В субботу, когда была гроза - Глазер Мартине

Но Касси налила себе сока, и мама не стала настаивать. Она сделала несколько жадных глотков и вернулась к телевизору. С мини-отелем дела шли не очень. Ремонт здания занял больше времени, чем предполагалось, а деньги закончились. Еще крыша протекала, а старший сын начал обвинять родителей, что они притащили его в это богом забытое место.

Знакомые обвинения.

Касси покосилась в сторону мамы. Вдруг у нее на лице появится выражение осознания, сопереживания? Но нет, по взгляду Касси мама решила, что та просто понимающе переглядывается с ней.

– Что за болваны, – сказала она с видимым удовольствием.

Когда передача закончилась, началась другая – о дорожно-транспортных происшествиях.

– Переключи, – отрывисто сказала мама, Касси не сразу отреагировала, и мама вырвала пульт у нее из рук.

– Господи, опять ты нервничаешь.

– Ничего я не нервничаю, – резко ответила она. – Мы же не будем смотреть, как другие страдают? Мы так хорошо сидели.

Вдруг на Касси что-то нашло.

– Может… В смысле… Твои родители попали в аварию в Вирсе? В этом дело?

Бац! Бокал с вином разбился об пол и разлетелся на тысячу осколков.

Касси опешила. Это было слишком неожиданно.

– Когда ты уже перестанешь трепаться о моих родителях? – заорала мать. – И почему тебе все надо испортить? Тебе не хочется просто спокойно посидеть со мной? Ты собираешься всю оставшуюся жизнь ненавидеть меня из-за Хуго и Лейдена, в этом дело?

Она понеслась вверх по лестнице. Касси услышала, как хлопнула дверь, и пошла на кухню за бумажными полотенцами, метелкой и совком, все еще чувствуя дрожь в теле. «Значит, это правда, – думала она, ползая на четвереньках и выискивая осколки. – Ее родители разбились в аварии, и не где-нибудь, а здесь. Поэтому она писала в редакцию».

Поэтому теперь они живут здесь.

Жить в городе, где трагически погибли твои дедушка с бабушкой… Едва ли такому можно обрадоваться.

Касси рассматривала скудное содержимое холодильника. Ничего не вызывало аппетит, но надо было что-то съесть. Ей предстояла дорога в школу, которая занимала почти сорок минут даже в такой безветренный день, как сегодня, к тому же она чувствовала вялость и дрожь в теле.

Школа, школа, школа – кровь пульсировала в висках.

Лодыжка снова заболела. Может, позвонить Фейнстре, сказать, что она не может крутить педали?

Как будто после этого он от нее отстанет. Тогда он просто приедет за ней на машине.

Она стала взвешивать все за и против. За: не надо ехать по Борхерлан. Еще можно показать всем, что у нее есть покровитель, конечно, если кто-то увидит, как она выходит из его машины. Однако аргументы против перевешивали. Наверняка он будет доставать ее до тех пор, пока она все ему не расскажет. А потом все перескажет директору, а тот, разумеется, сразу же пойдет к этим уродам. И, скорее всего, позвонит матери. Хотя она может сказать, что давно все ей рассказала.

Касси посмотрела на часы. Полдесятого. Еще три часа. Что ей делать все это время?

Она закрыла холодильник и принялась изучать содержимое кухонных шкафчиков. Остатки отсыревших чипсов. Крекеры тоже отсырели. Банка клубничного джема с крапинками зеленой плесени. Наконец она отыскала нетронутый баллончик со взбитыми сливками, выдавила себе целую миску и перемешала с какао-порошком.

Сидя за столом и равнодушно помешивая ложкой получившуюся смесь, она скользила взглядом по столу, кухонной мебели, подоконнику, двери. Мама иногда оставляла записки в самых неожиданных местах. Где они висели на этот раз?

Из-за какао сливки стали какого-то странного фиолетового цвета, прямо как пятна на ногтях у Кобы. Касси вспомнила, с какими мыслями засыпала вчера вечером, и ей стало неловко. Она представляла, как лежит на большом коричневом диване, в ногах у нее спит пес. Вокруг тихо и спокойно. Она видела перед собой ту картину и слышала, как морские волны тихонько бьются о берег. Все казалось настолько реалистичным, как будто она лежала где-то на пляже. Коба гладила ее по голове.

