Горький вкус любви - Аддония Сулейман

Вот так в один миг окрасилось надоевшее мне черно-белое кино Аль-Нузлы. Эти туфли казались мне парой розовых фламинго, которые прилетели ко мне с далекого тропического острова.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

РОЗОВЫЕ ТУФЕЛЬКИ

1

Я едва смог дотерпеть до следующего дня, чтобы отправиться в район Ба’да Аль-Нузла и ждать там свою незнакомку. Прошла ровно неделя с тех пор, как я получил от нее первую записку.

Еще вечером я залез под кровать и достал коробку, где лежали мои выходные брюки и рубашка. Я не надевал их уже очень давно. Куплен же этот наряд был около года назад для вечеринки у Хилаля. Он отмечал свое возвращение из Судана, где перед этим сыграл свадьбу. От одежды исходил несвежий запах. Я постирал и брюки, и рубашку под краном и повесил их на окно сушиться.

И я никак не мог наглядеться на записку. Мне казалось, что каждое слово, каждая буква бежали ко мне, как волна, прогоняя сон из моих глаз.

Поднявшись с призывами на утренний намаз, я вспомнил, что девушка в розовых туфельках не могла назвать время нашей встречи. То есть ее появление в условленном месте можно ожидать в любое время суток. Я взял флакон духов и сбрызнул ароматной жидкостью рубашку, от воротника до подола, буквально пропитав ее духами. И на всякий случай сделал пару глотков — вдруг мы успеем обменяться парой слов, пока она роняет передо мной записку, и тогда мои слова будут благоухать так, будто только прибыли из Парижа.

Когда молитвы стихли, я был готов покинуть квартиру, облаченный в свежевыстиранные брюки и отглаженную душистую рубашку.

По улице я шел, — подняв голову к самому высокому зданию на улице — ее дому. Проходя мимо него, я обвел взглядом все девять этажей, гадая, за каким окном находится ее комната и что она сейчас делает: стоит перед зеркалом, причесывается и подбирает блузку в цвет юбки или сережки в тон помаде? Я рисовал в своем воображении несбыточную картину: как она спускается по лестнице и выходит на улицу — без покрывала, и все прохожие оборачиваются на нее.

Через пятнадцать минут я миновал большую мечеть и дом Абу Фейсала и, наконец, свернул в маленькую боковую улочку. На углу рядом со своим такси стоял филиппинец.

Я невольно ускорил шаги, ведь я вышел за пределы своего района. Асфальтовое покрытие осталось позади, под ногами у меня лежала пыль и мелкие камни. Улица была застроена одноэтажными домиками, лишь немногие из которых отделялись от проезжей части невысоким забором. Затем мне следовало свернуть в еще более узкий переулок, усыпанный красной пылью.

Дорога под ногами почти исчезла, превратившись в утоптанный грунт. Значит, тупик уже недалеко. Я остановился и огляделся. Над кучей мусора кружились жирные мухи. От помойки исходил такой запах, что его не могли замаскировать даже курящиеся в соседних домах благовония. Вот оно, место нашей встречи, подумал я. Это район Ба’да Аль-Нузла, и я стою на улочке перед тупиком.

Я весь превратился в ожидание. С высоко поднятой головой, сжав челюсти, расправив плечи, я ждал.

Рядом текла неторопливая жизнь. В одном из домов готовился завтрак, запах утреннего кофе и омлета был восхитителен. Я сделал глубокий вдох, прислонился к фонарному столбу, сунул руки в карманы и продолжал ждать.

Над Джиддой вставало солнце. Его лучи ярко-желтыми пятнами окрасили поблекшие стены. Вскоре по моему лицу потек пот. Я расстегнул рубашку до пояса. «Только на время», — пообещал я себе. Достав из кармана записку, я стал обмахиваться ею, как веером.

Долгие годы я честно выполнял правило, которому меня учили в Саудовской Аравии: мужчины должны отводить глаза от любой части тела проходящих мимо женщин и не позволять второму взгляду следовать за первым.

