Насмешливое вожделение - Янчар Драго

Голозадый мужчина грациозной походкой, покачиваясь, движется по улице. Его сопровождает группа противных коротышек. Конечности и интимные части их тел затянуты в черную кожу с металлическими деталями. Остановились и пялятся на дородного коммивояжера, который сильно увлекся. Посреди дороги стоит какая-то шлюха, смотрит на него и ухмыляется. В это время другую шлюху толстяк подталкивает к входной двери. Чемодан с товаром он поставил на землю и пытается открыть дверь, которая не поддается. Он решил затащить жрицу любви в подъезд. Прижимает ее к дверному проему, подальше от света. Расстегивает штаны и трясущимися руками шарит у нее под юбкой. Держит даму за коленки и прислоняет корпус к дереву двери. Толкает, сначала руками, потом упирается в нее задницей. Сотрясающаяся спина шлюхи бьется о дверь. Она стонет, скорее, от боли, чем от удовольствия. Мужчина, извиваясь, наклоняется, шлюха из-за его затылка подает знак рукой. Второй, ухмылявшейся, все ясно, она становится серьезной, хватает чемодан и бежит. Голозадый дылда с ремнем между ягодицами, дергает за цепь и коротышки в железе движутся за ним. Обступают толкающуюся пару у двери. Мужчина оглядывается через плечо, отдергивает задницу, опускает женщину, как мешок, на землю, застегивает штаны и оборачивается. Голозадый поворачивается к нему спиной и засовывает палец между ягодиц. — Ты уже здесь, — говорит он, — в этом самом месте. Коротышки бряцают цепями, хлопают ладошками и валятся на землю от хохота.

Теперь он где-то в южной части города, долго идет вдоль реки, вниз по течению. Все дома деревянные, чем дальше, тем меньше, с сараюшками и шаткими заборами. Пахнет жареным мясом, подгоревшей свининой, политой сладким соусом. Еще воняет горелым тряпьем. Чернокожий на ступеньках перед домом играет на губной гармонике. Это Иисус из «Ригби». Может быть, он здесь живет? На приветствие не отвечает, продолжает играть. На доме надпись Армия Спасения, стекла в окнах Армии Спасения дребезжат. Черный ребенок лезет вверх и пытается раздвинуть оконные решетки. Грегор сворачивает налево, так можно дойти до Бастиона.

В маленьком парке вдруг из темноты выступает чья-то тень. Он отшатывается. Тень приближается, это женщина. Женщина задирает юбку. Один доллар, — произносит она, — можно минет. Свет автомобильных фар падает ей на лицо. Это лицо беззубой старухи с неопределенным цветом кожи. Ее десны черны. Она открывает рот и высовывает черный язык. Когда он разворачивается и почти бегом пускается прочь, за спиной раздается крик:

Ты тоже когда-нибудь будешь смердеть! Ты тоже когда-нибудь сдохнешь!

Опять несколько пустых улиц, двор, полный разбитых машин. Дальше у кладбищенской стены каменные склепы. Волевое лицо какой-то женщины. Джозеф, — говорит он, — он нашел Джозефа. Пересекает широкую речную артерию, непрерывную полосу светящихся фар. Ирландский канал? Сент-Чарльз-авеню? Внезапно он начинает узнавать улицы, идет, словно карта города лежит под ногами. Внезапно у него под ногами оказывается карта Нового Орлеана из книги Даймонда. Седьмая линия, седьмая, по Барон-стрит он доходит до Канал-стрит.

The Rex Parade, какой-то отрезок времени он внимательно следит за главным парадом. Появляется Король Зулу, черный монарх. Град пластиковых золотых монет, на Канал-стрит необозримое море голов. Он смотрит на него сверху, а теперь летит сквозь него. Снизу раздаются звуки парада, тромбоны. Он летит, а внизу сверкают золотые, которые медленно сыплются на головы. Он летит по ночному небу, где-нибудь он повстречает Мальдорора. Вокруг с шелестом проносятся крылья падающих и возносящихся существ. Над толпой, подобно туче саранчи, поднимается шелест злых ангельских крыльев. Он летит в ночи над рекой. Внизу светятся пароходы. Органная музыка, свирели. Он летит над крышами Французского квартала, возле отеля «Сент-Чарльз» медленно спускается. На мгновение задерживается на крыше флигеля, еще мгновение оглядывает головы темной, сумрачной толпы. Сколько здесь голов? Полмиллиона. Миллион пульсирующих грудей, полмиллиона вертящихся животов и ягодиц. Сколько здесь бесов? Полмиллиона или только один? Он заглядывает в окно: на кровати гостиничного номера лежит голая женщина. Это Стелла. Ее глаза — темные впадины. Ее тело — пустая раковина. Возле фасада он опускается на улицу, обратно в людской муравейник, в лицо ударяет запах человеческого пота.