«Идиотка, – вдруг рассердилась Касси, – здесь, вот где реальность. Здесь, в этой деревне, где папаша Де Баккер – король, а его обожаемый всеми вонючий отпрыск – принц».

Она встала и пошла в гостиную.

Посмотреть телевизор?

А зачем?

Солнце за окном слепило глаза. Мимо прошла соседка с Юпи. «Нельзя, чтобы она меня увидела», – испугалась Касси, сделав шаг вглубь комнаты. Но все же соседка ее заметила и помахала рукой. Вся красная, Касси помахала в ответ, а затем забилась в угол рядом с лестницей, где ее никто не мог разглядеть. Сердце в груди снова колотилось как бешеное. «Да что же это со мной? Я ведь раньше не была такой?»

На улице раздался автомобильный гудок, но Касси не обратила на это внимания. Она вышла из угла и поплелась наверх. Послышался еще один гудок, длинный и настойчивый.

«Иди где-нибудь в другом месте побибикай, придурок», – Касси разозлилась, но все же пошла в мамину комнату, чтобы выглянуть из окна и посмотреть, кто там шумит.

На другой стороне улицы через три дома стоял старенький «пежо». Из него неуклюже вылез темнокожий мужчина со светлой шевелюрой. Не понимая, куда идти, он разглядывал фасады домов.

И… это был Муса!

Перепрыгивая через ступеньки, Касси побежала вниз по лестнице, к входной двери и бросилась на улицу.

– Муса! Муса!

Мужчина заулыбался во весь рот и помахал ей. Слегка прихрамывая, он пошел навстречу, она же полетела к нему, как будто у нее за спиной выросли крылья. Касси бросилась его обнимать так бурно, что он выронил ключи и толстый коричневый конверт.

Муса засмеялся:

– Кажется, кто-то по мне скучает.

– Да, очень, – прошептала она, уткнувшись лицом ему в жилетку.

Муса обожал свой серый жилет. Вещь уже поистерлась и немного растянулась, но из дома Муса без нее не выходил. Жилет был такой же неотъемлемой частью его образа, как хромота, седые волосы или особый смех, как у игрушечного медвежонка. Когда наступала пора постирать жилет, то Муса относил его в прачечную. Он садился на скамейку напротив стиральной машины и следил за тем, как жилет крутится в барабане. После стирки он нежно клал свой чистый жилет внутрь одной из больших сушилок. По окончании сушки Муса надевал его – теплый и уютный. И только тогда чувствовал себя самим собой.

Они отпустили друг друга.

Муса вдруг серьезно посмотрел на Касси, смахнул своим коричневым пальцем слезу с ее щеки.

– Бедная Касик. Я знаю, Хуго сказал, – он протянул коричневый конверт. – Это от него, он много разузнал тебе. Сказал, чтобы ты внимательно читала.

Касси нехотя взяла конверт. Это было в стиле Хуго. Наобещать всякого, а в итоге просто отправить кого-нибудь вместо себя с толстой пачкой бумаг. Она привела Мусу домой и бросила конверт на стол, даже не заглянув внутрь.

– Ты проделал долгий путь. Ради меня. – В последних словах прозвучала вопросительная интонация. Касси надеялась, что Муса этого не заметил.

– Вот настолько ради тебя, – он засмеялся, разводя руки широко-широко, – и вот настолечко, – теперь он показал большой и указательный пальцы, между которыми была всего пара миллиметров, – ради Хуго.

На лице у Касси появилась довольная ухмылка.

– Заварить тебе чаю? Черного с сахаром, как ты любишь?

Чувствуя себя счастливой впервые за последнее время, она пошла на кухню. Муса, милый Муса. Совсем рядом. Специально ради нее. Если бы мама была дома, она бы увидела, что друзья-беженцы из числа питомцев Хуго не забыли Касси. «Они рядом до тех пор, пока ты им нужна, – говорила мама. – И этот твой дружок Нельсон Мандела такой же».

Она украдкой посмотрела на Мусу: тот сидел на диване и писал что-то у себя в блокноте. Касси улыбнулась от умиления. Он действительно чем-то напоминал Манделу. Поставив перед гостем чайник и сахарницу, она села напротив и стала наблюдать за тем, как он подслащивает чай. Восемь ложечек – ни больше, ни меньше. Как обычно.