Но теперь, когда незнакомка показала мне свою обувь, я начал ходить с опущенной головой в поисках розовых туфелек. И даже за первые полдня понемногу научился определять, какое сложение имеет та или иная женщина в зависимости от походки. Та, что ходит, расставив ноги шире плеч, или беременна, или широка в бедрах. Обладательница скованной походки, скорее всего, имеет массивные икры или бедра, ну, или и то, и другое. Близко поставленные стопы свидетельствуют о коротких ногах. Быстрые шаги зачастую свойственны длинноногим женщинам. Наблюдать за женщиной со стройными ногами было особенно увлекательно, потому что энергичность заставляла ее стопы двигаться, как пропеллер. Такие женщины летали по улице Аль-Нузла, как гоночные машины по трассе.

— Вот они, эти ножки! — прошептал я восторженно, когда увидел, как из-за угла показались Розовые Туфельки.

Однако с ними моя новая теория женских походок не выдержала проверки. Сначала я определил ее походку как тяжелую. «Значит, у нее крупные икры», — сказал я себе. Не успел я понять, как отнестись к этому факту, как характер движения туфелек изменился. Теперь они стояли широко друг от друга. «Неужели она беременна? Не может этого быть». А потом расстояние между стопами уменьшилось, хотя я был уверен: у моей незнакомки отнюдь не короткие ноги. Только потом я заметил, что она лавирует между ямами на дороге и то перешагивает через них, то огибает по узким тропкам. Наконец ее ноги замелькали, как у бегуньи. Но это не потому, что у нее худые ноги, а потому, что она заметила меня!

Она быстро пробежала мимо, и я наклонился за запиской, которую она бросила к моим ногам. Я надеялся, что она остановится на секунду, хотя бы для того чтобы поздороваться со мной. Но я понимал, что она отчаянно волнуется. Риск для нее был огромен.

— В конце концов, — убеждал я себя, — чтобы поступить так, как поступила она, требуется решительность и смелость. И я должен радоваться тому, что дано, а не жадно требовать большего.

Хабиби, с моей стороны было бы вежливее начать записку с вопросов о твоем дне, о твоем здоровье, о том, добра ли к тебе судьба. Но поскольку при настоящих обстоятельствах я не смогу получить от тебя ответов, то не буду понапрасну тратить время и бумагу на формальности. Вместо этого я буду делиться с тобой тем, что происходит в моей жизни.

Если бы я могла, я дала бы тебе номер телефона. Но отцу кто-то рассказал, что некоторые девушки звонят юношам, когда глава семейства отсутствует. Поэтому он отключил наш телефон. Хочу, чтобы ты читал эти слова так, как будто слышишь их в телефонной трубке или как будто я сама тебе их говорю.

Дорогой, я вернусь с новой запиской через два дня. Сегодня вечером я отправляюсь в Мекку с родителями, чтобы совершить умру^[21] и посетить дом одного из друзей моего отца.

Сердечный салам тебе.

Спустя два дня она появилась в Ба’да Аль-Нузле перед полдневным намазом. Я видел, как она вышла из-за угла. Состояние улицы выводило меня из себя. Чтобы понять, что за ноги скрываются под длинной черной абайей, мне пришлось бы взять лопату и разровнять землю.

В своем послании, написанном изумительным почерком (наверняка она изучала каллиграфию в Багдаде!), она поведала мне, что первой меня заметила ее лучшая подруга.

«Однажды мы возвращались из колледжа и увидели, как ты сидишь под деревом. Подруга показала мне на тебя, а с тех пор я не могу наглядеться.

Хабиби, я видела тебя в стольких обличьях: как ты ходишь, танцуешь на улице с друзьями, играешь в футбол, поливаешь свое дерево.

Кстати, завтра пятница, и я желаю тебе хорошего выходного дня. Надеюсь, слепой имам не испортит тебе настроения своей проповедью».

В тот же день, поливая пальму, я напевал вполголоса песню, а в моей голове, как безумные дервиши, танцевали слова девушки.

На следующий день я проснулся на рассвете и всё утро провел в постели. Я обнаружил, что когда мужчина думает о женщине, время летит с невероятной быстротой.