Артур Хейли - На высотах твоих
— Извините, премьер-министр, — подал голос Дуглас Мартенинг, умному лицу которого толстые линзы очков в роговой оправе придавали сходство с совой. — По-моему, следует протоколировать ход заседания. Это поможет впоследствии избежать разногласий по поводу того, кто и что именно сказал.
Все сидевшие за овальным столом обернулись к стенографисту, который скрупулезно записывал дискуссию, касавшуюся его собственного присутствия. Мартенинг добавил:
— Протокол будет засекречен, а мистеру Маккуиллэну, как вы знаете, и в прошлом доверялось немало секретов.
— Это действительно так, — в ответе Джеймса Хаудена прозвучала искренняя сердечность. — Мистер Маккуиллэн наш старый и верный друг.
Слегка зардевшись, объект дискуссии поднял глаза, перехватив взгляд премьер-министра.
— Что ж, хорошо, — согласился Хауден. — Пусть ход заседания протоколируется, однако ввиду его особой важности я должен напомнить стенографисту о законе о государственной тайне. Я полагаю, вам известно его содержание, мистер Маккуиллэн?
— Да, сэр. — Стенографист добросовестно записал вопрос премьер-министра и свой собственный ответ.
Переводя взгляд на присутствовавших, Хауден собрался с мыслями. Готовясь вчера ночью к заседанию, он выстроил четкую последовательность шагов, которые следовало предпринять до встречи в Вашингтоне. Одна жизненно важная задача, которую было необходимо решить на самой ранней стадии, заключалась в том, чтобы убедить других членов кабинета в своей правоте. Именно поэтому в первую очередь он собрал здесь этих людей в узком кругу. Если он добьется одобрения среди них, он заручится надежной поддержкой, которая сможет оказать нужное воздействие и склонить к согласию остальных министров.
Джеймс Хауден надеялся, что сидевшие перед ним пятеро коллег смогут разделить его взгляды и разберутся в возникших проблемах и альтернативах. Если же из-за недостатков чьих-то умов, менее острых, чем его собственный, произойдет совершенно ненужная затяжка с решением, это может привести к катастрофе.
— Не может быть более никаких сомнений, — начал премьер-министр, — в ближайших намерениях России. Если когда-либо и существовали какие-то сомнения, события последних месяцев рассеяли их полностью. Достигнутый на прошлой неделе альянс между Кремлем и Японией; предшествовавшие ему коммунистические перевороты в Индии и Египте, где установлены сателлитные режимы; наши дальнейшие уступки по Берлину; ось Москва — Пекин с ее угрозой Тихому океану; рост числа ракетных баз, нацеленных на Северную Америку, — все это приводит к одному только выводу. Советская программа мирового господства приближается к кульминационной точке — и не через пятьдесят или двадцать лет, как мы, успокаивая самих себя, некогда полагали, а уже при жизни нашего поколения, в текущем десятилетии.
Естественно, Россия предпочла бы одержать победу, не прибегая к войне. Но в такой же степени очевидно, что она рискнет развязать войну, если Запад будет стоять на своем до конца, и Кремль не сможет достичь желаемых целей иными средствами.
За столом прокатился сдержанный шумок вынужденного согласия. Премьер-министр продолжал:
— Россия в своей стратегии никогда не боялась жертв. Исторически у них человеческая жизнь ценится куда дешевле, чем у нас, и они и теперь не побоятся никаких жертв. Многие люди, конечно, — в нашей стране и за ее пределами — будут сохранять надежду, точно так же, как они не теряли надежды, что Гитлер добровольно перестанет пожирать Европу. Я не хочу принижать значение надежды — это чувство необходимо уважать и лелеять. Но здесь, среди нас, мы не можем позволить себе такой роскоши, мы должны составить ясный и недвусмысленный план нашей обороны и выживания.
Произнося эту фразу, Джеймс Хауден вспомнил свои слова, сказанные Маргарет вчера вечером. Что именно он сказал? “Борьба за выживание должна вестись, потому что она сохраняет жизнь, а жизнь — это захватывающее приключение”. Он надеялся, что сказанное им окажется правдой — теперь и в будущем. Он продолжал:
— То, что я сейчас изложил, конечно, не новость. Не новость и то, что наша оборона до определенной степени интегрирована с обороной Соединенных Штатов. Новостью для вас будет то, что в последние сорок восемь часов мне было сделано лично президентом США предложение повысить степень этой интеграции до столь же высокого, сколь и драматичного уровня.
Сидевшие за столом встрепенулись с нескрываемым и острым интересом.
