Ирвин Шоу - Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)
По дороге домой у Маннихона сложилось впечатление, что Крокетт и Тагека Ки, хотя и располагают точно такими же сведениями, как он, мгновенно делают нужные выводы, а от него эта способность ускользает, — вот почему они разъезжают на «ланчиях» и «ягуарах», а он — нет.
Телефон зазвонил в три часа утра. Миссис Маннихон недовольно застонала, — еще бы, муж, сонно моргая, тянется через нее к телефонной трубке… Ей вовсе не нравится когда он прикасается к ней без разрешения…
— Это Крокетт, — раздалось в трубке. — Нахожусь сейчас у Тагеки. Приезжай немедленно к нам! — И, громко, отрывисто пролаял адрес. — Все кладу трубку!
Маннихон выполз из постели и, пошатываясь, стал одеваться.
— Куда это ты собрался? — Голос миссис Маннихон прозвучал далеко не мелодично.
— На конференцию.
— В три часа утра? — Глаза на нее открывала глаза6 но губы двигались, бодро, четко выговаривая слова.
— Не посмотрел я на часы. — Он думал об одном: «Только бы недолго! Господи, только бы недолго!»
— Спокойной ночи, Ромео, — пожелала миссис Маннихон с закрытыми глазами.
— Да это же Самуэл Крокетт! — Муж зло теребил брюки.
— Шестерка, — определила миссис Маннихон. — Я всегда это знала.
— Да что ты, Лулу! — осадил он жену — как-никак, а теперь Крокетт — его партнер.
— Принеси немного ЛСД. — И заснула.
Ничего себе просьба, и от кого! Маннихон, осторожно закрыл за собой дверь, чтобы не разбудить детей — страшно боятся неожиданных посторонних звуков, так ему сказал их врач, психиатр.
Тагека Ки жил в своей квартире, в Даунтауне, на чердаке тринадцатиэтажного здания его «ягуар» и «ланчия» Крокетта вот они, стоят перед домом. Маннихон припарковал свой «Плимут» тут же, рядом, размышляя: может, все же приобрести «Феррари»?
Ну и удивился же он, когда в квартиру его пригласил дворецкий — негр в желтом в полоску, жилете и безукоризненной белой рубашке с большими золотыми запонками на манжетах. Вместо строгого современного декора, может с японским оттенком (именно это рассчитывал увидеть Маннихон: бамбуковые циновки, подголовники черного дерева, на стенах акварели с мостками под дождем) все выдержано в типичном стиле мыса Код: обитая ситцем мебель, скамьи как в сапожной мастерской, капитанские стулья, выскобленные щеткой простые столы из сосновых досок; лампы из нактоузов компаса. «Несчастный человек, — пожалел его Маннихон, — все пытается ассимилироваться».
Крокетт ждал в гостиной: пил пиво и стоя разглядывал на каминной доске загнанный в бутылку клиппер с полной оснасткой.
— Привет! — встретил его Крикетт. Как доехал?
— Ну… — Маннихон растирал красные глаза под толстыми линзами, — должен признаться, в данный момент я не совсем в обычной форме. Вообще-то я привык к восьмичасовому сну и…
— Придется сократить, придется привыкать, — перебил его Крокетт. — Я довольствуюсь всего двумя. — И отпил из бутылки пива. — Добрый старик Тагека будет готов через минуту — пока в лаборатории…
Отворилась дверь, и в комнату вошла вплыла весьма привлекательная девушка, в облегающих розово-лиловых шелковых брючках, — принесла гостям еще пива и блюдо с зефиром в шоколаде. Призывно улыбнувшись Маннихону, предложила ему угощаться. Он взял с подноса бутылку пива и две зефирины, только чтобы последовать ее любезному приглашению.
— Это он, — коротко пояснил Крокетт.
— Кто сомневался, — в том же тоне отозвалась девушка.
«Да, нелегко быть японским патологоанатомом», — подумал Маннихон. Глухо загудел зуммер.
— Капитан Ахаб готов вас принять, — проворковала девушка. Вы знаете куда, Сэмми.
— Иди за мной! — бросил Крокетт, направляясь к двери, а девушке бросил кусочек сахара с ЛСД.
— А у вас есть, Сэмми? — заботливо поинтересовалась она; Теперь она возлегла, высоко задрав длиннющие ноги, в розово-лиловых шелковых брючках, на кушетку и принялась грызть сахарный кубик изящными белыми зубками.
Маннихон и Крокетт из гостиной направились прямо в лабораторию Тагеки Ки, значительно большую и куда лучше оборудованную, чем любая в компании «Фогель-Полсон»: удобный стол для экспериментов (можно вращать и закреплять в любом положении), мощные светильники на шкивах и шарнирах, шкафы для инструментов, стерилизаторы, холодильники со стеклянной дверцей, гигантские рентген-аппараты, раковины, столы и тазы из нержавеющей стали, стробомикроскопы, — в общем, всего полно.