Студия художественной фотографии Гамбо, ракурс через какую-то дверь. На кровати лежат Гомес и женщина, повернувшаяся к нему спиной. Пьяный Гомес поднимает голову, нос у него разбит в кровь. Склоняется над женщиной, поигрывая ножом. Квартира Гомеса, ракурс через какую-то дверь. Женщина стоит перед мужчиной на коленях. Взгляд мужчины устремлен вверх. Рот разинут, глаза широко открыты. Он смотрит на потолок, на осыпающуюся штукатурку, на деревянные ребра балок. Голова женщины прижата к его гениталиям, руки сжимают бедра, голова равномерно мотается туда-сюда. Вцепившись ей в волосы руками, он стягивает с нее рыжий парик, поднимает вверх и подносит к глазам. Свои коротко стриженые волосы у женщины черные и сальные. Женщина, стоящая на коленях, бросает взгляд в сторону двери. Женщина на коленях — это мужчина в макияже, которым небрежно замазано плохо выбритое лицо. Тонкие брови. Отсутствующий взгляд. Ничего не видящие глаза.

На улицах собираются существа в высоких париках. Таких всегда много. На широкой лестнице под верандой бара «Наполеон» толпится большая группа трансвеститов. Все в черном женском белье. Семенят на высоких каблуках, юбки с высокими разрезами. Губы в помаде сердечком. Беловолосый и покрытый белым пухом альбинос, без парика, самый высокий из всех, стоит на лестнице и напевает. Лирический баритон. С другой стороны улицы ему отвечает бас-буффо.

Из книги Блауманна:

Загадка философского камня. Меня зовут Элия Лаэлия Криспис. Я не мужчина и не женщина, не девушка и не юноша, не старуха и не старик, не развратница и не девственник. Я не страдаю ни от голода, ни от жажды, ни от сладости, ни от ядов, живу не на небесах и не на земле, но везде. Я не ведаю ни печали, ни веселья, ни слез, ни смеха. Не знаю, что такое холод и что жара, я не дерево и не камень. Угадай, кто я?

Ты только посмотри на себя, кричит бас-буффо. Бас стоит на противоположной стороне улицы. С ним кучка реднеков [11], все с пивом в руках. Они освистывают лирического баритона и его компанию, гогочут. Бас-буффо надрывается от смеха. Его зад обтягивают джинсы, пуговицы на кричащей рубашке расстегнуты, открывая мохнатую шерсть на животе. Беловолосый и покрытый белым пухом альбинос грациозно поворачивается в его сторону и отвечает: — На себя посмотри. — Ну, ты, позор Америки, реагирует буффо. В той же степени, что и ты, — затыкает его дылда-альбинос на высоких каблуках. Коренастый и упертый подходит ближе. Толпа смеется, толпа его ободряет, толпа чует кровь. Ты вообще что такое, — говорит буффо, протягивая руку к промежности альбиноса, — покажи, что у тебя есть. Альбинос приседает и взвизгивает, команда буффо ревет от смеха. Через мгновение альбинос выпрямляется во весь рост и смотрит на буффо сверху вниз. Элегантно взмахивает рукой над его головой. — Никогда, никогда я бы не хотел быть… вот этим. — Наступает полная тишина. Оно унижено и опасно. Он не может быть оно, но именно оно стоит сейчас перед буффо. — Ты педик, — говорит буффо, — вот ты кто. — Я не педик, — отвечает оно, угадай, кто я. — Покажи яйца, — говорит бас. Он оскорблен, никто не смеется, пока он говорит с этим, среднего рода. С этой гнусью, от которой человеку становится дурно. — Ты, проклятый ублюдок, — восклицает бас и бьет альбиноса кулаком в лицо. Стая париков, вереща, разбегается во все стороны. Высокий альбинос тоже пытается убежать, но буффо проворно ставит ему подножку. Пинает ботинком, который с тупым звуком врезается в тело. Толпа раздвигается, по улице движется процессия. С балконов сыплются пластмассовые золотые монеты и цветы. Беловолосое существо ползает по краю тротуара. Подвязки порваны, на лице кровавая каша. Толпа устремляется за парадом.