Ирвин Шоу - Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)
— Итак, повторим все по порядку, — предложил Крокетт. — У нас в руках вещество с необычными свойствами. При нормальной температуре оно нарушает неустойчивый баланс обычно связанных между собой молекул жидкости. Смешно и говорить о расходах на его производство — просто мелочь. В крошечных количествах следы минералов почти неразличимы. Далее: это вещество высокотоксично для одних организмов и вполне безвредно для других. Право, не знаю, но… по-моему на этом можно кое-что заработать… У меня предчувствие… — И резко осекся, словно сомневаясь, делиться ли с коллегой своими мыслями. — Можно найти такое место, где возможно… Желтый, желтый, постоянно желтый цвет… Что, черт подери, представляет собой этот желтый цвет, который не дает нам покоя, как кролики в Австралии? Ответим на этот вопрос — выясним все!
— Ну, надеюсь, к концу года мистер Полсон повысит нам с тобой зарплату. По крайней мере премия к Рождеству обеспечена, — заметил Маннихон.
— «Премия»? — Крокетт впервые повысил голос. — «Повысит зарплату»? Послушай, парень, ты случаем не помешался?
— Нет. В моем контракте указано: все, что я открою, разработаю, принадлежит компании «Фогель — Полсон». За это… А у тебя контракт составлен иначе, не как у меня?
— Кто ты такой, парень? — пренебрежительно бросил Крокетт. — Пресвитерианец?
— Нет, баптист.
— Ну, теперь понимаешь, почему мы для этого разговора ушли из лаборатории?
— Наверно… — Маннихон оглянулся на стойку бара и на трех сидящих за ней дам в мини-юбках. — Атмосфера гораздо уютнее…
— «Уютнее»! — Крокетт фыркнув, произнес нецензурное слово. — У тебя парень, своя компания, да? Где зарабатываешь?
— «Своя компания»? — не понял озадаченный Маннихон. — На что она мне сдалась? Зарабатываю я семь тысяч восемьсот долларов в год, не считая налогов, платы врача, которые следят за моими детьми, страховки… А у тебя?
— Четыре или пять. Может, даже семь — кто их считал? Одна — в Лихтенштейне, две — на Багамских островах, еще одна — на имя разведенной тетки — нимфоманки, на законном основании проживает в Искии.
— В твоем-то возрасте! — с восхищением произнес Маннихон. — Двадцать пять лет и три месяца… Но для чего тебе столько?
— Э-э, бросаю время от времени кость и Полсону: низкотемпературная обработка полиэфиров, процесс кристаллизации для хранения нестойких аминокислот, — в общем, такие вот пустячки. Ну, а у Полсона от благодарности слюнки текут. — Он помолчал. — Но если речь заходит о чем-то действительно стоящем, то я, парень, ни за что не побегу в управление крутя хвостом, как гончая с куропаткой в зубах. Скажи мне приятель ради Христа, чем ты все это время занимался? У меня четыре патента на имя компании — обработка стекловолокна — в одной только Германии. Ну а что касается низкосортных бокситов…
— Можешь не вдаваться в подробности. — Маннихон не желал проявлять навязчивость, начиная понимать наконец, откуда взялись на стоянке лаборатории все эти «ланчии», «корветы» и «мерседесы».
— Мы организуем свою компанию в Гернси! — заявил Крокетт. — Ты, я и еще тот, кто нам понадобится. меня там неплохие связи, и на этом острове все скоты говорят по-английски. А для дочерних компаний можно использовать мою тетку в Искии.
— Ты считаешь, нам еще кто-нибудь понадобится? — встревожился Маннихон.
Всего за каких-то десять минут он овладел первым здоровым инстинктом капиталиста — никогда и ни с кем не делиться своими прибылями без особой на то надобности.
— Бою-усь, протянул размышляя о чем-то, Крокетт, — нам понадобится первоклассный патологоанатом: пусть расскажет нам, каким образом «раствор Маннихона» взаимодействует с ядерными материалами, с какими клетками у него сродство и как он проникает через стенку клетки. Еще — опытный биохимик. А также эксперт геолог, чтобы анализировать, как ведет себя наш продукт в свободной среде. Вот это по крупному, приятель. Не стоит тратить время на проходимцев? И потом, само собой, ангел.
— «Ангел»? — переспросил ничего не понимая Маннихон: до сих пор, судя по всему, религия не входила составной и неотъемлемой частью в их операцию.
— Денежные мешки, — теряя терпение пояснил Крокетт. — Вся наша затея стоит кучу денег. Мы, конечно, можем временно пользоваться нашей лабораторией, но в конечном итоге нам понадобится своя собственная.
— Само собой разумеется. — Маннихон, чувствовал, как расширился его словарный запас и раздвинулись рамки представления о будущем.