— Прежде чем изложить вам суть предложения, — сказал Хауден, тщательно подбирая слова, — мне бы хотелось коснуться еще одного аспекта. — Он повернулся к министру иностранных дел. — Артур, незадолго до того, как мы собрались здесь, я попросил вас дать оценку нынешней ситуации в мире. Я бы хотел, чтобы сейчас вы повторили ваш ответ.
— Хорошо, премьер-министр. — Артур Лексингтон отложил зажигалку, которую задумчиво вертел в руках. Его розовощекое лицо было необычайно серьезным. Оглядев своих соседей слева и справа, он заявил ровным негромким голосом:
— По моему мнению, в данный момент международная напряженность столь серьезна и опасна, какой она не бывала в любой другой период с 1939 года.
Спокойные, точно выверенные слова вызвали у присутствующих тревогу. Люсьен Перро спросил вполголоса:
— Неужели все действительно так плохо?
— Да, — ответил Лексингтон. — Я убежден в этом. Согласен, осознать это нелегко, поскольку мы так долго балансировали на лезвии ножа, что кризисы вошли у нас в привычку. Но в конце концов наступает момент, когда положение выходит за пределы кризиса. Думаю, сейчас мы весьма близки к этой черте.
Стюарт Коустон мрачно прокомментировал:
— Пятьдесят лет назад все было легче. По крайней мере каждая новая угроза войны следовала через какой-то пристойный промежуток времени.
— Все так, — в голосе Лексингтона звучала усталость. — Полагаю, вы правы.
— Тогда, значит, новая война… — Люсьен Перро оставил свой вопрос незаконченным.
— Я лично считаю, — ответил ему Лексингтон, — что, несмотря на нынешнюю ситуацию, войны не будет как минимум еще год. Возможно, больше. Однако из предосторожности я уже проинструктировал наших послов в любой момент быть готовыми жечь документы.
— Ну, это сгодилось бы для старомодных войн, — заметил Коустон. — Со всякими этими вашими дипломатическими выкрутасами.
Он достал кисет и стал набивать табаком трубку.
Лексингтон пожал плечами.
— Возможно, — согласился он с мимолетной усмешкой.
В течение этого точно рассчитанного отрезка времени Джеймс Хауден намеренно ослабил свое влияние на собравшихся, оставаясь молчаливым свидетелем дискуссии. Сейчас он вновь взял бразды правления в свои руки.
— Моя личная точка зрения, — твердо заявил премьер-министр, — совпадает с тем, что изложил Артур. Настолько, что я распорядился о немедленном частичном переезде правительственных служб в помещения, подготовленные на случай чрезвычайного положения. Секретный меморандум по этому поводу ваши ведомства получат в течение ближайших нескольких дней. — Расслышав нескрываемо изумленные восклицания, Хауден жестко добавил:
— Лучше слишком рано, чем слишком поздно. — Не ожидая комментариев присутствующих, он продолжал:
— То, что я сейчас скажу, для вас будет новостью, но прежде мы должны напомнить самим себе о том положении, в котором окажемся, когда начнется третья мировая война.
Сквозь пелену табачного дыма, который постепенно наполнял зал, премьер-министр внимательно оглядел присутствующих.
— В нынешнем состоянии Канада не способна ни вести войну — во всяком случае, самостоятельно, — ни оставаться нейтральной. Во-первых, мы не располагаем для этого необходимой мощью и, во-вторых, нам не позволяет этого наше географическое положение. И это не просто мое мнение, а реальный факт нашей жизни.
Сидевшие за столом не сводили глаз с его лица. “Пока, — отметил он про себя, — нет никаких признаков их несогласия. Оно может возникнуть позднее”.
— Наша оборона, — заявил Хауден, — носила и носит лишь символический характер. Ни для кого не секрет, что ассигнования Соединенных Штатов на оборону Канады хотя и не столь велики, как обычно бывают военные расходы, но все же превосходят весь наш бюджет в целом.
Впервые с начала заседания подал голос Адриан Несбитсон.
— Но это вовсе не благотворительность, — заявил старик угрюмо и надменно. — Американцы станут защищать Канаду только потому, что у них нет другого выхода: они тем самым будут защищать самих себя. Мы не обязаны быть благодарными им за это.
— Благодарность никогда не испытывают по обязанности, — резко возразил Джеймс Хауден. — Хотя должен признаться: иногда благодарю судьбу за то, что у наших границ находятся достойные друзья, а не враги.
— Что правда, то правда! — воскликнул Люсьен Перро; зажатая в зубах сигара дернулась вверх. Отложив ее в пепельницу, Перро хлопнул по плечу сидевшего рядом Адриана Несбитсона. — Не беспокойтесь, дружище, я буду благодарен за нас обоих.