— Ничего себе! — восхитился Маннихон, стоя у двери и обводя взором всю эту невиданную роскошь.
— Все от «Форда», — заметил Тагека.
В хирургическом фартуке он снимал маску хирурга и белую шапочку; под фартуком — закатанные внизу голубые джинсы и ковбойские сапоги на высоких каблуках, с серебряной отделкой.
— Так вот, — начал Тагека, — я тут пытался раздразнить себя немного нашей проблемой. — Налил из стоящего в углу кувшина, емкостью не меньше галлона, в фужер калифорнийского шерри-бренди, жадно выпил. — Препарировал все восемнадцать мышей — ваших желтых. — И улыбнулся Маннихону, блеснув острыми зубами самурая. — Проанализировал срезы. Пока еще рано говорить что-то определенное, но могу поручиться — вам удалось открыть нечто совершенно новое.
— В самом деле? — пытливо поинтересовался Маннихон. — Что же это такое, по вашему мнению?
Тагека Ки и Крокетт обменялись многозначительными взглядами — прирожденные, ведущие футболисты первой лиги, с сожалением и пониманием взирающие на безнадежного середнячка, когда тот входит с поля в раздевалку.
— Я пока еще не совсем уверен, партнер — спокойно ответил Тагека Ки. — Убежден только в одном: что бы это ни было, это нечто новое. А мы ведь живем в такой век, когда любой новинки вполне достаточно. Вспомнил о хула-хуп, вольфрамит, стереоскопические линзы для трехформатных фильмов, — на этих изобретениях сделаны целые состояния, причем всего за какие-то считанные месяцы.
Маннихон вдруг тяжело задышал. Тагека сбросил фартук — под ним оказалась пестрая гавайская рубашка.
— Вот мои предварительные выводы, — оживился он. — Смесь какой-то нетоксичной субстанции — назовем ее для удобства «Флоксо» — с другой, известной нетоксичной субстанцией, под названием диоксотетрамеркфеноферроген-14, сразу демонстрирует нам химическое сродство с пигментным материалом восемнадцати желтых мышей и одного серебряного карася.
— Девятнадцати, — уточнил Маннихон, вспомнив первую желтую мышь, которую подверг реанимации.
— Восемнадцати, — упрямо повторил Тагека. — Я не доверяю словам других, это не мой стиль работы.
— Извините, — пробормотал пристыженный Маннихон.
— Проведенный анализ клеток, — продолжал Тагека, — и других органов заставляет сделать вывод, что каким-то пока еще неизвестным нам способом раствор соединяется в этих клетках с пигментным материалом, — химическую формулу такого соединения я пока еще не вывел и посему не стану отвлекать напрасно вашего внимания. В результате получается новое вещество, формулу которого тоже еще предстоит вывести и уточнить, и это новое вещество с огромной скоростью и, скажем, яростью воздействует на симпатическую нервную систему подопытных существ, что происходит почти незамедлительно к прекращению ее функционирования, с последующей остановкой дыхания, сердцебиения и параличом двигательной системы. — Он налил себе второй фужер шерри-бренди. — Скажите, партнер, отчего у вас такие красные глаза?
— Видите ли, я привык к восьмичасовому сну по ночам.
— Придется сократить, — перебил его Тагека, — мне лично достаточно и одного.
— Постараюсь, сэр, — робко пообещал Маннихон.
— Какое практическое применение может найти столь интересное воздействие нашего раствора на органические пигменты, мне неизвестно, это не моя епархия, — бесстрастно признал Тагека, — я ведь только патологоанатом. Но тем не менее уверен, что некого блестящего молодого человека может возникнуть полезное предложение. В чертогах науки все имеет свою пользу. В конце концов, супруги Кюри открыли свойства радия только потому, что оставили по забывчивости ключ в темной комнате рядом с кусочком обогащенного уранита и в результате была сделана фотография ключа. В конце концов, никто из нас не проявляет никакого интереса к фотографированию ключей, не так ли, партнер? — И неожиданно хихикнул.
«Какие все же смешные эти японцы, — подумал Маннихон. — Нет, они совсем на нас не похожи!».
Тагека снова стал серьезным.
— Дальнейшие кропотливые исследования, проводимые под тщательным контролем, по-видимому, внесут во все ясность. Необходимы опыты по крайней мере на пятистах желтых мышах для начала, с соответствующими пятьюстами контрольными проверками. Нужна тысяча серебряных карасей. Та же процедура. И, вполне естественно, все организмы с желтой окраской, такие, как нарцисс желтый, попугаи, тыква, кукуруза… Та же процедура. Представители высших позвоночных: собаки, какой-нибудь бабуин с желтой задницей, который, к сожалению, встречается довольно редко, только во влажных лесах Новой Гвинеи, пара лошадей — чалые тоже пойдут…