— Прежде всего, конечно, патологоанатом, — продолжал Крокетт. — Самый лучший для этого человек в стране работает в нашей конторе — старый добряк Тагека Ки.
Маннихон кивнул — Тагека Ки занимал определенное место в его внутреннем мире. В свое время отличник в Киотском университете, а потом в Беркли; гоняет на «ягуаре». Однажды заговорил с ним, в кинотеатре, — спросил: «Это место не занято?». Маннихон ответил «Нет». Этот обмен репликами надолго застрял в его памяти.
— О'кей! — перебил его мысли Крокетт. — Пошли, нужно застать Ки до того, как он уйдет домой! Не будем терять времени. — И бросил на столик десятидолларовую купюру.
Маннихон пошел за ним следом к двери с ощущением — как все же притягательно крупное состояние. Вид трех дам в мини на высоких табуретах, вызвал у него приятную дрожь. «В один прекрасный день, очень скоро, вот такая женщина будет ждать меня в баре…»
По дороге в лабораторию купили для дежурной серебряного карася — обещали вернуть ей рыбку. «Я так к ней привязана», — призналась эта добрая женщина.
— Интересно, очень интересно… — повторял Тагека Ки, быстро пробегая глазами записи Маннихона и бросив холодный, по-восточному равнодушный взгляд на восемнадцать мертвых мышей в холодильнике. Однако они ведь все еще сидят в лаборатории Маннихона… Крокет и Тагека Ки не сомневались, что их-то комнаты прослушиваются и каждый вечер занимается лично Полсон. А вот прослушивать отдел моющих средств и растворителей никому и в голову не придет и в этой лаборатории они могут разговаривать не таясь, конечно на пониженных тонах.
— Интере-есно… — тянул, листая странички, Тагека Ки.
Говорил он на отличном английском, правда с техасским акцентом. Ставил в Сан-Франциско пьесы — ногаку — классического японского театра и слыл большим знатоком табачной мозаики.
— Так-так… та-ак… распределение ролей такое, если только спектакль состоится. Все участники получают поровну, но я имею эксклюзивные права в Гватемале и Коста-Рике.
— Ки, побойся Бога! — упрекнул его Крокетт.
— У меня есть кое-какие связи в странах Карибского бассейна, и я не могу упускать это из виду. А вы либо соглашаетесь, либо отказываетесь, воля ваша.
— О'кей! — сдался Крокетт.
Тагека гораздо ближе к Нобелевской премии, чем он, Крокетт, и у него свои компании в Панаме, Нигерии и Цюрихе.
Тагека Ки небрежным жестом вытащил из холодильника поднос с мертвыми мышами и одного-единственного серебряного карася на отдельной алюминиевой лопатке.
— Прошу меня простить… — В голове у Маннихона возникла вдруг некая мысль. — Мне не хотелось бы вас перебивать, но… все они желтые — я имею в виду мышей. — Снова его прошиб пот — ощущение далеко не из приятных. — Я просто хочу сказать, что до настоящего времени… я по крайней мере… ну… раствор… — позже он научится без запинки произносить название своего детища не краснея, но пока еще не был к этому готов, — так вот, раствор оказался токсичным… ну… для таких организмов, доминанта которых — я имею в виду их пигмент, так сказать, — носит желтую окраску.
— Что вы хотите этим сказать, партнер? — осведомился Тагека Ки со своим по-зимнему дрожащим техасско-самурайским акцентом времени совершения Перри[5] всех своих подвигов одновременно.
— Ну… я хочу сказать следующее, — все еще заикался Маннихон, уже сожалея, что все это затеял. — Могут, по-моему, возникнуть некоторые осложнения. Действовать придется… ну… в бархатных перчатках. Полная антисептика, если позволите мне дать совет. Я последний из людей на земле, способный руководствоваться соображениями… расовых… характеристик, но буду чувствовать свою вину, если что-то произойдет, как уже не раз было…
— Да не переживайте вы из-за своего маленького желтого братца, партнер, — ровным тоном утешил его Тагека Ки. И вышел из лаборатории, с важным видом неся в руках поднос и алюминиевую лопатку, словно приз победителя за старинное искусство дзюдо.
— Негодяй, наглый жадюга! — с горечью в голосе произнес Крокетт, едва за ним закрылась дверь. — Тоже мне, эксклюзивные права на Гватемалу и Коста-Рику! Восходящее солнце! Поход в Манчжурию! Точно такой, как в прошлый раз, ничуть не изменился!
По дороге домой у Маннихона сложилось впечатление, что Крокетт и Тагека Ки, хотя и располагают точно такими же сведениями, как он, мгновенно делают нужные выводы, а от него эта способность ускользает, — вот почему они разъезжают на «ланчиях» и «ягуарах», а он — нет.
