшего городка почти час пути, а по соседству живут очень странные люди. Иногда Анне начинает казаться, что она сама попала в мышеловку. Но постепенно в этот неуютный дом находят дорогу люди, такие же несчастные и отчаявшиеся, как Анна. Это Лиззи, сирота, единственное желание которой — чтобы ее любили… Это мать Анны, которая за эксцентричными манерами старательно прячет тоску по умершему мужу, страх остаться одной и боль, которую ей причиняет несчастье дочери… Это Керим, юноша, похожий на древнегреческого бога, для которого нет невыполнимой работы. Но ни одна девушка не сможет быть с ним счастлива… Это сосед Людвиг, в спину которому летят обвинения в смерти матери… Это Жюльен, сердце которого разрывается между любовью к девушке и стремлением сохранить свою свободу… Центром внимания, заботы, нежности всех этих, таких разных, людей становится маленькая Фрея. Крошечная больная девочка смогла изменить их судьбы, научила ценить каждый день жизни, каждую улыбку, каждый солнечный луч…
Глубокая, пронизанная грустью и любовью книга создана Сайрой Шах не случайно. Три года назад успешная журналистка, ведущая, кинорежиссер, обладательница трех премий «Эмми» стала матерью. Однако оказалось, что ее новорожденная дочь страдает тяжелой формой церебрального паралича. Именно это событие подтолкнуло Сайру к написанию романа, в котором нашли отражение ее собственные переживания. Автору удалось сделать произведение на такую сложную и волнующую тему удивительно теплым, искренним, полным света и доброты. Прочтите книгу и убедитесь в этом сами.
Моей маме — за подаренную мне жизнь,
Скотту — за мое счастье
и Аилсе — за урок любви
посвящаю я эту книгу
Декабрь
Боль то накатывала, то отпускала, и я скользила по этим волнам то вверх, то вниз. Эти приступы не имели ничего общего с теми чуть ли не оргазмическими всплесками, о которых рассказывала нам инструктор на курсах будущих мам «Новая эра», но зато они не были и так ужасны, как рассказы моей мамы о расходящихся костях таза и женщинах, сходящих с ума от боли в родовой агонии.
Я втягиваю в себя кислород и ужасно хочу увидеть лицо Тобиаса, полное такого плутовского очарования, как будто он приглашает весь мир послушать какую-то его шутку. Когда моя мама впервые увидела его, она сказала, что он похож на дружелюбную лошадку. Его бесит такое сравнение, а мне оно дорого.
Но вот наконец и он: темные кудри взъерошены еще больше, чем обычно, опоздал на рождение своего первенца — как это на него похоже! Его изможденный вид, я уверена, объясняется всего лишь тем, что он допоздна шатался где-то в городе. По своей натуре Тобиас явно не воин.
Я еще успеваю удивиться, вспомнив, как увидела его в первый раз, идущего, пошатываясь, среди танцующих, и сразу поняла, что он будет мне хорошим супругом и отцом моих детей… Но тут раздается крик акушерки: ребенок перестал дышать. Внезапно комнату со всех сторон заливает яркий свет, ко мне бросаются люди в голубых операционных халатах и масках, а Тобиас, потный и небритый, плачет и все приговаривает:
— Да, да, сделайте что-нибудь, что угодно, только чтобы с ними все было в порядке!
После этого мне делают эпидуральную анестезию и срочно назначают кесарево сечение.
У меня перед лицом устанавливают ширму, и я ощущаю какую-то странную возню, как будто кто-то двигает мебель у меня во внутренностях. Я плаваю на грани, то приходя в сознание, то снова теряя его. Лекарства — и обычно используемые при родах, и те, более мощные, которые мне только что дали доктора, — действуют, должно быть, очень здóрово, потому что, несмотря на девять месяцев маниакального раздражения, сейчас я абсолютно спокойна и созерцательна, как адепт дзен-буддизма.
Они снова что-то тянут… Кто-то кричит:
— Это девочка!
Раздается громкий вопль: это моя дочь — она здесь, за ширмой. Они не показывают ее мне. Секунды тянутся часами. Я вне себя от желания поскорее увидеть ее.
Наконец, наконец-то они приносят ее мне!
У нее большие серые глаза — один немного больше другого. В сознании на секунду проносится мысль: она не красавица. Но затем в голове срабатывает какой-то переключатель, и это личико — слегка перекошенное, с неодинаковыми серыми глазками — становится для меня самым красивым и самым лучшим из всех возможных вариантов. Рядом возникает Тобиас, который без удержу плачет, не в силах сдержать слез счастья, гордости и любви.
Это потрясающий момент. Один из тех редких случаев, когда никто точно не хотел бы оказаться в другом месте и заниматься чем-то еще. Прошлое и будущее растаяли и исчезли: существует только «здесь и сейчас».
Меня вместе с ребенком, который приткнулся рядом, куда-то везут, я лежу на каталке и думаю: это только самое начало. Теперь она моя, моя навсегда, чтобы любить ее и беречь. У нас есть целая жизнь, чтобы узнать друг друга. Я чувствую, как меня накрывает волной любви — ничего подобного я никогда в жизни не испытывала; любовь эта охватывает мое дитя, Тобиаса, я буквально излучаю ее, и ее хватит, чтобы осветить весь мир.
Раньше мне доводилось видеть нескольких новорожденных младенцев, и все они дрожали, как будто в благоговейном трепете перед великолепием этого мира и необъятностью расстояния, которое пришлось преодолеть, чтобы попасть сюда. Но это не тот случай. Мой собственный космический путешественник идеально безмятежен.
Затем она начинает дергаться. Я краем глаза вижу ее стиснутый дрожащий кулачок. Тобиас кричит:
— У нее судороги!
Меня на мгновение охватывает инстинктивный животный страх: для этого ребенка уже все кончено, наша нормальная жизнь оборвалась.
И снова, когда ко мне бегут врачи в хирургических халатах, это выглядит, словно сцена из сериала «Скорая помощь».
***
Если вы хотите что-то сделать, свои действия нужно спланировать. Мне это хорошо известно: я — шеф-повар. Например, чтобы приготовить соус бешамель, вам нужно правильные ингредиенты в правильных пропорциях смешать в правильное время. Отмерить, выбрать момент, проследить. По обыкновению эти вещи у меня получаются хорошо. Тобиас этого не понимает: он музыкант, пишет музыку для телевизионных передач и коротких документальных фильмов. Он редко встает раньше полудня и оставляет бумаги, одежду и прочие следы своей жизнедеятельности разбросанными где попало. Он всегда и везде хронически опаздывает. Он постоянно повторяет, что любит оставаться открытым для судьбы и называет это креативностью. Но я тоже креативна, тоже занимаюсь творчеством. Однако с соусом нельзя быть небрежным — это просто не сработает.
