Фасолевый лес - Кингсолвер Барбара

Иногда я просыпаюсь задолго до свистка поезда и лежу, ожидая его и понимая, что без этого сигнала мой день просто не начнется. В последнее время так бывает все чаще и чаще.

У нас случились неприятности. Целых шесть дней, проведенных за стойкой «Бургер-Дерби», я держалась хорошо, но в конце концов сцепилась с менеджером и просто ушла, швырнув красную бейсболку в прессователь мусора. Я могла бы метнуть туда и всю униформу, но мне не хотелось устраивать для него бесплатного представления.

Не сказать, чтобы там не случалось ничего хорошего. Нет, были и приятные моменты. Мы с Сэнди неплохо проводили время, когда вместе работали в утренние часы. Я рассказывала ей разные истории про кентуккийские лошадиные фермы, например, про то, что у самых нервных тамошних лошадей в стойлах стоят телевизоры – считается, что это понижает кровяное давление.

– Больше всего им нравится, – говорила я ей с самым невозмутимым видом, – пересматривать «Мистера Эда» [4].

– Ты шутишь? – недоумевала Сэнди. – Смеешься надо мной?

– А вот рекламные ролики про желатин Нокса они просто на дух не переносят!

Над Сэнди подшучивать было проще простого, но я отдавала ей должное: жизнь вывалила на нее гору навоза, не оставив обратного адреса. Отец ее ребенка всем сказал, что Сэнди – диагностированная шизофреничка и что она выбрала его имя наугад из школьного альбома, когда узнала, что беременна. Вскоре отца этого парня перевели из Тусона, и вся семья переехала в Окленд, штат Калифорния. Мать выгнала Сэнди из дома, и она жила у своей старшей сестры Эйми, которая брала с нее плату за квартиру. Эйми чокнулась на вопросах религии и считала, что совершит смертный грех, если позволит своей падшей сестре и ее незаконнорожденному ребенку жить в ее доме бесплатно.

Но сломить Сэнди было невозможно. Она знала, что десны детям нужно растирать кубиком льда, когда у них режутся зубы, знала, где достать почти даром поношенную детскую одежду. Мы по очереди проведывали Черепашку и Сиэтла, а в конце смены вместе отправлялись забирать их из детского центра.

– Я не знаю, – громко говорила она, откровенно переигрывая, пока мы стояли в очереди в детском центре, – что мне выбрать: кресло «Лэй-Зи-бой» из натуральной кожи или зеленое в клетку с защитой от пятен.

– Не торопись с выбором, – говорила я ей в тон. – Утро вечера мудренее, завтра вернешься и решишь.

Черепашка сидела там, где я ее оставляла утром, прижав к себе какого-нибудь жалкого потрепанного плюшевого пса, порванную книжку или курточку другого ребенка, пялясь в пустоту, как это получается только у кошек. Они как будто вообще живут в отдельной вселенной, которая занимает то же самое пространство, что и наша, но для них полна удивительных вещей, таких, как мышки, воробышки или особые телевизионные программы, которые нам не дано увидеть.

Детский центр не приносил Черепашке никакой пользы, и я это знала.

По истечении шести дней моей работы в «Бургер-Дерби» его менеджер Джерри Спеллер, который был уверен, что руководство бургерной забегаловкой ставит его почти вровень с Императором Вселенной, заявил, что я неправильно отношусь к работе, и я ответила, что он совершенно прав. Я сообщила ему, что действительно не питаю к работе в его славном учреждении должного почтения и, чтобы это доказать, швырнула в свою бейсболку в «Майти майзер» и включила его. Сэнди была так поражена, что целых два раза подряд пережарила картошку-фри.

Сцепились мы по поводу униформы. Шорты, которые были ее составной частью, оказались все-таки не из пластика – это был хлопок с полиэстером и какой-то блестящей ниткой, из-за которой их нужно было периодически отдавать в химчистку. То есть ты получаешь три двадцать пять в час плюс бесплатный сельдерей, и должен при этом сам оплачивать чистку своих шортов?

Единственное, о чем я жалела, так это о том, что почти перестала видеться с Сэнди. Естественно, мне пришлось искать другое место для завтрака. В округе было несколько кофеен, и, хотя ни в одной из них я не чувствовала себя уютно, кое-что интересное я там обнаружила – свежие газеты. Люди оставляли их на столах рядом со своими пустыми чашками, апельсиновой кожурой и крошками от круассанов.

Частенько в эти кофейни влетала пожилая леди по имени Джесси, которая собирала со столов корки от дынь и недоеденные фрукты. Потряхивая нечесаными седыми волосами и хлюпая резиновыми сапогами на несколько размеров больше, чем ее ноги, она грузила свою добычу в пикантно пахнущую тележку, которая когда-то принадлежала супермаркету «Сэйфуэй», и увозила ее вдаль, объясняя всем и каждому, кто встречался на ее пути:

– Это не для еды. Это для натюрмортов.

Мне же она рассказала, что пишет только мадонн – Мадонна из апельсиновой кожуры. Мадонна и младенец с земляникой. Вместе мы сформировали нечто вроде команды по зачистке: она забирала остатки фруктов, я – газеты.

Ежеутренний просмотр объявлений с предложением работы придал новый смысл моей жизни. Объявления о сдаче жилья, с другой стороны, вызывали лишь смех. Правда, были еще объявления, где люди искали себе соседей по квартире – возможность, о которой я не думала. Все, что внушало хоть какую-нибудь надежду, я обводила кружочком, но, как правило, люди оказывались слишком придирчивыми в выборе тех, с кем хотели бы делить жилье.

«Ищу зрелого, ответственного художника или аспиранта для совместного ведения хозяйства; ответственность пополам, тонкая душевная организация – обязательное условие…»

«Откликнись, некурящая вегетарианка, которая жаждет разделить гармоничное пространство с вдумчивой Девой и котом…»

Я начала подозревать, что для того, чтобы разделить гармоничное пространство с вдумчивой Девой, требуется еще более серьезная квалификация, чем лицензия лабораторной медсестры, выданная штатом Аризона.

Главная проблема, однако, состояла в том, смогу ли я найти нужный мне адрес на пестрой карте автобусных маршрутов Тусона. Но к концу недели я наконец решила посмотреть пару вариантов. Одно объявление, среди прочего, требовало, чтобы возможный сосед или соседка были открыты для «новых идей». В другом говорилось: «Молодая мама ищет компании. Отдельная комната. Плата невысокая, обещаю не беспокоить. Можно с детьми». Первое объявление явно подразумевало некое приключение, а из второго было ясно, что экзамен мне сдавать не придется.

Я надела чистые джинсы, заплела волосы, помыла Черепашку в раковине. К этому времени у нее уже появилась собственная одежда, но я по старой памяти натянула на нее свою футболку с надписью «Я супер!», привезенную с озера Кентукки. Просто на удачу.

Оба адреса были недалеко от центра города. По одному из них находился ветхий дом, у которого над крыльцом висело с дюжину ветряных колокольчиков. Один колокольчик был изготовлен из серебряных клапанов какого-то духового инструмента, не то флейты, не то кларнета, и это устройство, похоже, заинтересовало даже Черепашку. Не успела я даже постучать, как на пороге появилась женщина.

Она впустила меня внутрь и крикнула куда-то вглубь дома:

– Пришли по объявлению!

На левом ухе у нее болтались три серебряные сережки: месяц, звезда и ухмыляющееся солнце, и при каждом движении сережки звенели, словно она сама тоже была ветряной колокольчик. Женщина ходила босиком, а ее юбка напомнила мне шторы в моей комнате в «Республике». Мебели в комнате не было, но на полу кучками лежали подушки, а в центре – пестрый ковер. Я стояла, ожидая, что сделает женщина. Она же устроилась на подушках, расправив юбку поверх коленей. Я заметила на пальцах ее ног четыре тонких серебряных кольца.

Появилась еще одна женщина. Она вошла через дверь, ведущую на кухню, и я с облегчением увидела там стол и стулья. Из другой комнаты вышел высокий худой парень с безволосой грудью, почесывая копну оранжевых волос, похожую на мокрого кота. Из одежды на нем были только льняные пляжные штаны с поясом-веревкой. Трудно было сказать, сколько лет этим людям. Я ждала, что вот-вот в комнате появится какой-нибудь их родитель и велит бродяге надеть рубашку, но с тем же успехом они могли быть и старше меня.